Тысячелетняя война. (Часть XXXV).
Русь и Великая Степь. Московская Русь в преддверии погрома 1571 года.

Почти два века занял процесс превращения самостоятельных русских княжеств в единое государство. По историческим меркам рост русского государства был сродни взрыву, так быстро и бурно увеличивалась его территория, народонаселение и государственная мощь. Впрочем, так же быстро росли и западные мировые империи, Испанская, Португальская и, прежде всего, Британская. Но чем ближе была конечная цель, тем больше ускорялся ход событий и усиливался процесс противодействия.

Московские князья, поначалу верные слуги золотоордынского хана, по мере роста своего могущества и упадка Золотой Орды заняли лидирующее положение в освободительной борьбе с иноземным игом. Став центром антиордынского движения и политического объединения северо-восточных земель, а так же добившись решительного перевеса над своими соперниками, московские князья одержали верх в борьбе с золотоордынским игом.

Поэтому личность князя, приобретал огромное значение. Он был искусным, дальновидным политиком, умеющим ждать и при необходимости даже отступать. Московские князь существенно изменили политическую карту Северо-Восточной Руси, присоединив огромные территории. Для средневековых темпов развития это был подлинный взрыв в политических отношениях, превращавший их в глазах подданных в государя всея Руси.

Но Московская Русь было вовсе было не централизованным государством, так как подобную систему управления и организации власти еще предстояло создать, а для этого еще должны были вызреть предпосылки. Политическое объединение, выстроенное на недостаточно прочной основе, в известной мере компенсировалось усиливающейся княжеской властью, призванной сконцентрировать скудные ресурсы страны для окончательного утверждения независимости, решения основных внешнеполитических задач.

Создание единого государства оказало влияние на развитие экономики и социального строя Руси. Прекращение феодальных междоусобиц способствовало развитию производительных сил. Продолжалось освоение русским крестьянством новых территорий. Не меньшее значение имела внутренняя колонизация, резервы которой были далеко еще не исчерпаны. Огромные лесные пространства были хорошим резервом для новых пашенных угодий. Экстенсивная подсечно-огневая система земледелия сохраняла ведущую роль во многих районах страны. Важные изменения произошли в структуре феодальной собственности на землю. Изменился характер землевладения князей.

Однако относительная слабость великокняжеской власти, неспособность в полную силу противостоять земельной боярской аристократии являлись причиной череды внутриполитических кризисов, связанных с перевесом боярских группировок. В основном борьба проходила между группировками московских бояр и политических деятелей входивших в «Избранную Раду», с центральной властью в лице Ивана Грозного. В орбиту политических интриг были вовлечены митрополиты, что говорило о еще одной стороне слабой централизации власти в России.

К большому сожалению политическое объединение Великороссии глубоко изменило положение и взаимные отношения среди боярства, а перемена в составе и настроении этого класса изменила его отношение к государю и изменила не в том направлении в каком изменилось отношение к нему остального общества. В новом своем составе московское боярство стало проникаться и новым политическим настроением. Первостепенная знать, ставшая во главе этого боярства, шла от бывших великих и удельных князей. Власть московского государя становилась не на место удельных властей, а над ними, и новый государственный порядок ложился поверх действовавшего прежде, не разрушая его, а только образуя новый, высший ряд учреждений и отношений. Для них русский царь всегда был первым среди равных.

Обострение как внешнеполитической, так и внутриполитической ситуации на территории Московского Царства в начале второй половине XVI века происходило на фоне колоссальных катаклизмов обрушившихся на русское государство. Они осложнялись практически не разрешимыми противоречиями сложившимися вокруг Московской Руси. Таким образом, практически все договорные отношения Русское государство вынуждено было устанавливать со своими враждебными соседями.

На процесс складывания системы межгосударственных отношений Русского государства с сопредельными странами во второй половине XVI века влияли ряд факторов. Самым значимым из них была перманентная конфронтация Московской Руси с основными геополитическими противниками, Польско-Литовским государством, Швецией и Крымской Ордой. Поэтому, взаимоотношение Русского государства с алчными западными соседями выстраивались в тесной связи с взаимоотношением с Крымом. С началом ливонской войны крымские нападения возобновляются с новой силой и становятся почти ежегодными

Государство оказалось втянуто в кровопролитную и разорительную войну на два фронта, в Прибалтике с военным союзом Западноевропейских государств и Северном Причерноморье, с Крымско-турецкой коалицией. Всё это усугублялось начавшейся в государстве междоусобной борьбы, что в конечном итоге подорвало экономическое и военное могущество государства, приведшего в последствие к национальной катастрофе.

Для Москвы теперь главной целью стало заключение с крымскими татарами договоров для предотвращение набегов степняков на территорию Русского государства. Однако, после разрыва крымской стороной договора 1539 года, следующая попытка была предпринята русской стороной лишь только в 1563 году.

Особенно опасным было противостояние на южных окраинах московского государства, граничащих с «Диким Полем». Борьба с экспансией Крыма было одной из важнейших внешнеполитических задач России во второй половине XVI века. Непрерывные набеги крымских татар сдерживали рост численности населения, тормозили хозяйственное развитие и вынуждали всё время иметь под рукой постоянное многотысячное войско, содержание которого ложилось тяжёлым бременем на бюджет и выливалось в огромные налоги с населения.

Ситуация для Москвы осложнялась ещё тем, что Крымское ханство находилось в вассальной зависимости от Османской империи, которая вела наступательную политику в отношении Центральной и Восточной Европы. В этих условиях попытки России вступать в открытую борьбу с Крымом рассматривались Турцией как угроза ее интересам в Северном Причерноморье, со всеми вытекающими от сюда последствиями.

Ещё начале XVI столетия закончился период мирных отношений Московской Руси и Крымского ханства, который был обусловлен наличием, угрожавшего их независимости, общего врага, Большой Орды. Ликвидация Большой Орды привела к существенному изменению геополитической ситуации в Восточной Европе. Не нуждаясь более в союзнике, каковым являлась для Крыма Русь, Крымская орда переходит к враждебной политике по отношению к Москве и на протяжении XVI столетия становится для Русского государства самым опасным врагом.

Прикрытый широкими пустынными степями, отрезанный от материка неприступным Перекопом с широким и глубоким шестиметровым рвом, прорезавшим узкий перешеек с высоким укрепленным валом, Крым образовал неприступную с суши разбойничье гнездо. Ежегодно татары налетали внезапно на Русь, как отдельными стаями в несколько сотен или тысяч человек, или приходили из степи конные орды в несколько десятков тысяч сабель, кружась около границ, и бросаясь туда, где чуяли добычу.

Крымское ханство, являясь одним из наследников Золотой Орды, продолжило в практически неизменном виде и ту политику, которую проводила Орда по отношению к своим соседям, что и предопределило характер дальнейших отношений Руси и Крыма. К началу второй половины XVI века крымские татары вошедшие во вкус уже не ограничивались грабительскими набегами, а начали выдвигать территориальные претензии и вмешиваться в отношения Руси с их не очень сговорчивыми соседями. Но наглые требования хана были отвергнуты в Москве и нападения крымцев на русские «окраины» продолжились в ещё большем интенсивностью и объёмом.

Для Московской Руси, начавшиеся в середине XVI века интенсивные и широкомасштабные набеги на её рубежи со стороны крымчаков, означало только одно. Это было продолжением прежних ордынских набегов, но уже в новом геополитическом качестве и масштабах. Это было связано в первую очередь с отказом Москвы от наступательных действий против Крымского ханства, а также отвлечение значительных сил для участия в Ливонской войне, что серьёзно осложняло ситуацию на «южном фронте».

Началом открытой и бескомпромиссной конфронтацией между Москвой и Бахчисараем являлись триумфальные события начала второй половины XVI века, ставшими главным поворотным пунктом в русско-татарских отношениях. Они заложили основание Русской евразийской империи. На новой фазе политического объединения Евразии московские цари выступили в роли наследников Чингиз-хана. Только монголы в свое время начали свое нашествие на Русь с востока и двигались на запад, русская же экспансия шла в противоположном направлении, с запада на восток. C геополитической точки зрения русское царство базировалось на восстановлении политического единства территории Монгольской империи. Только на этот раз центром объединения была Москва, а не Каракорум. Именно Российская империя может быть названа наследием Чингиз-хана.

Когда в далёком 1547 году великий князь московский провозгласил себя царем, никаких прав на этот высочайший титул он не имел. Поскольку предки Ивана были не царями, а лишь великими князьями. С точки зрения крымских ханов Великое княжество Московское являлось одним из улусов Орды, и титул великого князя примерно соответствовал чину улусного бея, такого, к примеру, как предводитель Мангытов при ордынском хане. Но ни один из мангытских беев, как бы ни был он могущественен, никогда даже в страшном болезненном бреду не осмеливался объявлять себя ханом, а ведь именно это сделал теперь амбициозный московский правитель. Неудивительно, что крымский двор был в бешенстве и не признал за ним этого статуса, как не признал и целый ряд стран в Европе.

Но для споров с Западом и Востоком у Москвы всегда были готовы, крепкие как броня и трудно оспариваемые аргументы, к тому же не терпящие никаких возражений. Русский царь Ивана Грозный считал себя «Белым падишахом» и требовал полного подчинения со стороны всех татар. Тем более, что лизоблюды из степной знати сумели сами ему это внушить. Да и он сам был рад внушаться. А теперь ему оставалось лишь только победить нынешнего крымского хана, Девлет-Гирея, чтобы стать полновластным правителем татарских юртов входивших в состав Золотой Орды.

Иван Грозный хорошо понимал серьёзную опасность угрожавшую Московскому государству со стороны татар в течение всей Ливонской войны. Московский царь, чье слово и дело редко расходились одно с другим, безотлагательно перешел в наступление на Крымский Юрт. Но триумфальный захват Москвой Казани и Астрахани в 50 годы XVI века и последовавшие набеги русских на Крым, вызвали резкую активизацию антироссийских действий самого воинственного крымского хана Девлет-Гирея и всех крымских татар при поддержки османского султана.

Ярость хана была вполне понятна, так как сам он давно претендовал на поволжские татарские ханства, считая себя единственным преемником Золотой Орды. Тем более, что русский царь со времени присоединением Казанского и Астраханского ханств, уравнял свой царский титул с крымско-татарскими ханами из высокого рода чингизидов, дополнив его такими формулировками: «царь Казанский, царь Астраханский». Но это только раздражало крымского хана, готовя себе со стороны врага лютое мщение на будущее время.

Вряд ли те татарские приверженцы Москвы, что годами боролись за усиление русского влияния в Казани и Астрахани, ожидали подобного итога своей деятельности. В пожарах пылали их собственные жилища, лавки и амбары, а земля была густо укрыта мертвыми телами их родственников и соотечественников. Русским стрельцам, пришедшим взять эти ненавистные для их народа города, не было дела до того, кого они рубили направо и налево, не спрашивая о политических предпочтениях.

После падения Казани и Астрахани в Крым потянулись тысячи обозлённых на русских татарских беженцев. А те князья и мирзы, что оставались в землях Казанского и Астраханского юрта, подняв освободительное восстание, и разослали по всем краям Великого Улуса призывы о помощи. В первую очередь ожидая, что крымский хан поможет им избавиться от ненавистных захватчиков.

Но Девлет-Гирей не раз битый русскими на степных окраинах, теперь не спешил в бой. Памятуя об унизительном провале прошлых походов, он вернулся к тому плану, что уже пытался осуществить вначале своего правления. Прежде всего крымский хан стремится собрать коалицию соседних правителей, объединённых общей идеей. А эта идея была проста и незатейлива, так как она базировалась на дикой ненависть к Москве и её народу.

Но военного союза с ногайцами у крымчаков пока, что не получалось из за взаимной вражды. Зато стали налаживаться добрые отношения с Польшей и Великим княжеством Литовским, чей правитель, напуганный погромом в Казани и Астрахани переменил своё отношение к Крыму. В Крымской столице стали всё чаще появляться послы этого государства, от которых Девлет-Гирей получил в подарок много золота, чтобы в случае надобности он защитил их от злобных русских и нанёс им смертельный удар.

В свою очередь, громкие успехи русских войск в Поволжье, удачные походы русских отрядов на Крым, вскружила головы ряду государственных деятелей из числа «Избранной Рады», имевших большое влияние на русского царя. Тем более, что Взятие Казани и Астрахани русскими войскам знаменовало собой наступление нового этапа в развитии международных отношений в Восточной Европе. Соотношение сил в системе восточноевропейских государств изменилось в пользу России. Они пытались убедить русского царя продолжить войну с крымским ханством вплоть до полного его разгрома и присоединения Крыма к территории Московской Руси.

Москва, как казалось, получила исключительно выгодные условия для успешного наступления на Крым. Так как у неё появились сильные союзники в борьбе с Крымской Ордой. А это был предводитель днепровских казаков, потомок Гедимина, князь Димитрий Вишневецкий. Он предлагал московскому царю свою службу со всеми казаками, с городами Черкассами, Каневом, с казацкой Украиной на правом её берегу Днепра. Таким образом, Москва получала ещё и шанс играть ведущую роль в украинских делах. Готовы были выступить против Крыма и черкесские князья, люто ненавидящие татар. Крымское ханство оказывалось под угрозой бы удара с двух сторон, с запада и востока.

Обе стороны готовились к решающему столкновению. Планы военного разгрома Крыма вступили в фазу практического осуществления. Подобно Дмитрию Донскому, Иван должен был отправиться в степи и разгромить Орду в большом сражении. В 1559 году слуга и боярин князь Михаил Воротынский получил приказ идти из пограничной крепости Дедилова на поле «мест смотрити, где государю и великому князю полком стояти».

Но для того чтобы добиться победы, надо было полностью отказаться от экспансии на других направлениях и сосредоточиться на борьбе с Крымом, а в перспективе и с Османской империей, направив сюда все ресурсы, людские, материальные, финансовые. Поэтому готовясь к решительному столкновению на южной границе, русское правительство собиралось заключить перемирие на западных рубежах. В преддверии крымского похода Адашев и Висковатый провели мирные переговоры с Орденом, используя посредничество Дании. Россия предоставила магистру Ордена перемирие на полгода. Характерны сроки перемирия, с мая по ноябрь. Именно на эти месяцы приходились опустошительные татарские набеги.

К то муже, этому способствовала и череда катаклизмов обрушившиеся на Крым, что благоприятствовали планам Москвы. Жестокие морозы и наступившая летом засуха вызвавшая неурожай, а так же эпидемия мора среди жителей полуострова и массовый падёж скота, основательно подорвали экономическое и военное могущество ханства. Вдобавок ко всему в ханстве началась междоусобица. Царь Иван Грозный как казалось тогда имел тогда реальную возможность уничтожить Девлет-Гирея и поставить на крымский престол своего человека.

Но вопреки настойчивым советам своих сподвижников Ивана IV продолжал с крымским ханом осторожничать, упорно кормя обещаниями Девлет-Гирея, если он прекратит набеги. Причина, почему русские царь не боролся с Крымом, решительно заключалась в следующем. Он прекрасно понимал, что в этих условиях попытки России вступать в открытую борьбу с Крымом могли рассматриваться Турцией как угроза её интересам в Северном Причерноморье. Могущественный турецкий султан неоднократно подтверждал это своими грамотами: нападение на Крым будет расценено как объявление войны империи. А пока русские терпят, османы тоже не начинают активных военных действий, продолжая уже начатые в Европе, Африке и Азии войны. К тому же руки у Москвы были связаны начавшейся войной за Ливонское наследство. Уж очень не хотелось русскому царю отказываться от созревшего в Прибалтике плода, падавшего само ему в руки.

Однако оглушительный провал в Поволжье не смутил крымского хана. Упёртый и не глупый Девлет-Гирей мечтал о восстановлении Казанского и Астраханского юрта, но уже под его чутким руководствам, с последующим покорение мятежного и дерзкого Русского княжества, посмевшего бросить вызов великим предкам Чингиз-Хана. Он думал, что теперь когда сбудутся все мечты он будет находится в ореоле славы великого хана Золотой Орды, им же возрождённой, и будет править вечно и беззаботно. Тем более, что он сам поклялся на Коране, что освободит от власти русских гяуров Казанский и Астраханский юрт.

Но похоже в эти года, в Крыму росло только разочарование новым ханом, который за считанные годы выпустил из рук всю волжскую часть Великого Улуса и бесславно вернулся уже из второго похода на Москву. Исмаил хан уверял царя, что крымская знать готова свергнуть своего правителя. Он знал, о чем говорил, так как против Девлет-Гирея в Бахчисарае был составлен заговор, во главе которого стоял Тохтамыш, живший в Крыму брат небезызвестного Шах-Али. Покушение сорвалось, так как хан смог узнать о его подготовке и Тохтамышу пришлось поспешно бежать из Крыма.

К середине XVI века для большой части московских государственных деятелей и прежде всего Ивану Грозному, было ясно, что формальная политическая независимость Московии от татарских царей не могла обеспечить и не обеспечивала полной безопасности русских людей. Тем более союз крымских татар с Польшей стал реально угрожать самому существованию Московского государства.

К тому же османский падишах очень недовольный разгромом турецкой армии под Астраханью отпускает крымские тысячи, которые использовались им в Молдавии и Венгрии, и указывает крымскому хану Девлет-Гирею нового врага, которого ему предстоит сокрушить, а это Россию. При поддержке Турции и новообразованной Речи Посполитой крымский хан начинает совершать ежегодные набеги на русские земли, пытаясь прорваться в сторону Москвы. В свою очередь, русские отгораживаются многосотверстовой Засечной Чертой из лесных буреломов, крепостей и земляных валов с вкопанными в них кольями. На защиту этой гигантской стены ежегодно заступает 60–70 тысяч воинов.

В 60 годах Московская Русь окончательно отказывается от продолжения походов на Крым, начав войну за выход к Балтике, бросая основные свои силы на западное направление. Отказ от наступательных действий против Крымского ханства, а также отвлечение значительных сил для участия в Ливонской войне, серьёзно осложняет ситуацию на южных границах государства. Для успеха на западном направлении требовалось хотя бы нейтрализовать угрозу с юга.

Тем более, что в течение всей Ливонской войны польское правительство три раза возобновляло союз с Крымом, охотно забывая о нарушении им ранее заключённых соглашений. Выгода от союза с татарами, в глазах польского правительства сторицей окупали ущерб, который причиняли польским владениям татарские набеги.

Но надо заметить, что отношение польского и московского правительств к ущербу, который причиняли татарские набеги, существенно между собой различалось. Нападения татар не угрожали политическим центрам Польши и почти не затрагивали коренных польских земель, хотя бедствия Украины уж болезненно задевали польскую спесь. Совсем иное значение имели нападения татар для Московского государства. Татары полонили коренное русское население , они проникали в центральные области и достигали временами Москвы. Уже по одним этим соображениям шляхетской Польше было легче идти на соглашение с татарами.

Со своей стороны, русское правительство пыталось любыми средствами ослабить сотрудничество Крыма с Польско-Литовским государством, а по возможности внести раздор между ними, что позволило бы оттянуть силы Литвы и Польши на юг, что затрудняло бы их продвижение в Ливонии. Поскольку польско-литовское правительство, в свою очередь, планировало столкнуть Крым и Россию друг с другом ради отвлечения Ивана Грозного от Ливонии.

Негативный исход русско-литовских переговоров определил дальнейшее развитие событий на юге. Поход Ивана IV на Крым был отменен, действия одних русских отрядов не могли привести к решающему перелому в борьбе с татарами. Под вопросом оказалась и возможность реализации «южных» планов русского правительства.

Тем более, что сражаться одновременно на два фронта русский царь не мог и ему, вопреки настойчивым просьбам его соратников, пришлось очень быстро выбирать между завоеванием Крыма и Прибалтикой. Иван выбрал Ливонию, так как она лежала ближе и выглядела более легкой добычей. А покорение Крыма, как показал горький опыт, оказалось далеко не столь простым делом, каким виделось поначалу. «Дикое Поле», это было поистине безбрежная степь, которая оказалось для крымских татар крепостью понадежнее, чем самые мощные валы и стен.

Конечно, военный потенциал Крымского ханства, безусловно, уступал русскому. Москва, своевременно подключившись к военной революции и обладая более развитой и мощной экономикой, получила неоспоримое военно-техническое преимущество над крымчаками. Крымско-татарской коннице пока, что не удавалось дотянуться до царской столицы, хотя её непрестанные удары наносили сильный ущерб окраинам Московского царства. Поэтому русские войскам прикрывавшим столицу были вынуждены неотлучно стоять на страже своих южных границ, направляя но южный рубеж ежегодно многотысячную армию. Но война в Прибалтике с каждым годом требовало всё больше ресурсов и людских сил. Потому, продолжая войну на западе, московский правитель нуждался в прочном мире с ханом.

Добиваясь мира, Иван Грозный в марте 1563 году наказал послу в Крыму Афанасию Нагому объявить татарам, что с ханом его, царя, ссорили «ближние люди», Алексей Адашев, Иван Большой Шереметев и дьяк Иван Висковатый, за что изменники ныне наказаны. 25 июня этого года, А. Нагой был принят Девлет-Гиреем и начал переговоры о мире и антилитовском союзе. Но хан воспринял предложения Москвы настороженно. Он опасался, что сегодня русские воюют с литовцами, а завтра они помирятся и объединяться против татар, так что лучше не связывать себя никакими соглашениями.

Тем более, что по старому обычаю, мирный договор должна была утвердить своей присягой и крымская знать. Но Девлет-Гирея регулярно «поторапливали» не только польские послы, но и в Стамбуле, так как Турецкая империя также выступила противником русских. Помимо этого, крымский хан столкнулся у себя в Бахчисарае с упорным отказом татарской знати, не желавшей идти на примирение с Москвой, а так же на какие либо соглашения с русскими. А как могло быть иначе, когда алчные татары почуяли запах большого золота идущего в Бахчисарай отовсюду.

При крымском дворе в Бахчисарае начался своеобразный аукцион. Польское и русское посольства старались из последних сил перещеголять друг друга в неимоверной щедрости и словоблудию, на потеху татарве, предлагая Девлет-Гирею огромные суммы и все неземные блага. Но при этом, поляки упорно настаивали на том, что бы Крымская Орда открыто вступила в войну, русские же, наоборот, просили сохранять нейтралитет в войне с Речью Посполитой.

В этот же 1563 год, между 4 апреля и 12 мая, в то время как царь Иван IV совершал объезд городов Перемышля, Одоева и Белова, татары во главе с царевичами Магмет Гиреем и Алды Гиреем, в числе до 10 тысяч сабель, вторглись на русскую территорию и приходили к Михайлову. Польский король поздравлял Девлет Гирея с удачным походом, с «фортуной».

В ноябре Девлет-Гирей с царевичами вернулся в Крым, где его с конца сентября ожидал русский гонец А. Мясной с грамотой Ивана IV, написанной еще до набега и с “поминками”, судьба которых в период отсутствия хана в Бахчисарае уже длительное время являлась предметом торга между русскими дипломатами и князем Сулешем. Последний хотел добиться получения “поминок" еще до возвращения хана.

После возвращения хана в положении русского посольства произошли позитивные перемены. Его члены были освобождены из-под фактического ареста, под которым они находились с августа месяца. В дальнейшем в деятельности русских дипломатов наступил длительный период ожидания возобновления переговоров о судьбе мирного соглашения 1564 года. До лета 1566 года дипломатические контакты между Москвой и Бахчисараем отсутствовали.

А. Нагой и Ф. Писемский, лишенные возможности видеть хана, с большей энергией взялись за сбор информации о деятельности в Крыму и в Стамбуле польско-литовской дипломатии, которая вновь резко возросла после неудачного похода на Полоцк осенью 1564 года. Сигизмунд II Август был явно недоволен недостаточной, на его взгляд, помощью Девлет-Гирея I во время осенней кампании.

В целом, Иван Грозный был постановлен перед необходимостью признать провал своих попыток достигнуть соглашения с Крымом. Но царь упрямо не хотел признаваться в своей внешнеполитической неудаче. Упорное стремление Ивана IV требовать от А. Нагого продолжения прежней линию в Крыму уже не отвечало изменившейся обстановке. Однако для осознания этих изменений Ивану IV понадобилась дальнейшая эскалация крымских требований в 1565 году. Пока же основной гнев Грозного обрушился на “изменников”.

Одновременно польско-литовская дипломатия усилила деятельность в Крыму в с тем, чтобы вновь склонить Девлет-Гирея I к нападению на южные области Русского государства. В январе 1565 года А. Ф. Нагой узнал о о скором прибытии к Девлет-Гирею I огромной казны, причем хану было обещано 4000 золотых, калге 1000 золотых, и наконец, царевичу Адыл-Гирею 500 золотых. Кроме того, были получены тревожные сведения о предстоящем новом походе Сигизмунда II Августа на Полоцк, причем король вновь предложил хану в случае, если “московский" двинется на выручку Полоцку, напасть на него “со своей стороны.

Девлет Гирей начал переговоры с королем о мире и союзе против Москвы, завершившиеся заключением такового. Вскоре в эту борьбу вступила Турция, договорившаяся в 1568 году с Польшей о мире и созе. Стараниями крымских татар, всё таки была организована антирусская коалиция из Турции, Крымского ханства, Польско-Литовского государства и Швеции. Ненавистная для них Россия должна была быть атакована с запада, юга и востока. Первый приказ турецкого султана о подготовке похода на Астрахань Девлет Гирей получил в сентябре 1563 года. Русский посол в Крыму Афанасий Нагой имел все интересующие Россию сведения от своей сети конфидентов на Крымском полуострове и в Северном Причерноморье. Один из командиров янычар при крымском хане Девлет Гирее, за золотые постоянно информировал Нагого о планах султана.

Держать Русское государство в окружении своих вассалов представлялось крайне заманчивым для султанской Турции в период ее наивысшего военного расцвета в XVI веке. Вот почему султан и решил путем вооруженной борьбы вытеснить русских с устья Волги. Таким путем он мог нанести удар сразу двум государствам: России и Ирану. Ведь в планы султана входило не только завоевание Поволжья, но и изоляция Ирана от России путем окружения империи Сефевидов со стороны Северного Кавказа и Астрахани. С военной точки зрения Астрахань, как место удара, была выбрана совершенно правильно.

Первая русско-турецкая война закончилась провалом захватнических планов турецкой империи и полным поражением турецко-крымской армии. Расчет Турции и Крыма использовать затруднения Русского государства был сорван. Несмотря на крайне тяжелую обстановку и сосредоточение значительных турецко-крымских сил против Астрахани, Русское государство нашло достаточно сил для разгрома турок и татар даже в таком отдаленном пункте. Астрахань и устье Волги остались русскими.

За русско-турецкой войной с огромным вниманием следил политический мир Европы и Азии. Об этой войне и её результатах знали в Польско-Литовском государстве, на Кавказе, в итальянских государствах, во Франции, Англии, Иране, Священной Римской империи, Сербии, Дании, не говоря уже о тех, кто в той или иной степени принимал участие в войне или имел к ней отношение, а это Ногайская орда, Молдавия, Валахия.

Провал крымско-турецкой агрессии в Поволжье позволил в начале 1570 года возобновить дипломатические контакты между Россией и Крымом. Причины этого виделась в затруднительном положении хана после провального Астраханского похода, а так же в нереальности создания широкой антимосковской коалиции Крыма и Речи Посполитой под эгидой Порты.

Царь написал хану письмо, где ностальгически вспоминал времена Ивана III и Менгли Герая, когда Москва и Крым были союзниками и громили общих врагов. Крымский хан выражаясь весьма сдержанно, очень желал примириться с Московией, поскольку затянувшаяся полоса неудач уже начинала угрожать ему потерей власти.

Череда постоянных провалов и бедствий могла привести подданных к подозрению, что это вовсе не случайность, а знак чёрной неудачи Всевышнего. Что над ханом постоянно тяготеет какое-то проклятие, что у него дурной глаз и дурное предначертание судьбы, и объяснение этому тотчас нашлось бы в обстоятельствах прихода Девлета Герая к власти. А заработав в народе репутацию «несчастливого хана», можно было навсегда забыть о какой-либо поддержке подданных. Поэтому в своём ответе русскому царю, Девлет Гирей не стал затрагивать щекотливые темы межгосударственных отношений, а лишь проницательно отметил, что дружба Менгли Гирея с Москвой помогла Ивану III изрядно расширить свое государство, а Крыму не принесла ничего, кроме бесполезных подарков.

Хотя Девлет-Гирей отнюдь не считал бессмыслицей подарки московского двора, вопрос был лишь в том, сколько их будет прислано. Так как именно сейчас появилась надежда, что прислано будет очень много, за Ливонию вступилась Польша, начался очередной русско-польский конфликт, и правители обеих держав пытались склонить его каждый на свою сторону. Теперь в торопях, то царь, то король попеременно предлагали хану все более и более высокое вознаграждение за заключение союза, и Девлет Герай чувствовал себя хозяином положения.

Провал кампании 1569 года не изменил агрессивных замыслов Девлет-Гирея. В этой обстановке хан мог всерьез опасаться непосредственного обращения как части ногайских мурз, так и враждебных Москве представителей крымской знати непосредственно к султану с предложением нового похода на Астрахань. Беспокойство хана усиливалось и от получаемых им сведений о возможной повторной присылке турецких войск в Кафу. Весной 1570 году в Крыму действительно ходили такие слухи, что нашло отражение в «отписках» А.Ф. Нагого.

Таким образом, к осени 1570 года о походе на Астрахань говорили как о вполне решенном деле. Вероятность участия крымчаков в новом походе была очень велика. Она являлась для хана одним из возможных выходов из той сложной внешнеполитической ситуации, в которой он оказался. Несомненно, что решение о начале похода обсуждалась в крымских верхах в середине лета, причем одновременно шли переговоры с посольством А. Нагого. Однако в мае 1570 года стало известно, что начавшаяся было в Стамбуле подготовка к новой экспедиции прервана по распоряжению султана.

Теперь со стороны Порты речь могла идти только об организации осенью набега непосредственно на южные области Русского государства. Но здесь у хана появлялись традиционные возможности для политических маневров. Хан предпочел дождаться возвращения русского гонца из Стамбула. Наконец, известия о переговорах польских и литовских послов в Москве также не располагали хана к активизации антимосковской политики.

Неудивительно, поэтому, что хан, вновь, в который уже раз обратил свой взор к русскому посольству в Крыму. Переговоры с русскими дипломатами возобновились в середине июня. Но поход крымских царевичей против князя Темрюка не способствовал восстановлению связей с Москвой, усиливая позиции антимосковских кругов крымской знати. Тем более хан не мог игнорировать твердо выраженного желания ногайских мурз как князя Тинехмата, так и Казы-мурзы к новому походу на Московскую Русь и Поволжье.

Антирусские тенденции в политики Крыма неуклонно нарастали в течении всего 1570 года. Крымская агрессия была вызвана рядом причин, зачастую долговременного характера. Вместе с тем она была в определенной степени и следствием просчетов русской дипломатии, не сумевшей воспользоваться благоприятными обстоятельствами для возобновления переговоров с ханом после провала Астраханского похода 1569 года. Кроме того, Девлет-Гирей был раздражен попытками Москвы обратиться за его спиной к Порте и нежеланием России активизировать дипломатические контакты с Крымом в ожидании результатов посольства в Стамбул.

Большую роль в разжигание непримиримой вражды по прежнему играла Речь Посполита, люто ненавидящая Русское государство. У крымского хана было политико-комерческое соглашение с королем Сигизмундом. Он всё настойчивее призывал Девлет Гирея к решительным действиям, упрекая его в том, что в течение трех последних лет он не причинил великому князю московскому «никакой шкоты», «в земле московской замку ни одного не взял и ему не отдал», а требует уплаты поминок. Хотя Московское государство было врагом крымского ханства, но безопаснее для татар было грабить Речь Посполитую, где не существовало никакой оборонительной системы. Поэтому крымский хан подстраховывал московские риски польскими деньгами.

Противники соглашения с Москвой при ханском дворе, среди которых было немало озлобленных казанских и астраханских аристократов, при поддержке польско-литовских дипломатов делали все возможное, чтобы сорвать окончательное утверждение договора между Иваном и Девлет-Гиреем. До самого конца июля вокруг ханского стола шла глухая, но от того не менее ожесточенная борьба между сторонниками и противниками мира с Русским государством. Расчеты Ивана Грозного и его советников не оправдались. Русский посол никак не мог повлиять на исход этой борьбы, так как литовским властям удалось создать серьезные проблемы в сношениях между Москвой и Бахчисараем. Переговоры-переговорами, посылки-посылками, но береженого Бог бережет решили русские, поэтому в Москве с началом весны на берегу снова расставили полки на случай прихода «крымских людей».

Девлет-Гирей, поначалу изъявивший желание продолжить переговоры с Москвой на основе её последних предложений, вынужден был радикально переменить свою точку зрения. Решение высшего совета в Бахчисарае стало сильнейшим ударом по надеждам русского царя. Мало того, что противники Москвы сумели добиться одобрения требования выплаты «Магмет-Киреевой дани», но они еще захотели, чтобы Иван отказался от владения Казанью и Астраханью. Большую роль в отрицательном для русских решение крымчаков сыграл Сигизмунд II, приславший как раз к этому времени гонца с известием, что он высылает хану двойную против прежнего «казну» и обещает еще выплатить все задержанные ранее «поминки». И хан не устоял, сказалось влияние на разум золота!!! К тому же в этот увлекательный аттракцион включился новый игрок, и крымскому «царю» пришлось уступить. Речь идет об могущественной Османской империи, не простившей Московской Руси позорного поражения под Астраханью.

Теперь главная опасность для Московской Руси исходила из Константинополя, именно там решалась судьба России. Если тяжело было русским при войне в Ливонии и при отсутствии постоянного войска, держать рать на берегах Оки против хана, то еще тяжелее было держать другие многочисленные полки в отдаленной Астрахани. Причем малейший успех турок в низовьях Волги послужил бы знаком к восстанию недовольных татар во всём Поволжье. Так как будучи прикованный вниманием к делам в Прибалтике, готовясь к важным событиям в Литве и Польше, осознавая нависшую над ним угрозу внутри государства, русский царь должен был употребить все средства и решиться на важные пожертвования, чтоб только склонить к миру хана и султана. Это прекрасно понимали не только в Москве, но и в Бахчисарае, а так же и в Стамбуле.

Соглашаясь давать Крымской Орде поминки, царь в 1570 году отправил посла Новосильцева в Константинополь под предлогом поздравления Селима с восшествием на престол. Русский посол должен был напомнить султану о прежних приятельских отношениях предшественников его к предшественникам Иоанновым и, главное, внушить, что магометанство не терпит никакого притеснения в новых владениях московских, завоеванных у татар. Рассказавшие о казанских делах при Иване III, Василии, Иване IV, Новосильцев говорил султану: «Государь наш за такие их неправды ходил на них ратью, и за их неправды бог над ними так и учинил».

Но благоприятного ответа из Стамбула не было, так как султан так же стал требовать Казани, Астрахани. Между тем вести о неприязненных намерениях султана и крымского хана продолжали приходить в Москву. Всё лето 1570 года прошло в тревогах, в ожиданиях татарского нашествия и 50 тысячное русское войско стояло на Оке. Сам Иван Грозный два раза выезжал к нему по вестям о приближении татарвы, но к счастью вести оказались ложными. Но на русских окраинах постоянно появлялись малочисленные отряды татар жаждавших наживы, а может быть и производящие разведку, которые легко были прогоняемы русскими.

В середине июля 1570 года выдвинутые далеко в Поле русские сторожи сообщили большим воеводам на «берегу» о появлении татар. Речь шла о посланных Девлет-Гиреем в набег «царевичах». Навстречу им была послана небольшая 3 полковая рать численностью в 4 тысячи всадников во главе с боярином И. Яковлевым-Хироном. Но татары не вступая в бой отступили в степь. По всем признакам в Поле собиралась большая гроза, и в Москве отнеслись ко всем этим известиям чрезвычайно серьезно. Начавшееся в начале 1571 года восстание в Казанской земле и возобновление ногайских нападений на русские границы значительно ухудшили положение Московского государства и ослабили его войско.

Вторым фактором кардинально влияющим на военно-политическую ситуацию сложившуюся к концу первой половине XVI века вокруг Московской Руси, была война в Прибалтике. XVI век ознаменовал собой постепенный закат орденской государственности в Прибалтике. Прогнившая насквозь Ливонская конфедерация, включавшая в себя земли Ливонского ордена и четырех епископств, представляла собой слабое в политическом и военном отношении государственное образование. На эти земли уже давно и с с вожделением посматривали соседние Швеция, Дания, Польша и набиравшее силу Русское царство.

Отличительной чертой всей внешней политики России в эпоху Ивана Грозного была её тесная связь с постоянно меняющейся международной конъюнктурой, способность намечать новые направления своей активности в зависимости от складывавшейся расстановки сил в данной части европейского континента. Период подготовки Ливонской войны, а также начальные её годы не были в этом отношении исключением. Следя за всем ходом тогдашней международной жизни в Европе, и в частности, за попытками Сигизмунда Августа использовать союзные отношения с Портой и Крымом для утверждения позиций Ягеллонов не только в Венгрии, но и в Прибалтике, Иван Грозный вел весьма осторожную и гибкую политику в отношении своих соседей, имея в виду создание выгодного для себя общего соотношения сил в регионе.

После покорения Казани и Астрахани, а так же присоединение Башкирии и Большой Ногайской Орды, Россия обратила свои взоры на Запад. Она очень удачно испробовала силу своего оружия в короткой войне со шведами в 1554-1557 году и под влиянием первого успеха выдвинула планы покорения Ливонии и утверждение своего господства в Прибалтике.

Главной же целью русского правительства здесь, стало присоединение Прибалтики и получение удобного выхода к Балтийскому морю, для более активных экономических отношений с Европой. Хотя и до Ливонской войны Московская Русь обладала значительным участком балтийского побережья, включая невское устье, и могла беспрепятственно торговать с Западом. Тем более, что потребность в собственной удобной гавани была решена основанием в устье Нарвы Ивангорода.

Но политика экономического блокирования Русского государства со стороны Западно Европейских стран наносила Москве чудовищно финансовые потери. Страны Ганзейского союза по единому сговору отказались на прямую торговать с Русью, ведя дела строго через посредников. И ничего с этим безобразием, мирным путём нельзя было сделать. Две растущие силы, Запад и Россия, стали антагонистами исходя из своей глубинной сути. Христос и Россия с одной стороны, антихрист и Запад, с другой.

К тому же Ливония отделяла Русь от моря. По всей видимости время звало Москву на Запад, к морским берегам, и Иван Грозный не упустил момента предъявить свои притязания на часть Ливонского наследства, имевшего стать выморочным право сводной торговли. Однако перенос военных действий на юг Прибалтики никоим образом не способствовал решению тех задач, которые ставил перед собой царь Иван в Северном Причерноморье. Вступая в войну, Иван Грозный, похоже, откликнулся не только на зов времени, но и на заурядную жажду наживы. Увы, время было такое. Сильнейший получал всё, тогда как последний подбирал крохи с пола.

Располагавшиеся на современной территории Латвии и Эстонии земли Ливонского ордена, к тому времени окончательно растерявшего свой военный потенциал, представлялись, на первый взгляд, оставшимся без хозяйского надзора весьма привлекательным богатством. Но для русского царя вкусившего прелесть побед, и с его неимоверной страстью к безнаказанному грабежу, Ливония являла собой непреодолимое искушение. Тем более, что начало войны ускорило заключение военного агрессивного союза Ордена с королем польским и великим князем литовским Сигизмундом II Августом в сентябре 1557 года.

Русские не просто вторглись в Ливонию и тем самым затронули кровные интересы целой группы могущественных держав, так как долгое время военные действия и дипломатические шаги, предпринимаемые Иваном Грозным, недвусмысленно показывали всем, что русский царь не собирается ни с кем делиться, что ни о каком разделе сфер влияния не может быть и речи.

Выступление войск Ивана Грозного в борьбе за Балтийское поморье, появление русских войск у Рижского и Финского заливов и наемных московских каперов на Балтийском море поразило среднюю Европу. В Германии “московиты” представлялись страшным врагом; опасность их нашествия расписывалась не только в официальных сношениях властей, но и в обширной летучей литературе листовок и брошюр.

Но в Москве никто не мог тогда представить себе, что против Москвы встанут все претенденты на ливонское наследство. Очевидно русское правительство и сам Иван Грозный посчитали, что алчные и кровожадные соседи будут равнодушно наблюдать за тем, как дикие северные варвары забирают у них из-под носа столь лакомый кусок. Но это был крупный и грубейший просчёт. Так как нападение на Ливонию, означало только одно, это бросить открытый вызов Европе и могущественным региональным державам, таким как Великое княжество Литовское, Польша, Швеция, Дания, Ганзейским городам и стоявшей за ними Германской империи. В условиях XVI века это означало только одно, мировая война с весьма непонятными перспективами.

Против Москвы из-за войны с Ливонской конфедерацией ополчилась практически вся Европа. Это был вопрос идеологический, цивилизационный, так как в отличие от православного Русского царства, Ливонская конфедерация относилась к миру западной, католической культуры. На её стороне была моральная, политическая и военная поддержка практически всей Западной, Центральной, Северной Европы. Именно во время боевых действий в Ливонии, в Европе началась демонизации русского государства и русского народа.

Это отношение к России стало определяющим для европейской политики на последующие столетия. Европа возненавидела и убоялась русское государство, возникшего из ниоткуда и посмевшего бросить им вызов. Завоёвывать и карать по их мнению, было эксклюзивным правом цивилизованной и просвящённой Европы. Для этих просвящённых людоедов погрязших в разврате, грязи и вшах, славянские недочеловеки исповедовавшие культ духовности и телесной чистоты, вдруг стали лютыми врагами и схизматиками.

К концу 60 годов выгодное для Москвы военно-политическое положение нарушилось. В Швеции свержение Эрика XIV и вступление его брата, Иоанна III, женатого на Ягеллонке, сестре Сигизмунда II, наметило союз скандинавского государства с Польшей. Так, на севере вырастает неожиданно упоротый противник, запирающий Москве морские выходы, противник который не мог воспользоваться сам промышленной и торговой выгодой, ибо не имел собственной индустрии и не занимался транзитом, но который с успехом исполнял роль тормоза в отношении Москвы, задерживая столь опасный в глазах Польши и Германии культурный рост многочисленного и способного русского народа.

России пришлось продолжать Ливонскую войну без союзников и в самых неблагоприятных внешнеполитических условиях. Тем более, что русское командование не могло выделить крупных сил для завершения борьбы в Прибалтике ввиду осложнившейся ситуации, сложившейся на южных границах. Опасность объединения татарских сил под властью Османской империи, существовавшая как призрак в начале Казанской войны, приобрела впервые реальные контуры.

После того как в 1564 году, русское войско под командованием князя Петра Шуйского потерпело поражение в битве при Чашниках от литовской армии, а русский воевода князь Петр Шуйский погиб во время сражения, на сторону Великого княжества Литовского перешел князь Андрей Курбский, командовавший русскими войсками в Прибалтике.

Но он перешёл на сторону неприятеля ещё задолго до бегства. По крайней мере, уже с 1562 года он состоял в тайной переписке с Радзивиллом, подканцлером Воловичем и польским королем. Для Русского царства это был серьезный удар, поскольку Курбский был доверенным лицом Ивана Грозного и владел информацией о русских агентах в Ливонии и Литве и военных планах.

При этом, Курбский убегая, не забыл захватить золото и серебро, бросив на произвол судьбы жену и сына. Родных Курбского великий государь и пальцем не тронул. Более того, он отпустил их в Литву к главе семьи. Последовавшие за этим неудачи в войне заставили многих влиятельных бояр просить о прекращении боевых действий, однако Иван Грозный ответил на эти просьбы ужесточением политики в отношении боярства.

Другой ряд неудач для Москвы наметился благодаря искусной политике последнего Ягеллона. Сигизмунду II удалось победить предубеждения литовского и западнорусского шляхетства против уний с Польшей, и решение Люблинского сейма 1569 года предотвратило опасность отторжения Литвы от Польши. С подписанием Люблинской унии в 1569 году Польша и Литва объединились в единое государство, Речь Посполитую. Мирный договор между Польшей и Турцией создал опасность образования широкой антирусской коалиции. Сигизмунд сумел расстроить в Крыму московское влияние и направить хана на продолжение войны с русскими.

Однако и Речь Посполитая, и Россия одинаково нуждались в мире. Но к сожалению послы о вечном мире не сговорились, а начали обсуждать о перемирии. Поляк и литовцы стремясь добиться перемирия уступали Полоцк и в Ливонии все земли, занятые московским войском. Но русский царь проявив упёртость не согласился на эти выгодные предложения, требуя Риги и другие города. Послы не согласились и объявили, что всего легче мир может быть заключен при личном свидании государя с королем на границах.

Согласие короля на уступку всех городов и земель, занятых московскими войсками, заставило Ивана Грозного задуматься, так как ему, естественно, представлялся вопрос, следует ли продолжать тяжелую войну, успехи которой были очень сомнительны. Поражение русских войск под Оршей, отъезд Курбского подавали мало надежды, на безоговорочную и полную победу в этой войне. В то же время как перемирие с удержанием всех завоеваний, являлось бы крупной удачей для Московской Руси. Тем более, что литовский король был слаб здоровьем, к тому же бездетен, и вся Литва без войны могла соединиться с Москвою.

Но с другой стороны, отказаться от морских берегов, отказаться, следовательно, от главной цели войны, позволить литовскому королю удержать за собою Ригу и другие важные города ливонские, взятые даром благодаря русскому же оружию, было тяжело, досадно для русского царя. Но на большом совете в Москве было принято решение продолжить войну и не заключать перемирия. Однако перемирие с Орденом в 1559 году стало последней крупной политической акцией, осуществленной по инициативе и при непосредственном руководстве Алексея Адашева.

Стоит обратить внимание и на то обстоятельство, что Адашев и Висковатый заключили договор не с Орденом, а с датской делегацией, которая взяла на себя обязательство передать ливонцам требование прибыть в Москву для переговоров. Датчане уверили русских в скором приезде послов Ордена. В итоге никаких представителей Ливонии в Москве так и не увидели, зато военные действия русских войск были свернуты на целый год. Тем более, что этот договор ставил Москву в двусмысленное и рискованное положение. Кроме русских, от него выигрывали все. И в первую очередь ливонцы, которые получили передышку для собирания военных сил и переговоров с соседями о союзе против восточного агрессора.

Но при этом, перемирие позволяло сосредоточить силы для решительного удара по Крыму. Ханство являлось не только опаснейшим противником Москвы, но и потенциальным союзником Литвы. В следующем 1560 году, уже после удаления Сильвестра и Адашева, кампания против Крыма протекала по прежнему сценарию, включавшему активные операции на Днепре и Дону. И в 1561 и в 1562 годах по царскому указанию Дмитрий Вишневецкий осуществлял вылазки против Крыма.

Во время перемирия ливонский орден заключил в Вильне с литовским великим князем Сигизмундом II соглашение, по которому земли ордена и владения рижского архиепископа переходили под протекторат Великого княжества Литовсккого, а Польша и Швеция начали требовать отвода русских войск из Ливонии. Иван Грозный не только не стал выполнять это требование, но и вторгся в конце 1562 года на территорию союзной Польше Литвы.

В ответ на эти действия русских, 26 ноября 1561 года германский император Фердинанд I запретил снабжение русских через порт Нарвы, а король шведский, блокировал нарвский порт и послал шведских каперов на перехват торговых судов, плывущих в Нарву. В 1562 году произошёл набег литовских отрядов на Смолещину и Велиж. Ну, а летом того же года обострилась ситуация на южных границах Русского царства, что передвинуло сроки русского наступления в Ливонии на осень.

На предложение германского императора заключить союз и объединить усилия в борьбе с турками царь высокомерно заявил, что он воюет в Ливонии практически за его же интересы, против лютеран и этого достаточно. Тем более, что Иван Грозный прекрасно знал, какое место занимала в политике Габсбургов идея католической контрреформации. Выступая против учения Лютера, Иван Грозный задевал весьма чувствительную струну габсбургской политики.

Но уже в 1564 году русские потерпели ряд поражений. На сторону Литвы перешёл боярин и крупный военачальник, фактически командовавший русскими войсками на Западе, князь Курбский, он выдал королю царских агентов в Прибалтике и вскоре участвовал в литовском набеге на Великие Луки. Надо было отрабатывать право лизнуть королевский сапог. На военные неудачи и нежелание именитых бояр вести борьбу против Литвы царь Иван Грозный ответил жестокими репрессиями против боярства.

В 1566 году в Москву прибыло литовское посольство во главе с Ю. Ходкевичем. Посланники короля Сигизмунда предложили Грозному произвести раздел Ливонии, который предусматривал сохранение за сторонами занятых ими к данному моменту территорий. Царь и его советники совершив ошибку, расценили этот демарш как признак слабости Литвы и принялись в грубой форме требовать признания прав Москвы на двинские крепости, включая Ригу, что было совершенно неприемлемо для Вильно.

В свою очередь, участники собранного царём Земского собора проявили не больше дальновидности, чем кремлевские дипломаты, и высказались за продолжение войны. Впрочем, к тому времени переговоры и так уже зашли в тупик, и на их ход мнение Земского собора никак не повлияло. Теперь Ивану Грозному войну можно было продолжать лишь в условиях опричнины, тем более что боярство было против продолжения боевых действий.

Созванный в это время Земский собор поддержал намерение правительства Ивана Грозного вести борьбу в Прибалтике вплоть до захвата Риги. В то время переговоры уже и так зашли в тупик, и на их ход мнение Земского собора никак не повлияло. Тем самым Москва упустила возможность закрепить за собой ранее завоёванные территории и провести перегруппировку своих сил. При этом обратить своё внимание на ухудшающиеся военно-политическое положение на южных окраинах государства, где подготавливался крымско-турецкой коалиции поход на Астрахань.

В 1570 году приехали большие послы литовские Ян Кротошевский и Николай Тавлош. При переговорах начались опять споры о полоцких границах, насчет которых никак не могли согласиться. Тогда послы, чтоб облегчить дело, попросили позволения переговорить с самим царем и объявили, что ему особенно выгодно заключить мир. По решению русского царя было заключено перемирие на три года с оставлением всего, как было, с тем чтоб в эти три года окончательно решить вопрос о мире. Поэтому обе страны заключили в 1570 году трехлетнее перемирие. Для России это было несомненно большая удача в преддверии надвигавшихся на юге катастрофических событий.

Большое влияние на развитие Московского государства во второй половине XVI века стало оказывать резко усложнившееся внутриполитическая ситуация внутри страны. Прежде всего это было связано с началом ожесточённой междоусобицы. Этим страшным разрушительным бичём русского народа и особенно правящего класса русского государства.

Безудержное стремление, которое испытывал Иван Грозный к усилению личной власти и его методы борьбы с политическими противниками накладывали на все мероприятия в течение последних пяти лет, начиная с 1565 года, носили отпечаток деспотизма. Тем самым усиливалась и само самодержавие, и его деспотичные черты. Свою слабость, обусловленную неразвитостью государственного аппарата, власть пыталась компенсировать жестокостью.

И в то время, когда Иван Васильевич старался укреплять самодержавие, «избранная рада» проводила совершенно в другую политику. Конечно, государь не был слепым. Он чувствовал, что на Руси происходит, что то не ладное. Он замечал, что его политика искажается, преобразования тормозятся, благие начинания оборачиваются совсем не теми результатам. Многие его мероприятия встречали скрытое противодействие даже среди ближайшего окружения. Начатые дела силами боярства и чиновничества на разных уровнях просто саботировались и сводились на нет. Появились сомнения в искренности и компетентности приближенных.

Многим могущественным людям, обладавшим большой властью и богатствами не нравилась централизация России, курс на ликвидацию старых вольностей. Естественно, что у них были сильные союзники за границей, особенно в Польше, Бахчисарае и Риме. Царь имел данные и о том, что изменники есть в армии и в государственном аппарате, и они мешают развитию России, передают секретные данные противнику, саботируют важные начинания. Видимо, благодаря предателям польские войска смогли разгромить 26 января 1564 года в сражении при Уле армию Петра Шуйского, которая выступила из Полоцка.

Боярская оппозиция делала свои ходы. Опять же, исподволь. Она постепенно усиливалась, продвигая «своих» людей в Думу, ко двору. Под шумок реформ протаскивала законы, если не прямо, то косвенно урезающие власть государя. Постепенно политика «избранной рады» стала очень хорошо совпадать с западными пожеланиями. Но Иван Васильевич был уже не тем перепуганным, податливым отроком, как после московского пожара.

Царь получал информацию об их измене, но не мог покарать их законными методами, руки были связаны старыми порядками. Боярская дума своих не выдаст, прикроет. Царь начал предпринимать собственные меры, чтобы выправить такое положение, что и проявилось во второй полосе его преобразований. Поэтому пришлось отдать тайный приказ о ликвидации изменников. На руку временщикам сыграла и война, русский царь нуждался в поддержке бояр-военачальников, должен был прислушиваться к их мнениям. А на командные посты опять назначались ставленники «избранной рады», приобретая популярность в войсках.

В своём большинстве, находясь в различной степени родства с Рюриковичами или Гедеминовичами, московские бояре не могли признать и не признавали самодержавия. Царь Иван Грозный всё больше приходил к мнению, что на Руси будущая система управления в государстве должна основываться на установлении абсолютизма. Так как он прекрасно понимал, что время удельщины прошло вместе с его национальным государством, в некоторой степени похожим на западные королевства. Русское государство устремилось на всех скоростях к созданию многонациональной страны. И в нем решающее слово должно оставаться за верховным правителем.

При этом многие бояре имели крупные вотчины, а так же удельные многотысячные армии, сохраняя свою экономическую независимость. Тем самым представляя смертельную угрозу неограниченной власти царя. В этой непростой ситуации Иван Грозный стал тяготится относительной самостоятельностью удельных князей, в числе которых были его дяди: Юрий Иванович, Андрей Иванович, а также князья Воротынские, Бельские, Мстиславские.

Царь понимал острую необходимость в укреплении сильной самодержавной власти. Бояре со времен Древней Руси всегда служили помощниками князю в управлении государством, на войне и в хозяйственных вопросах. Они считалось главной опорой царя в принятии важных решений. Под руководством бояр создавался строй государства, его внутренние механизмы.

Но столкнувшись с неповиновением высшей знати, Иван IV пришел к мысли, что ему не одолеть их, пока они владеют огромными земельными богатствами. Он был намерен ограничить княжеское землевладение по примеру деда и отца. Новое Уложение категорически воспрещало молодым наследникам из княжеской среды продавать и менять старинные родовые земли. Выморочные княжеские владения, которые доставались прежде монастырям, теперь объявлены были исключительной собственностью казны. Братья и племянники умершего князя-вотчинника могли наследовать его земли лишь с разрешения царя.

Все княжеские вотчины, перешедшие в руки «иногородцев», подлежали теперь отчуждению в казну с известной компенсацией либо безвозмездно. Уложение четко очертило круг семей, на которые распространялось действие нового земельного закона. В этот круг входили некоторые удельные фамилии и вся суздальская знать. Ограничения не распространялись, однако, на крупнейших удельных владык, князей Старицких, Глинских, Бельских, Мстиславских, из чего следует, что земельная политика начала 60 годов не приобрела последовательного антиудельного характера.

Вполне естественно, что княжеская аристократия отнеслась к новым земельным законам резко враждебно. Они обвинили Грозного в истреблении суздальской знати и разграблении её богатств и недвижного имущества. Их гневные жалобы с очевидностью показали, сколь глубоко меры против княжеско-вотчинного землевладения задели интересы родовой знати. Бояре громко жаловались на нарушение старинных привилегий думы. Все это способствовало накалу страстей в высших эшелонах власти.

В ином положении оказались наследники родовой вотчины, не связанных родством с династией. При разделе княжества лучшую треть получил старший из наследников. Одновременно с удельными владыками гонениям подверглись великие бояре, которые были подлинными вершителями дел при Адашеве. Власти объявили опалу бывшему ближнему боярину князю Дмитрию Курлятеву, главному покровителю Сильвестра.

Адашев, Сильвестр, Курбский, хорошо изучившие нрав царя, не питали иллюзий относительно устойчивости своего положения. Временщики с возрастающей тревогой чувствовали, как под застывшей лавовой коркой малодушного страха закипает дикая ненависть к укротителям царской воли. Раз подчинив себе молодого царя Ивана с помощью страха, они уже не могли изменить модель воздействия на царя путем устрашения, даже вполне сознавая пагубность ее дальнейшей эксплуатации для своего будущего. Власть в их руках стала еще более весомой, но это обстоятельство только подстегивало недоверие царя, его болезненную ревность.

Участники Избранной рады сами дали повод государю усомниться в своей верности во время мартовских событий 1553 года. Царские советники извлекли максимум выгод из трагической смерти Димитрия. Но подобные «удачи» не могли подворачиваться бесконечно. Потому Сильвестр и Адашев так старались заполучить союзника в лице митрополита Макария. Макарий и царские советники оказались со временем повязаны друг с другом. Но разница их положения в том, что в то время как участники Избранной рады держатся на плаву за счет эксплуатации комплексов Ивана, митрополит, предстоятель церкви и лидер сплоченной иосифлянской партии. Тем более, что он был способен доходчиво донести до государя мысль о губительном самовластии советников. В союзе более нуждаются Сильвестр и Адашев, нежели Макарий, они зависят от митрополита, они вынуждены идти на уступки, и цена этих уступок очень велика.

Деятели Избранной рады слишком легко находили компромисс между убеждениями и целесообразностью, слишком легко выбирали между единомышленниками и теми, с кем выгодно было сотрудничать в данный момент. В конце концов, беспринципность обернулась прямым предательством. Согласившись на союз с иосифлянами, закрыв глаза на разгром нестяжательства, Адашев и его соратники выиграли для себя несколько лет политической активности, но их деятельность лишилась всякого позитивного смысла, превратившись в искусное, но бесцельное лавирование между Сциллой и Харибдой.

Избранная рада была обречена. Несколько лет спустя Макарий дождётся своего часа и с удовольствием подтолкнет в пропасть пошатнувшихся Адашева и Сильвестра. Но он успеет еще ужаснуться опричнине, учиненной его верным учеником Иоанном Васильевичем. Митрополит и Досифей Топорков на пороге смерти постараются образумить царя, когда-то внявшего их льстивым речам. Но всё было уже слишком поздно, машина смерти была запущена.

Отстранение от власти наиболее влиятельных лиц в государстве фактически привело к образованию боярской оппозиции. Лишенная возможности противодействовать произволу царя, аристократия все чаще обращала взоры в сторону Польско-Литовского государства и Крымского ханства, где шляхетские вольности были ограждены законами. Магнаты в Польше обладали могуществом, а королевская власть была выборной. Король не мог занять трон без согласия вельмож. Ну а крымский хан никогда не обладал полной и абсолютной властью.

Теперь сверхзадачей боярской оппозиции было свержение с престола Ивана IV и не допустить передачи царской власти по наследству. Наступление на “самодержавство” повела Избранная Рада, а также примыкавшее к ней часть боярства и связанное с ним дворянство. Удары по Апостольской Церкви и Православной вере наносили вновь ожившие еретики, в том числе и отдельные представители духовенства. Деятельность этих антирусских сил вдохновлял и стимулировал католический Запад и гнездившиеся в нем всевозможные секты.

Ради решения её враги самодержавного трона готовы были пойти на открытый мятеж. Российская аристократия как всегда рассчитывала на помощь западных соседей. Но ещё в большей мере ей приходилось полагаться на внутренние силы. Опалы ожесточали знать. Единственным выходом для нее была замена монарха. В качестве преемника царя все чаще называли его двоюродного брата князя Владимира Старицкого.

Тем более, что в течение многих лет главными соперниками Старицких при дворе были Захарьины. С удалением из столицы Сильвестра князь Владимир лишился самого влиятельного доброхота при дворе брата. Приход к власти Захарьиных знаменовал полное поражение Старицких. Захарьины были заклятыми врагами удельного князя. Теперь они были готовы возобновить интригу, неудачно кончившуюся во время династического кризиса в 1553 году.

Тем более, что армия мятежников росла и крепла не только внутри Московской Руси но и за её пределами. Многие знатные вельможи собрали в Литве и Польше немалую партию и хотели с оружием идти против своего царя. В организацию и подготовку этого государственного мятежа внесли свой вклад и западные соседи Руси, испытывавшие по отношению к русским и её Самодержцу великий страх и жгучую ненависть. Нити приготовляемого мятежа не обрывались в боярских дворах, а тянулись дальше, на запад, сходясь в Ватикане, во дворцах правителей западноевропейских государств и в руководящих центрах тайных обществ стран Западной Европы.

Помимо предательства среди приближённых к царю бояр, большое негативное воздействие на саму систему государственного развития страны оказывал как явный, так и скрытый саботаж основной массы высокопоставленных князей и бояр. Плотный строй родовой аристократии выстроившейся у царского трона и теснившейся к должностям, мешал государю выдвигать способных и талантливых людей низшего звания. Иван Грозный во второй половине XVI века был намерен опереться на «низы» служилого класса, собираясь создать кадровый резерв, расширить круг людей, годных для придворной службы из «тысячников». Но и из тех, кто уже занимал различные должности или имел возможности сделать себе карьеру предполагалось привлекать к государевой службе наиболее продвинутых и способных.

Ливонская война имела затяжной характер, что значительно осложнило внутриполитическую обстановку в России. Многие представители боярской знати были против неё. В среде бояр и дворян стало расти недовольство политикой Ивана IV, продолжением войны. Они в открытую высказывали свое недовольство. К ним присоединились и некоторые люди из ближайшего окружения царя. Но их происки мало что значили сами по себе. Трон Грозного зашатался вследствие внутреннего политического кризиса. Ситуацию усугубило то обстоятельство, что оппозиция рассчитывала получить военную помощь извне. Тем более, что измена высокопоставленных вельможей уже не дала Ивану Грозному быстро одолеть Ливонский орден и завершить эту кампанию, не дав вступить в боевые действия возможным союзникам неприятеля.

Так война с одним противником переросла в войну с рядом европейских государств, а по существу с Западной Европой, “а за ними император и вообще Германия”. Это произошло опять-таки по вине Избранной Рады и ее лидеров, Сильвестра и Адашева, предоставивших возможность Западу произвести, пользуясь перемирием, перегруппировку сил и поставить Россию перед необходимостью вести войну на несколько фронтов». Следует подчеркнуть, что “перемирие 1559 года было невыгодно для Русского государства. Ливонские феодалы получили совершенно необходимую им передышку.

В 1567 году царскими людьми были перехвачены «листы», отправленные польским королем Сигизмундом II Августом и «панами-радою» к знатнейшим московским боярам, возглавлявшим Боярскую думу, княэю И. Д. Бельскому, князю И. Ф. Мстиславскому, князю М. И. Воротынскому и И. П. Федорову. Последним предлагалось перейти на сторону литовского короля со всеми своими вотчинами и уговорить сделать то же самое других московских бояр. Для полного успеха Сигизмунд обещал помочь московским боярам и военными силами. Заговорщики решили использовать предстоящей осенью поход Ивана IV против Литвы и известили Сигизмунда, что, как только русские войска войдут в соприкосновение с литовскими, царь Иван будет схвачен и выдан королю. Главой заговора был виднейший боярин земщины И. П. Федоров, пользовавшийся большим влиянием. По возвращении из похода Иван IV энергично принялся за искоренение измены. Был казнен, прежде всего, глава заговора И. П. Федоров.

На допросе другой подозреваемый в заговоре, Бельский, во всем повинился и признал, что изменил государю. Несмотря на признание, следствие по делу Бельского скоро зашло в тупик. Слишком много высокопоставленных лиц оказались замешанными в заговоре. Нити измены тянулись в Белевское удельное княжество и, возможно, в другие более крупные уделы. В такой ситуации правительство сочло благоразумным вовсе прервать расследование.

Со временем измены уже представляли собой не только тайный, но и явный вид ведения войны против Ивана Грозного. И если Адашев и Сильвестр были уличены и посажены в темницы, то третий видный деятель Избранной Рады, князь Курбский, например, бежал за границу.

Это бегство вызвало особый резонанс в Московском государстве, так как предательство ближайшего друга царя и сподвижника, князя Курбского было отнюдь не рядовым событием. Князь бежал в апреле 1564 года к врагу, оставив в руках «тирана» жену и девятилетнего сына. Ему пришлось бежать из России из-за того, что он боялся царской опалы. В каком-то отношении это верно, только скорее не опалы, а разоблачения, поскольку Курбскому было, чего опасаться.

Ещё в январе 1563 года он установил тайную связь с литовской разведкой. Перед переходом на территорию неприятеля Курбский обменивается письмами с Радзивиллом, договаривается о получении им финансовой компенсации за предательство. Причем, напоследок выдает врагу секреты предстоящего русского наступления. Андрей Курбский оказывает услуги врагам России уже во время переговоров с ними, причем не бесплатно. Он продал свое Отечество, получив за предательство немалые деньги. Русско-литовскую границу беглец перешел с мешком золота, в котором звенели 300 золотых, 30 дукатов, 500 немецких талеров и 44 московских рубля.

Русского царя до основания потрясло бегство, заранее и долго планируемого, к Сигизмунду II Августу князя Андрея Курбского, близкого его друга и одного из лучших военачальников Московской Руси. Теперь крамолу на Руси Иван Грозный решает выжигать каленым железом. Потому как предупреждения уже не действовали и самый, казалось бы, верный и надежный друг, что вскрывало дознание, уже изначально являлся предателем. То же касается и всех иных членов Избранной Рады.

Перед нами предстаёт продавший душу дьяволу первый феодальный демократ на Руси, исторический предтеча нынешних российских демократов. Род Курбских выделился из ветви ярославских князей и всегда помнивший о своём славном прошлом. Курбские поддерживали в борьбе за престол не Василия III, а Дмитрия-внука, чем заслужили ещё большую нелюбовь московских правителей. Такое положение, безусловно, не соответствовало самому имени ярославского князя и сидело в его душе огромной занозой.

Но оставшиеся при власти члены упраздненной Избранной Рады вынуждены были перейти от легальной борьбы к борьбе нелегальной, воплотившейся в разного рода изменах. Так как жестокость наказания предателей была, вероятно, обусловлена не только родственными связями казненных, но и тем, что измены приобрели к середине 60 годов XVI столетия катастрофический для Русского царства характер.

Но последней каплей, переполнившей просто удивительнейшее многолетнее терпенье Ивана Грозного, явилось предательство именно им самим и поставленного, после смерти Макария, нового Митрополита Московского и всея Руси. Он был потрясён поведением митрополита, на верность которого рассчитывал. Да и как не рассчитывать на человека, которому много лет доверял как своему духовнику, которого долгие годы поддерживал и сделал, наконец, Митрополитом.

Ему стало понятно, что в церкви тоже было неладно. Некоторые иерархи вели какие-то закулисные дела с боярской оппозицией, выступали с ней единым фронтом. Оппозиция, таким образом, заметно усиливалась и приобретала новое качество наивысшей опасности. Иван Грозный окончательно понял, что без чрезвычайных мер ему не обойтись.

На публичное обличение со стороны митрополита Филиппа в связи с опричниной, царь ответил репрессиями в отношении митрополичьих бояр и слуг. Резкими нападками Филипп возбудил против себя многих опричников. Произошел раскол и среди высшего духовенства. Выяснилось, что на главенство в Церкви претендует архиепископ Новгородский Пимен. Имеются данные, что Пимен был близок к Владимиру Старицкому, близкому родственнику царя.

В конечном итоге подавляющее большинство высших иерархов, спасая свои вотчины, власть и жизнь, всё же встало на сторону царя. Филипп был осужден «собором» и Боярской думой, сослан в заточение в тверской Отрочь монастырь, а позднее умерщвлен. Через два дня после заседания собора, осудившего Филиппа Колычева, был казнен и Герман Полев, единственный из церковных иерархов, осмелившийся выступить в защиту низложенного митрополита.

Русская церковь в XV веке окончательно стала самостоятельной и на её отношения со светской властью извне никто уже не мог воздействовать. Наиболее дальновидные иерархи православной церкви стремились к укреплению великокняжеской власти и централизации государства как оплота самодержавия. Вместе с тем внутри страны авторитет церкви был значительно поколеблен из-за обострения социальных противоречий. Протест социальных низов общества чаще всего выражался в религиозной форме. Всегда в тяжёлые времена на Руси обездоленный и гонимый народ шёл в церковь, ища здесь защиты от произвола.

В годы опричнины остро встал вопрос о взаимоотношении государства и церкви. Среди духовенства продолжали соперничать между собой две группировки, это нестяжатели-заволжские старцы и осифляне. Если первые, объективно отражая интересы боярской оппозиции, резко выступали против опричнины, то вторые в целом поддерживали централизаторскую политику Ивана Грозного.

Ситуация усугублялась ещё и тем, что Запад развязал идеологическую войну против России, забросив на русскую почву семена опаснейшей ереси, подрывающей основы православной веры, Апостольской Церкви и, стало быть, зарождающегося самодержавия. Новый подъем еретического движения произошел в конце XV века в Новгороде и был связан с деятельностью приехавшего из Литвы еврея Скария. Эта ересь получила широкое распространение среди низшего новгородского духовенства. Самыми упорными гонителями еретиков стали архиепископ Новгорода Геннадий и видный церковный деятель, игумен и основатель Иосифо-Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий.

Так, в жарких спорах о жидовствующей ериси оппонентами иосифлян выступали так называемые нестяжатели во главе со старцем Кирилло-Белозерского монастыря Нилом Сорским. Нестяжатели считали, что с еретиками следует полемизировать, а не расправляться, и что подлинное служение церкви надо исполнять через аскетический образ жизни.

В церковной среде не было полного единства по отношению к еретикам. Эта война, продолжавшаяся почти целый век, создала в стране такую религиозно-политическую неустойчивость, которая угрожала самому существованию Русского государства. Сторонники ереси жидовствующих были высланы из Москвы, а в Новгороде их подвергли унизительной расправе.

Впрочем, и сама поддержка духовенством мероприятий правительства, направленных к укреплению централизованного государства, не была безоговорочна: осифляне оставались противниками всяких попыток ограничения роста монастырских земельных богатств. Опричнина стала своеобразной формой его защиты в церковных делах.

В мае 1566 года «за немощью велию» оставил свою перво святительскую кафедру и удалился в Чудов монастырь митрополит Афанасий. Те, кто обязан был повиноваться царю, приходят к нему с недовольством и неодобрением его политики, а во главе оппозиционных бояр оказывается Митрополит, пользующийся расположением и доверием государя. Вскоре он покинул перво святительский пост, добиваясь упразднения опричных порядков и для противодействия губительным деяниям государя с той твердостью, которую он продемонстрировал в дни утверждения опричнины. Каковы бы ни были истинные причины отставки митрополита, его уход выглядел как демонстративный шаг.

Летом 1569 года царь получил донос, что Новгород Великий, город, который всегда был под подозрением, задумал изменить, истинного царя извести, на его место посадить старицкого князя Владимира Андреевича и передаться под власть короля польского. Ведь в Новгороде сам воздух был пронизан воспоминаниями о былой независимости. Да и в политической структуре города сохранялись следы его прежнего самостоятельного положения. Донос, вероятно, исходил от близкого к старицкому двору новгородского помещика Петра Ивановича Волынского.

Страх перед боярским заговором не давал царю покоя. Тем более,что испытав на себе самодурство и властолюбие своих бояр, царь Иван счел их всех «изменниками» и, не довольствуясь опалами на отдельных лиц, задумал обезвредить все боярство. И тогда он решил опередить врагов. Так как введением опричнины преследовал цель уничтожить сепаратизм феодальной знати и стремился отнять всякую силу и значение у той княжеской аристократии, которая образовалась в Москве из потомства удельных князей и считала себя как бы соправительницей государя. Он осуществлял опричную политику, не останавливаясь ни перед какими мерами.

Не дожидаясь оправданий и каких либо опровержений, осенью 1569 года царь выступил в поход против русского города. По дороге к Новгороду опричники устроили кровавые погромы в Твери, Торжке. Погибло множество жителей, были уничтожены содержавшиеся там ливонские и литовские пленные. В январе 1570 года начался погром в Новгороде, продолжавшийся больше месяца. Погибло от трех-четырех тысяч человек.

В своем новом «дворе», куда он не пустил изменников-бояр, он получил силы и средства для действий против них. Он брал к себе в опричнину один за другим те города и уезды, в которых были старые удельные вотчины бояр-княжат, и применял к ним тот порядок, какой применялся Москвою в завоеванных областях, Новгороде, Пскове, Рязани. Опричнина была жестокою мерою, разорившей не только княжат, но и многих других людей, всех тех, кого насильственно переселяли с места на место, у кого отнимали вотчины и хозяйство. Сама по себе опричнина возбудила ненависть гонимых. Так как действия опричнины сопровождались ещё и чрезвычайными зверствами. В конечном итоге княжеская аристократия была разгромлена и унижена. Старые удельные вотчины бояр перешли к государю и были обменены на другие земли.

В ходе проведения опричнины 1565-1572 годов, русский царь старался укрепить собственную власть, авторитет которой был в весьма шатком положении. Связано это было с участившимися случаями измены, а также настроенности большинства бояр против действующего царя. Так как по мере усиления давления на бояр, не желавших покорно склонять головы перед царской волей, некоторые князья начали уезжать за границу и массово переходить на сторону врага.

Большую роль в начале в стране опричнины послужил проведённый в мае 1566 года Земский собор. Участники собора проявили не больше дальновидности, чем кремлевские чиновники, и высказались за продолжение междоусобной конфронтации. Созыв собора дал возможность представителям дворян и детей боярских встретиться и обнаружить общее негодование насилием, творимым над земщиной. Они решили воспользоваться случаем, чтобы потребовать от царя отмены опричнины, ссылаясь на свои заслуги перед государем. Более трехсот представителей земщины, в том числе и придворные царя, явились во дворец с протестом против бесчинств и злоупотреблений. Они демонстративно обратилась к Ивану Грозному с просьбой прекратить насилие опричников. Ответом русского царя и его окружения явились разные кары, от смертной казни до наказания кнутом.

Но антиправительственное выступление дворян в Москве произвело столь внушительное впечатление на руководство страны и иноземных послов, что царские дипломаты вынуждены были выступить со специальными разъяснениями за рубежом. И это тогда, когда на территории Западной Европы оппозицию, будь то религиозную или политическую, истребляли десятками тысяч, в течение одного дня. Двуличие этих правителей просто зашкаливает.

В феврале 1570 года Иван Грозный с своим опричным карательным отрядом прибыл в Москву. Следствие по делам об измене кончилось лишь к началу июля, захватив не только «земских», но и некоторых из опричных людей. Среди последних оказались такие близкие Грозному люди, как князь А. И. Вяземский и Басмановы. Их подвергли пыткам, публичному наказанию кнутом, затем сослали. В том же году они умерли. Их место заняли Малюта Скуратов и Василий Грязной. Казни продолжались весь 1570 год.

15 июля 1570 году состоялась публичная казнь более ста человек на Красной площади в Москве. Перед смертью людей подвергали нечеловеческим мучениям. Царские палачи их резали живьем на куски, варили в котлах. В качестве палачей орудовали и сам царь, и его двадцатишестилетний сын царевич Иван, и опричные бояре и воеводы. Но по злой иронии судьбы кое-кому из них через год-два пришлось тоже сложить головы на плахе. В этом же году были казнены глава Посольского приказа И. М. Висковатый, дьяки ряда важнейших земских приказов, Посольского, Поместного, Большого прихода и других, а также привезенные из Новгорода «опальные».

Иван, который прежде притворно обличал мнимые измены и угрозы, теперь в полной мере осознал масштаб недовольства своей политикой. Он начинает задумывается о том, на, что он может рассчитывать в случае, если события примут неблагоприятный оборот. Между тем в воздухе зримо сгущалась грозовая атмосфера. Весной литовцы попытались переманить на свою сторону могущественных бояр: конюшего Федорова и потомков литовских перебежчиков, Мстиславского, Воротынского, Бельского. Многие служилые москвичи бежали в Литву, где рассказывали им, что многие готовы последовать их примеру, так как «горей татар опритщина, што дей свою земля з собою режется, и тая деи опритщина бардзо землю Московскую пусту чинит…»

Хотя кандидаты в перебежчики сами сообщили государю о содержании присланных им писем, Иван грозный понимал, что литовцы небезосновательно полагали, что тирания государя способно подтолкнуть его подданных к измене. Сегодня бояре доложили о литовских предложениях ему и даже выдали гонца, но как поступят они завтра. Этот ответ для русского царя увы, остался без ответа. В конце концов, численность опричников возрастает до 6000.

Озлобление царя на неповиновения земского дворянства и высших кругов правящей элиты достигла к концу 70 годов наивысшей точки кипения. Москву ждала участь Новгорода, но разгром столицы совершенно подрывал бы экономику и безопасность страны, а значит, угрожал будущности самого царствования Ивана Грозного. Скорее всего, именно это соображение остановило царя и спасло столицу от опричной вакханалии.

Введение опричнины было обусловлено тем, что русскому царю пришлось бороться против разветвленного заговора, который пустил корни во многие поры русского общества. Особенно вовлечена в него была боярская верхушка и высшая московская служилая бюрократия. В этих условиях Царю Ивану требовался охранный корпус, не зараженный ересью. Именно опричнина становится в руках Царя орудием, которым он просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад.

Но кровавая по своей сути опричнина, способствовала централизации государевой власти в крайне деспотической форме, но и покончила с остатками удельной системы и независимостью церкви. К великому сожалению опричные грабежи, убийства привели к полному разорению и обезлюдению Московской Руси, зафиксированному в переписных книгах и сравнимому с последствиями вражеского нашествия. Русь потеряла военное и экономическое могущество по сравнению с многочисленными алчными её соседями.

Сам того не осознавая Иван Грозный выводя крамолу из общества, вводил туда анархию, с её безнаказанностью и вседозволенностью. Оберегая себя от подлой измены со стороны близких соратников и военных, он основательно колебала самые основы государства. Репрессии направленные против воображаемой крамолы, к большому сожалению подготовляла действительную. А разорение и террор опричных лет захлестнувший страну, стали одними из главных причин того глубокого кризиса, который переживала Россия во второй половине XVI и начале XVII века, при этом усиливая социальную нестабильностью.

К сожалению приходится констатировать, что на территории Русского царства к 70 году XVI века сложились благоприятные условия для осуществления столь грандиозного похода крымской орды на Москву и её последующей разгром. Закат Рюриковичей ознаменовался глубочайшим политическим, хозяйственным и нравственным кризисом, потрясшим основы Русского государства и приведший в конечном итоге к катастрофе. Будучи неглупым политиком, Девлет-Гирей по полной воспользовался сложившейся удачной для себя ситуацией на Руси.

К великому сожалению каждая русская Смута всегда порождала следующую, передавая своеобразную эстафету до наших дней. Боярство, как и современная российская буржуазия, без зазрения совести продаст Родину и пойдёт на все преступления, лишь бы отстоять свою власть над народом и сохранить свои баснословные доходы. 

Тысячелетняя война. Русь и Великая степь.
Крымский поход на Москву в 1571 году.

Проклятый и кровавый XVI век для России был веком кровопролитной борьбы русского народа, отстоявшего своё право на существование, и государственную независимость в ходе многочисленных войн.

Основными проблемами, вставшие перед Россией в XVI веке, были проблемы балтийская, польско-литовская, а так же проблема Турция, Казани, Астрахани и Крыма. Решение этих глобальных проблем требовало много денег, сильного войска, развитых ремесел и неимоверного напряжения сил. Именно в этот непростой для Руси период появилось казачество, была создана русская регулярная армия, была отлажена её организация, стратегия и тактика, создано новое вооружение.

Основными стратегическими задачами русского войска на тот период были активная оборона границ страны от вражеских нападений, обеспечение возврата исконно русских земель, захваченных Литвой, Ливонией и Швецией, завоевание выходов к берегам Балтийского и Каспийского морей.

В полный размер 2403х3221 в новом окне

Взятие Казани и Астрахани Иваном IV в 1552-1554 году ознаменовало собой наступление нового этапа в развитии международных отношений в Восточной Европе. Успехи Московского государства на Востоке вызвали немедленную реакцию на Западе и Востоке. Дальнейшее усиление Москвы обеспокоило не только Турцию и Крымское ханство, но также Польшу и Литву, Ливонию и Швецию. Встревожились также Рим и Габсбурги, хотя до недавнего времени они, по существу, сотрудничали с Иваном IV.

Агрессивная политика Московского государства во второй половине XVI века, предпринятая Москвой на волне послеказанской эйфории, напрямую намекала правителям Крымской Орды, что и их, ждёт та же участь, что и казанцев и астраханцев. Это событие в свою очередь не могло не вылиться в масштабное, не имеющее аналогов в прошлом противостояние Москвы и Крыма. Девлет Гирей в ходе этой кровавой и ожесточённой войны определил дальнейшую судьбу не только России и Крыма, но но и всей Восточной Европы. Так как не война на Западных границах Московской Руси, а именно война разгоревшееся на бескрайних просторах «Дикого Поля» стала главной войной русского царя Ивана Васильевича Грозного.

Именно сюда, как гигантским пылесосом, втягивались все ресурсы Московской Руси, и здесь, на степной границе решалась судьба России как влиятельного игрока за столом европейской большой политике. Так как от поражения царских ратей в болотах Ливонии и в непроходимых лесах Белоруссии будущие молодого русского государство никак не менялось. А вот если бы крымский хан смог отнять у русских территорию всего Поволжья с городами Астраханью и Казанью, и при этом принудив к подчинению нагаев, то будущие Восточной Европы было бы совершенно трагично и не однозначно. Понятно, что при таких сложившихся обстоятельствах, борьба для обоих правителей приобретала бескомпромиссный характер. Она стала не просто повседневной реальностью, а подлинным кошмаром.

Именно с этого времени Девлет-Гирей осуществлял политику создания выгодной для Крыма и Порты расстановки сил в Восточной Европе. Эта политика предполагала как прямые атаки крымцев против Москвы, так и провоцирование выступлений против России её западных соседей. Так, если в начале 50 годов XVI века, в период максимальных успехов Ивана IV в Поволжье, Девлет-Гирей поддерживал союзные отношения с польским королем, то в 1557 году крымский хан изменил свои внешнеполитические установки в Восточной Европе. Тем самым Крым и Порта старались активизировать западную политику Ивана IV, пытались внушить ему мысль о том, что создалась выгодная международная обстановка для включения России в борьбу за Ливонию.

Однако этот зигзаг крымской политики был весьма кратковременным. Уже в конце 1558 года у границ Московского государства появилась стотысячная татарская орда во главе с царевичем Мухаммед-Гиреем, угрожая Рязани, Туле и Кашире. А весной 1560 года не только Крым, но и сама Османская империя демонстративно готовились к большой кампании против Русского государства.

С продолжением Ливонской войны международное положение России все более осложнялось и запутывалось. Попытка царя осенью 1567 года решительным ударом изменить ход войны в свою пользу закончилась безрезультатно. К тому же не удалось осуществить и планы русско-шведского союза.

К началу 70 годов XVI века, положение Русского государства на международной арене, становилось все более сложным. Ситуация коренным образом изменилась в худшую сторону после того, как Россия вступила в Ливонскую войну, целью которой было закрепление за Московской Русью выхода к Балтийскому морю. Хотя война, изначально складывавшаяся для русских успешно, в итоге вылилась в затяжной конфликт, с неясными для России результатами. На севере все сильнее ухудшались отношения со Швецией, а на юге активизировались турки и крымские татары.

Ко всем внутриполитическим перипетиям в государстве, связанными с тяжёлой и разорительной войной в Прибалтике, сюда ещё прибавилось и другие катастрофические катаклизмы обрушившиеся на русскую землю. В конце шестидесятых годов XVI века Россия пережила большой неурожай. Народ массово умирал от голода. Следом за голодом страну стала опустошать чума, что в свою очередь значительно повлияло на военно-экономическое могущество государства. Разногласия между царем Иваном IV и правящей элитой царства, за которые сам царь был более ответственен, чем кто-либо другой, стали особенно опасными для России, поскольку они имели место в период участия Москвы в войне с могущественным противником Великим княжеством Литовским, поддерживаемым Крымом.

На протяжении второй половины XVI века Московское государство и Крым противостояли друг другу, как противники, находившиеся между собой в открытой борьбе, лишь по временам затихавшей. Но, начиная с 1567 года нашествия крымских татар стали следовать одно за другим. Так как у крымского хана было политико-комерческое соглашение с королем Сигизмундом. Оно предусматривало выплату королем значительных сумм в обмен на  удары орды по территории общего врага, московского царя. О походе крымского хана знали сторонники внешнего вмешательства в Москве и сделали все, чтобы крымчаки нанесли максимальной ущерб России. Но три предыдущих года, ознаменовавшиеся постепенным нарастанием военного давления на Москву со стороны татар, тем не менее не привели к достижению желаемой для крымского хана цели.

Но в начале 1571 года польский король Сигизмунд-Август своими богатыми подарками сумел окончательно склонить Девлет-Гирея к большому походу на Московскую Русь. Тем более, что он сам постоянно подвергался колоссальному давлению со стороны «казанской партии» при своем дворе, а так же «партии войны» при дворе Селима III, опасаясь утратить авторитет среди ногайских мурз, не говоря уже о черкесских князьях и мятежных «казанских людей», которые возлагали свои надежды на освобождение из-под власти московского царя именно с Девлет-Гиреемь. Крымский хан все больше и больше склонялся к тому, чтобы прервать дипломатические контакты с русскими выступить в поход. Только так, одним решительным ударом он мог разрубить запутавшийся до предела клубок неразрешимых противоречий с Московской Русью.

Тем более, что основная часть русских сил в это время была задействована в Ливонской войне с теми же поляками. Видимо, помимо этого, у крымского хана появилась и другая причина поторопиться. Так как в это же время царь и его советники решили реформировать систему обороны южных границ и создать новую засечную черту с рядом крепостей. Что существенно могло осложнить существование самого Крымского ханства.

Московское государство защищалось от крымско-татарских и ногайских набегов укрепленными линиями, образованными цепочками больших и малых городов-крепостей-"засечными чертами". Обычно это были стометровые полосы поваленных верхушками на юг деревьев, укрепленных валами. По всей черте находились дозорные вышки и укрепленные пункты-остроги. В опасных местах укрепленные крепости были построены в несколько линий между Тулой и Веневом, между Белевом и Лихвином, между Белевом и Перемышлем. Укрепления были обращены на восток, юг и запад.

Эти пограничные крепости с военными поселениями детей боярских, переведенных туда из центральных областей страны, стали опорными пунктами при борьбе с татарскими набегами. Постепенно города-крепости становились промышленными и земледельческими центрами, вокруг которых расселялось русское население, приходящее из центральных областей России.

Но не имея возможности уничтожить Крымское ханство, московское правительство, организует все новые и новые пограничные линии, значительно сокращая районы татарских набегов. Тем самым  постепенно занимая южные степи, что подготавливало в недалёком будущем окончательное покорение Крыма. Однако все эти укрепления будут бесполезны, если они не будут заняты войсками. А этого в 1571 году не произошло в виду отсутствия войск на южных окраинах Московского государства. Основная масса войск была в это время в Ливонии. Потому важнейшей задачей, которую должно было решить русское командование, это правильное распределение тех мизерных сил, которыми располагало Русское государство накануне набега крымской орды под командованием Девлет-Гирея..

Но созданная в предыдущие десятилетия достаточно эффективная система обороны южных рубежей, оказалась в значительной степени ослаблена отсутствием больших масс войск, чем естественно воспользовался крымский хан. Так как страна была истощена многолетней войной, по существу, с того момента, как Иван IV начал свою казанскую эпопею, Россия мира не знала. Надо было срочно изыскать людей, лошадей, деньги, провиант, фураж, всё, что необходимо для ведения войны. Но с с каждым годом это становилось осуществить становилось все сложнее и сложнее. К этому необходимо добавить еще и последствия не только вторжения татар, но также голода, засухи и чумы, что опустошало Русскую землю в предыдущие годы. В начале 1570 года татары напали на окраины Рязанской земли, но были отогнаны воеводой Дмитрием Хворостининым. А в конце того же года татарва совершили набег на Новосиль.

Иван Грозный полагал, что, продолжая дипломатическую игру, у него появится есть шанс избежать большого турецко-татарского похода на Русь. Определенные надежды возлагались им на новое посольство в Стамбул, отправленное в начале апреля 1571 года. Не стал Иван Грозный и задерживаться с отправкой своего гонца в Крым, рассчитывая продолжением дипломатической переписки оттянуть наступление «момента истины».

Но, возлагая надежды на возможность дипломатического урегулирования конфликта, в Москве все же осознавали, что вероятность неприятельского вторжения все равно остается весьма высокой, и потому интенсивно готовились к новой, весенне-летней кампании 1571 года.

Наконец, в том же 1569 году произошло еще оно событие, неблагоприятно отразившееся на международных позициях России. 1 июля в Люблине было заключено соглашение об объединении Польши и Великого княжества Литовского в одно государство, Речь Посполитую двух народов. Это означало, что в попытки решения балтийского вопроса в прямой конфронтации с этим государством терялся всякий смысл продолжения этой войны.

После образования польско-литовского государства резко обострилась военно-политическая ситуация в Восточной Европе, где на долгие годы происходит процесс доминирования этого мерзлотного государства в славянском мире. Если посмотреть на многовековые изменения политической карты Европы, то мы увидим не прекращающие переползание Польши, как огромного слизня, с запада на восток. По сравнению с польским, немецкий «натиск на восток» выглядит гораздо бледнее, тем более, что он зачастую проходил при прямом содействии польских властителей.

На протяжении столетий Польша поглощала земли своего русского соседа на востоке, пользуясь резким ослаблением государственной власти или внешней агрессией кровожадных степняков. При этом, как правило мирно сдавая свои собственные земли немецким соседям на западе, севере и юге. Выдавливаемая или ассимилируемая немцами польская народность, постепенно перетекала вслед за польской шляхтой на восток, на земли восточных славян, растоптанных походами азиатских кочевников и литовцев-язычников.

Политические интересы польской короны и экономические интересы спесивой шляхты определяли русское направление польской экспансии. В экспансии были заинтересованы и «божьи слуги», упёртые и фанатичные ксендзы, получавшие богатые имения в каждом новом епископстве, созданном на востоке. Тем более, что их продвижение активно стимулировал Ватикан, ведущий не прекращающуюся борьбу с православием.

По мнению поляков, Запад, это был центр мирового культурного круга, а Польша является форпостом, который век за веком борется против восточной тирании, выползающего из лесов и степей Евразии.

Тем более, что польско-литовская элита видела в стремление русского царя возвратить русских земель под власть московских рюриковичей, смертельную опасность для себя и всеми силами пытались остановить это. Наврятли это могло понравиться русскому царю стремящемуся восстановить сильное русское государства за счёт территорий Польши и Литвы. Ведь их территории включали в себя большую часть земель древнерусского государства, причем наиболее теплых, плодородных, с отличными естественными коммуникациями.

Польско-литолвские правящие круги прилагали неимоверные усилия, выраженные в огромных средствах выделяемых на подкуп, чтобы наладить союзническим отношения с Крымом и Турцией ради высвобождения рук для борьбы с Московским государством. Их не волнует, что вектор турецкой агрессии все более разворачивается от Балкан и Ближнего востока в сторону Восточной Европы. Даже учитывая отдельные антитатарские вылазки, католическая Польша в течение всего XVI века старается поддерживать мирные отношения с Османской империей и Крымским ханством.

Результатом такого мира была постоянная выплата крымской дани и слабая неорганизованная оборона против крымских татар, которые продолжали разорять польско-литовские земли при любой политике. Примером том услужат события происшедшие в феврале 1558 года, когда двадцатитысячное крымско-татарское войско, во главе с калгой, прошлось по Брацлавскому воеводству, Волыни и Подолии, захватив там, не много не мало, сорок тысяч пленников. Но это никак не волновало правящие круги в Варшаве и Вильно. так как там проживали русские. А это быдло поляки никогда не жалели

Иван Грозный, прервав отношения с Крымом, послал грамоту и послов польскому королю Сигизмунду II Августу. Послы предложили полякам вечный мир и союз против Крымского ханства, а также сообщили, что собрано большое московское войско для похода на Крым. Однако в Москве в этот раз не учли одну маленькую деталь. Польский король хотел войны с Москвой, а не с Крымом. Сигизмунд II Август отверг договор с царем Иваном IV и возобновил союз с Крымом, направленный против Москвы. Стало ясно, что для польского короля борьба против московитов гораздо важнее, чем защиты подданных от татарского разорение и плена.

Своего рода высшей точкой польско-турецко-крымской «дружбы» в XVI столетии будет восшествие на католический престол дичайшего русофоба и врага всего православия Стефана Батория, турецкого ставленника из османской Трансильвании. Новый король начнет свое правление с казни казацкого атамана Ивана Подковы, сильно доставшего турок. Достаточно симптоматично, что при власти турецкого ставленника, в Польше на полный ход пойдет католическая реакция. Баторий станет покровительствовать иезуитам, а иезуиты, получившие громадные имения, поддержат теорию шляхетской «золотой вольности». Получив карт-бланш от короля и шляхты, иезуиты будут захватывать университеты, сжигать неугодные им православные книги, уничтожать религиозных врагов, раздувать антисемитизм и захватывать православные церкви, затем начнется настоящий крестовый похода на западнорусское православие, которое приведут под конвоем к унии с католичеством в 1596 году. Предав веру предков эти иуды «западенцы» лягут под паскудных пшеков, став на веки вечная врагами всего православия.

Стремясь обезопасить себя в преддверии крупномасштабных набегов татар на Русское царство, в 1570 году Иван IV посадил в Ливонии в качестве своего вассала датского принца Магнуса, который с помощью русского войска совершил поход под Ревель. После чего с Речью Посполитой было заключено трехлетнее перемирие. Однако король польский, заключив перемирие с Иваном IV, по прежнему неустанно побуждает Девлет-Гирея к совершению нападения на Москву. Тем самым преследуя одну единственную цель, это резко ослабить военного могущества Московского царства, а через три года он мечтал возобновить войны за Ливонское наследство.

Мирный договор между Польшей и Крымским ханством последовал за чередой крымских набегов на польские земли в 1566–1568 году, которые польский король также простил со всем великодушием. Других врагов, кроме Москвы, польский король иметь не желал. Ну, а это была плата ненасытным кочевникам за право быть другом и союзником кровавым крымским ханам.

Но со своей стороны, Великое княжество Литовское тяжело страдавшее от длительной войны и морового поветрия, тоже желало мира. В итоге в начале июля 1570 года в Москве был заключен договор о трехлетнем перемирии между Россией и Речью Посполитой. Хотя по этому договору земли в Ливонии, в частности, в нижнем течении Западной Двины, занятые литовскими войсками, оставались на время действия договора за Речью Посполитой. Благодаря этому перемирию русские власти получали запас времени, чтобы переломить создавшуюся неблагоприятную военно-политическую ситуацию как в Прибалтике и особенно на юге, где резко возросла опасность крупномасштабной военной экспансии со стороны крымско-турецкого союза.

Теперь когда главная опасность стала грозить Московской Руси из Константинополя, так как было тяжело при войне с Ливонским орденом, и при отсутствии постоянного войска, держать рать на берегах Оки против хана, то еще тяжелее было держать другие многочисленные полки в отдаленной Астрахани. Причем малейший успех турок в низовьях Волги служил знаком к восстанию недовольных русскими, во всём Поволжье.

Соглашаясь давать Крымской Орде поминки, царь в 1570 году отправил посла Новосильцева в Константинополь под предлогом поздравления Селима с восшествием на престол. Русский посол должен был напомнить султану о прежних приятельских отношениях предшественников его к предшественникам Иоанновым и, главное, внушить, что магометанство не терпит никакого притеснения в новых владениях московских, завоеванных у татар. Рассказавшие о казанских делах при Иване III, Василии, Иване IV, русский посол, говорил султану: "Государь наш за такие их неправды ходил на них ратью, и за их неправды бог над ними так и учинил.

Но благоприятного ответа из Стамбула так и не было, так как султан так же требовал Казани, Астрахани. Между тем вести о неприязненных намерениях султана и хана продолжали приходить в Москву, от их агентов. А в Стамбуле дипломаты и агенты Сигизмунда, папы, императора действовали через подкупленных вельмож. Султана убеждали, что самое время напасть на русских, увязших на западе. Так как уничтожение Москвы воспринималось в Стамбуле как месть московскому царю Ивану Грозному за уничтожение Казани и Астрахани.

В отличие от событий полувековой давности, когда Мухаммед-Гирей точно так же собирался в поход на Москву, Селим II, не дав прямого разрешения относительно похода крымского хана против русских, отметил, что он не возражает против такого мероприятия. Таким образом турецкий султан давал Девлет Гирею карт-бланш на любые действия направленные на защиту ислама в Восточной Европе. Между тем продолжение контактов Москвы со Стамбулом через голову Девлет-Гирея, вызывало у него крайнее раздражение и большое недовольство, что только углубило пропасть в отношениях между Иваном Грозным и крымским ханом.

В свою очередь, в Стамбуле были прекрасно осведомлены о планах Римской империи, что была в союзе с Папой, привлечь к своей антиисламской коалиции могущественное Московское государство. Исходя из этого, османскому падишаху было совершенно не безразлично предполагаемое Крымским ханством мероприятие против Москвы. Оно нашло у него самое благоприятное одобрение.

Тем более, что «истинные католики» Сигизмунд II и его советник Миколай Радзивилл Чёрный небыли сторонниками предполагаемого антитатарского союза. Напротив, польско-литовские короли исходили из того, что отношения с Крымом на данном этапе времени, надо всячески укреплять и развивать. Исходя из этого, Крым и Речь Посполита усердно раздували пожар новой войны в Восточной Европе. И сдержать её было некому.

Именно это преподлючие государство, претендовавшее на захват всех русских земель и уже к тому времени нагло оттяпавшая у русских то, что теперь стало Украиной и Белоруссией, стремилась подчинить себе не только Малую и Белую Русь, но и Великую Русь А объединившись за два года до этого с Польшей, Литва как часть Речи Посполитой стала частью самого мощного государства в тогдашней Европе.

Угроза, нависшая над страной, вынудила московских бояр принять экстренные меры. Казалось, что в Москве всё было предусмотрено и подготовлено для встречи с погаными на “Окских рубежах”. Русская армия имела неоспоримые козыри, такие как многочисленная и хорошо обученная пехота, вооружённая артиллерией и пищалями. Царские воеводы могли быть достаточно уверенными на успех в предстоящей войне.

Но русская армия готовясь к очередному сражению, пребывала к сожалению в раздробленном состоянии. Значительная часть русских войск в это время занята была войной в Ливонии, да и поредели полки Ивана IV после многолетней войны на два фронта. К тому же командование вооруженными силами Московского государства децентрализовано: отдельные воеводы у опричного корпуса, отдельные у земской рати. Координация действий земской и опричной половин армии была совершенно затруднена. К тому же Московское государство было ослаблено, так как страну вот уже несколько лет терзает моровая чума, а два года засухи привели к массовому голоду. Людей, которых можно поставить в строй, катастрофически стало не хватать.

Одновременно на «берегу» разворачивался «большой» 5 полковый разряд, численностью в 50 тысяч человек, во главе которого был поставлен воевода князь И. Бельский, человек в русской военной иерархии того времени первый. Полк правой руки возглавлял не менее знатный и родовитый воевода, князь И. Мстиславский, тогда как полк передовой, ветеран степных кампаний князь М. Воротынский. Причем воеводам было дано указание царём, держаться оборонительных планов и в случае прихода татар в окраинные города «за реку не ходить». Царь выступил с 6 тысячным отрядом опричниками в Серпухов. На тот момент Русское государство сколько-нибудь значительного численного преимущества над русскими татары не имело.

Главными опорными пунктами-крепостями на укрепленной засечной черте, защищавшей южные границы Московского государства и охранявшей почти все переправы через Оку, были Таруса, Серпухов, Кашира и Коломна. Крепости имели постоянные военные гарнизоны. Передовой полк постоянно находился в Калуге. Большой гарнизон находился и в Тарусской крепости, выстроенной в виде земляного укрепления с деревянными башнями. Глубокий ров с водой соединял под крепостью реки Тарусу и Оку. В Кашире стоял и татарский гарнизон "московских служебников", хорошо знавших тактику татарских набегов, что позволяло уверенно защищать пограничные земли и город.

Провал Астраханского похода и набегов на русское порубежье в 70 году не смутил крымского хана. Девлет-Гирей очень сильно мечтал о восстановлении Казанского и Астраханского юрта и славе покорителя Русского государства. Он люто ненавидел русского царя, так как периодически подвергаясь активному воздействию со стороны «партии войны», тем более опасаясь утратить авторитет среди своих алчных и кровожадных мурз и князей, не говоря уже о основной массе простых кочевников, вечно голодных. Он не имел иного выхода, кроме как предпринять большой поход на Русь и привести домой большую добычу.

Отправленное в конце 1570 года с гонцом в Москву ханское послание выглядело несколько необычно. Хан предлагал немедленно осуществить размен послов. Вопрос о присылке новых послов не ставился. Все спорные вопросы, в том числе о «поминках» и даже об Астрахани обходились молчанием. Отсутствие в грамоте всякого упоминания о крымских притязаниях показывало, что хан не счел нужным говорить о старых притязаниях. В случае успеха своего предприятия он намеревался предъявить новые.

В глазах опытных политиков в Москве, главную угрозу для России по прежнему представляли степные кочевники. Многовековой опыт подтверждал такую оценку. В России не забыли о крымском нападении на Москву в 1521 году, когда Василий III обязался возобновить выплату дани Орде. Обе стороны готовились к решающему столкновению. Но походе крымского хана знали многочисленные сторонники внешнего вмешательства в Москве и сделали всё, чтобы крымчаки нанесли максимальной ущерб Московской Руси.

Иван Грозный, демонстрируя видимость пойти на уступки, тянул время, пока его дипломаты искали способы эффективно воздействовать на Девлет-Гирея. Сам же крымский хан к концу 1570 года все больше и больше склонялся к тому, чтобы прервать дипломатические контакты с московским царём, так как он был достаточно информирован от своих агентов и многочисленных перебежчиков о реально бедственном положение дел в Московском княжестве.

Хану было достаточно хорошо известно, что в стране наступил голод и свирепствует чума, что царь Иван безжалостно расправляется с самыми толковыми воеводами. Наглядным примером здесь служила судьба Данилы Адашева, поскольку гроза крымских татар сложил свою голову на плахе. Да и внешнеполитическая обстановка складывалась для Девлет-Гирея очень удачно. Ливонская война была в самом разгаре, лучшие русские полки воевали на западе, и крымские военачальники понимали, что лучшего момента для вторжения может и не быть.

В конечном итоге, крымский хан, убедившись в том, что все прежние попытки вынудить Ивана пойти на желаемые Крыму уступки оказались безуспешными, решил продемонстрировать своему партнеру свою силу и после чего вновь вернуться к обсуждению интересующих Бахчисарай проблем. В этот раз Девлет-Гирей заручившись поддержкой турецкого султана Селима II и нейтралитетом Речи Посполитой, принимает решение совершить широкомасштабный поход на Московскую Русь. Так как татарам на пути к Москве предстояло преодолеть две линии русской обороны, занятых большой ратью, то сам поход на первых порах не носил характера решающего удара, долженствовавшего раз и навсегда расставить все точки в русско-крымских отношениях.

В его планах предполагалось не двигать всю Орду на Москву, на встречу изготовившиеся к бою царскими полками, а обойти их неприступные позиции с Запада, и нанести удар по столице Русского государства. При этом он предполагал совершить перехват отступающих от береговой линии к Москве русских полков и разгромить их на марше.

Весной 1571 года, на реке Альма, Девлет-Гирей собрал военный совет, на котором было принято окончательное решение идти походом на московского царя. 5 апреля хан двинулся с Альмы к Перекопу, выйдя за который, он присоединил к своему войску ногаев, кочевавших в таврических степях. В начале мае 1571 года хан вышел в степь за Перекоп, где к нему присоединились Большями Малая Ногайские орды, признавшие его власть. На стороне крымчаков выступили и отряды черкесов князя Темрюк, отца умершей в 1569 году царицы Марьи Темрюковны. Численность собранной для набега орды в 1571 году, примерно соответствовало прошлогодним прогнозам пограничной стражи, в 40 тысяч сабель. Это дало основание крымскому хану объявить священную войну против русских.

Крымский хан знал о немногочисленности русских полков, которые были сосредоточены на «перелазах» через реку Оку у Коломны и Серпухова. Девлет-Гирей рассчитывал прежде всего, не вступая в бой с главными силами русского войска, ополониться и компенсировать тем самым долгое отсутствие в Крыму «поминок» как из Москвы, так и из Вильно. Первоначально крымский хан собирался ограничиться разорением козельской земли, но потом решил изменить ранее разработанный план и ударить по Москве. При этом основательно разграбить многолюдные московские окрестности, взять большой полон и несметные сокровища московского боярства. Это стало возможным после того, как в его лагере объявился перебежчик с очень важными вестями.

У Молочных Вод Девлет-Гирей встретил несколько перебежчиков, в том числе некоего предателя-иуду Башуя Сумарокова, бежавшего из Галича в турецкий Азов. Очевидно, Сумароков был помещиком, насильно переселенным из взятого в опричнину Галича на земские земли в верховьях Дона, да и не смог прижился там, уйдя в последствии к татарам. Этот человек сообщил хану, что «на Москве и во всех городах по два года была великая засуха приведшая к неурожаю, и связанной с этим эпидемии чумы. В ходе этих катаклизмов умерло много людей и особенно ратников, находящихся на службе полках, а многих людей государь казнил в своей опале, а государь де живет в слободе, покинув Москву. Было видно, что перебежчик выбрал удачное время для приглашения московского хана в Москву, так как большая часть русского войска воевала в это время вместе с Магнусом в Ливонии.

Крымские татары перешли границу южнее Болхова и сделали остановку на Злынском поле, что вблизи Орла. Здесь к хану, запыхиваясь от бега и задыхаясь от пыли, явилась уже целая группа высокопоставленных русских перебежчиков, во главе с иудой, Кудеяром Тишенковым. Он, как и Сумароков, убеждали хана, что основные военные силы находятся в Ливонии, а сам царь на данный момент прибывает в Серпухове с небольшим опричным войском, и надо идти татарам срочно на Москву, где «по два года была меженина великая и мор великой… многие люди вымерли, а иных многих людей государь в своей опале побил».

Сын боярский из севрюков, Тишенков, обещал хану провести крымское войско через неохраняемые «перелазы» в верховьях реки Жиздры, там, где еще не ходило крымское войско. По таким дорогам, на которых не будет русских войск: «А будет-де, государь, тебе до Москвы встреча… и ты-де, государь, вели меня казнить». Столь дружный хор изменнических голосов придал Дeвлет-Гирею смелости. Впервые за всю историю разбойных набегов крымцев на русские земли орда устремилась прямо на столицу Московского государства.

Междоусобная борьба и последовавший за ней произвол посеяли семена раздора и ненависти среди всех слоёв населения, давшие обильные всходы. Ни одна военная кампания не знала такого числа перебежчиков, как кампания, последовавшая за новгородским погромом и московскими казнями. Она привела не только к хозяйственному, но и глубокому нравственному кризису общества. Русский царь своими поступками научил народ не останавливаться в выборе средств для достижения своих целей. Теперь они были готовы отдать на растерзание своих соотечественников, население большинства русских городов, да и даже страну в надежде, что татары уничтожат Ивана и его ненавистный режим, что даст им возможность поставить у власти своего человека. Ни одна военная кампания не знала такого числа перебежчиков, как кампания 1571 года.

По их поганому мнению, татары должны были способствовать гибели Ивана Грозного и прекращению опричного кошмара. Во всяком случае, ими двигали не страх, они сами являлись к хану, ненависть и боль толкали их на предательство. «..Каково тем, у кого мужей и отцов различной смертью побили неправедно», гневно восклицал сбежавший в Литву пятью годами ранее стрелецкий голова Тимофей Тетерин.

Девлет-Гирей сумел поднять всю крымскую орду, к которой присоединились ногайцы, черкесы и вскоре массы всадников покатились в набег. Перейдя Оку через Быстрый брод, крымская армия двинулась к Болхову и Козельску не встречая русских войск. Не распуская свое войско для загона, не осаждая города, он миновали Козельск, переправился в брод через Жиздру под Перемышлем, а затем форсировал Угру западнее Калуги. Переправившись через Угру, эту последнюю преграду на пути татарских полков на пути к русской столице, Девлет-Гирей бросил часть своей конницы на Серпухов, рассчитывая нанести удар во фланг и тыл русским полкам стоявшим здесь, и попытаться захватить в плен царя, а сам с главными силами устремился на северо-восток, к Москве.

Подлые предатели вывели крымцев к Кромам. Достигнув района Кром, хан форсировал здесь Оку, и оттуда он со своей ордой стремительно двинулся по Пахнутцевой дороге на север, к Волхову. Под продолжительный свист, на русскую землю вырвалась большой орда конных татар, размахивая кривыми саблями и дико вопя. Повсюду ударили в набат. Призывный звон колокола прокатился над нивами над русской равниной. Но колокола звонили недолго. Вскоре запылали многочисленные сёла, подожженное татарвой со всех сторон. Никто не мог ни убежать, ни спрятаться. Оставшихся в избах выкуривали дымом. Мужиков, женщин и детей со скрученными назад руками татары согнали в огромные кучи. Дряхлых стариков и старух татары не брали, так как их просто убивали. Вскоре русских невольников под охраной небольших отрядов всадников погнали в Крым.

Обычно эффективная московская разведка, на сей раз преступно бездействовала. Разведку должен был вести передовой полк, воеводами в нем были Михаил Темрюкович и Темкин-Ростовский. Но они своими обязанностями пренебрегли. Михаил Темрюкович, глава опричной Думы, вел себя высокомерно, главнокомандующий Бельский был ему не указ.

К большому сожалению, чрезвычайная бдительность пограничной стражи в течение многих лет, вызвала раздражение русского царя, так как те по его мнению она преувеличили размер опасности. Теперь сторожевые разъезды боялись проявлять служебное рвение и несли службу спустя рукава. Потом Иван примется наказывать воевод за то, что они не смоли выяснить расположение и численность татарской орды, но будет поздно. Увы, ему было трудно угодить, так как в этот период ему всюду мерещилось предательство и измена.

По пути в Серпухов, разгневанный этим обстоятельством царь приказал казнить воеводу Передового полка князя Михаила Черкасского, сына князя Темрюка. Вряд ли это убийство было просто местью или мерой предосторожности. Участник похода немец-опричник Генрих Штаден определенно говорит о том, что князь Михаил Черкасский вошел в изменнические сношения с ханом.

Этот обходной манёвр стал для русского командования полной неожиданностью, он застал русских воевод на берегу врасплох. Предатели, которые вели ханское войско, явно имели сведения о новой организации станичной и сторожевой службы с самых московских верхов. Так как до недавней реорганизации в этом районе было пять сторожевых станиц, после неё осталась одна. Когда внезапной атакой противник разгромил отряд царских опричников воеводы Я. Волынского. Только тогда Иван IV узнал об опасном прорыве вражеского войска и приближении татар к его стану.

Когда первые известия о начале похода Девлет-Гирея были получены в русской столице, они привели в действие московскую военную машину. 16 мая Иван Грозный выступил с опричным войском, насчитывавшим, по его словам, 6 тысяч воинов, на «берег». В свою очередь полки численностью в 50 тысяч человек на берегу и на «окрайне» были приведены в готовность. Казалось, русским командованием были предприняты все необходимые меры для того, чтобы планы крымского хана были сорваны и сил для этого было выделено предостаточно. Но к сожалению, всё это пошло прахом и подвело страну к катастрофе.

В мае земские воеводы князья Бельский, Мстиславский, Воротынский, бояре Морозов и Шереметев заняли, по обыкновению, берега Оки. Иван прибыл к ним на помощь с опричным войском. Русский царь и его ратники ждали врага под Серпуховом и Коломной, где были самые удобные переправы, прикрывая Москву с юга. Но орда всё не появлялась. Этот шаг Девлет- Гирея застал русских воевод на берегу врасплох. Судя по всему, они полагали, что он будет идти, как обычно, Муравским шляхом и выйдет к Оке где-то между Серпуховым и Коломной. А в то время крымский хан, по совету предателя Тишенкова, начал форсировать Оку западнее, пытаясь обойти русских с фланга. Татары сумели беспрепятственно переправится через Оку по многим бродам и переправам.

Не распуская свое войско для захвата ясыря, Девлет-Гирей миновал Козельск, переправился через указанные предателями броды реки Жиздры под Перемышлем, а затем форсировал Угру западнее Калуги. Переправившись через Угру, эту последнюю преграду на пути татарских полков на пути к русской столице, Девлет-Гирей бросил часть своей конницы на Серпухов, рассчитывая нанести удар во фланг русским полкам, стоявшим здесь, а сам с главными силами устремился на северо-восток, к Москве.

И когда хан свернул на пахнутцову дорогу, русское командование его на время потеряли из виду. В русском стане даже распространились слухи о том, что он, как и осенью минувшего года, ушел обратно в Поле. Но татары появились под Калугой. Эта новость прогремела, словно гром среди ясного неба для царя и воевод. Еще хуже было то, что опричное и земское войска оказались отрезанными друг от друга. Неприятель преодолел «пояс Пречистой Богородицы» и обходил русские полки с тыла, эта весть вызвала смятение и растерянность среди русского командования.

Девлелет-Гирей отдал приказ выдвинутся северу от Серпухова и отрезать русское войско от Москвы. Мухаммед-Гирей и Сагиб-Гирей успели-таки, соединившись у Коломны, сесть на хвост русской рати. Впору русскимнадо было останавливаться и принимать бой. Но князь Бельский приказал обозу уходить по лесным дорогам к Ярославлю и далее к Вологде, сам с конниками же понесся к Москве. Одна мысль владела им, это успеть поджечь посад, чтобы не смогли татары с ходу ворваться в Кремль.

Судя по всему, татары существенно опережали русских в развертывании и скорости передвижения. В отличие от русских, Девлет-Гирей держал свое войско в кулаке, тогда как русская рать оказалась, как и в 1521 году, растянута вдоль Оки от Серпухова до Коломны и не успевала сконцентрироваться для сражения на «берегу». Так неудачные действия русских полков на степной границе на начальном этапе, в дальнейшем обернулись настоящей катастрофой.

Появившись как всегда внезапно, и с неожиданного направления, татарва обошла серпуховские и приокские укрепления, где находилось опричное войско, с запада и оказались в тылу земской армии, стоявшей на берегу Оки и стремительно выйдя на Серпуховской тракт двинулись на Москву. В это время столица осталась без войска, без воевод и вообще без какой-либо защиты, а Девлет-Гирей находился уже всего то в тридцати верстах от неё. А это намного меньше чем дневной переход татарской коннице. А в случае разгрома татарами серпуховской группы царь и его старший сын и наследник вполне могли попасть в плен к неприятелю со всеми вытекающими отсюда последствиями для государства.

Настоящее нашествие, ставшее неприятной неожиданностью для русского правительства, обрушилось на царя, как снег на голову. Он сделал единственное, что ему оставалось, срочно выслал в Москву все силы, имевшиеся под рукой, опричный конвой во главе с М.И. Вороным-Волынским. Поручил ему вооружать горожан, организовывать оборону. А сам, так же, как поступали в подобных случаях Дмитрий Донской или Василий III, выехал в Ростов и Ярославль собирать местных дворян, поднимать народ, отзывать полки с запада. Он предполагал, что оборона Москвы хотя бы остановит татар, а угроза подхода царских войск заставила бы их снять осаду.

Командовавший земским войском воевода И. Бельский быстро поняв всю опасность создавшегося положения, начал быстрое отступление на север, сняв армию с позиций на Оке и погнав её к Москве. Отряд опричников Волынского получил приказ любыми средствами задержать татарву. Перед ними был враг смертельный, беспощадный, настроенный на уничтожение русских, и они бились против русских ратников с отчаянием обречённых. Тем более, что впереди была беззащитная Москва с её сказочными богатствами и бесчисленными рабами.

Опричники укрывшись за ограждение из телег встретил дружными залпами из пищалей атакующих их татар, Вспыхнул яростный бой, в результате которого крымский передовой отряд был практически уничтожен. Узнав о разгроме арьергарда, обозлённый неудачей Девлет-Гирей приказал истребить строптивых русских воинов. К великому сожалению, 3 тысячи опричников были уничтожены многотысячной лавиной степняков. Но они ценой своей жизни выполнили поставленную перед ними задачу, сумев сдержать неприятеля на сутки, и дать возможность основным силам русской армии отступить в порядке от «Берега» на Москву. Татары в ходе ожесточённого боя так же понесли большие потери.

Это был для русских труднейший поход, так как предстояло сделать невозможное. Войска мчались без отдыха, под палящем солнцем, напрягая все силы к Москве. Так как надо было успеть раньше татарвы к беззащитной столице. И они не смотря на все трудности успели, опередили крымского хана на один день. В отсутствие опричного корпуса, земские воеводы попытались организовать оборону столицы. Им удалось собрать полки под Москвой незадолго до подхода Девлет-Гирея. Во главе земской рати стояли опытные и храбрые военачальники: князь И. Бельский, князь И. Мстиславский и князь Михаил Иванович Воротынский. Остатками опричного корпуса под Москвой руководил второй воевода передового полка князь В. Темкин. К тому же, земская рать изготовилась драться до последнего.

Но к сожалению русское командование допустили роковую ошибку, ставшей в последствии роковой. Русские войска укрылись в городе, даже не попытавшись дать серьезный бой татарам в поле. Им казалось, что укрывшись в городе, где татарская конница теряла своё преимущество, они легко отразят все атаки степняков, а затем разгромят обескровленню орду. В свою очередь царь, отрезанный от основных сил с опричниками в Серпухове, в последствие отступил на Бронницы, а затем к Александровой слободе, едва не попав в плен к степнякам.

Большой полк занял оборону на Варлаамовской улице, полк правой руки, на Якиманке. Лишь Воротынский расположил полк левой руки на открытом месте, Таганском лугу, а передовой полк встал на пустыре за Неглинкой. Таким образом русские войска войдя в город оказались в ловушке, куда они сами себя загнали. Но этого ещё никто не понимал.

Тем временем крымчаки стремительно двигавшиеся по Серпуховскому тракту, неумолимо подходили к Москве. Мухаммед-Гирей и Сагиб-Гирей успели-таки, соединившись у Коломны, сесть на хвост русской рати. Русской рати впору надо было останавливаться и принимать бой. Но стремительный фланговый манёвр татар оказался успешен из-за невозможности для русской армии создать сплошной фронт длиною свыше сотни километров, а так же прикрыть все переправы. К тому же разбросанные русские полки на огромном расстояние в сотню километров, не имели возможности действовать как единый монолит, обрекая себя на погибель по одному.

Придерживаясь тактики пассивной обороны, русские воеводы всецело предоставили инициативу Девлет-Гирею выбирать место главного удара. Хан ею воспользовался в полной мере. При появлении татар окрестное население охваченное паническим страхом сбежалось в столицу под защиту крепостных стен, или пряталось под сенью непроходимых подмосковных лесов. Вскоре вся территория Подмосковья была затянута дымом от многочисленных пожаров. На русскую землю вновь как и сотни лет назад пришло безумие и кровавый ужас татарского нашествия.

Народу, была тьма-тьмущая. Ни одна ярмарка таким многолюдьем не могла похвастаться. И при этом каждый норовил устроиться основательно, понимая, что не на один день. Только не получалось, привычная русская основательность сдала сбой. А испуганный татарским нашествием народ все прибывал и прибывал, не только с посадов, но и из ближних сел и деревень Так как они устрашились порабощения, уступая безропотно места новым, и, казалось, вскоре не будет возможности людям даже сесть.

Только площадь перед царевыми палатами, меж храмов, была не так многолюдна. В это же время у Архангельского собора стрелецкие головы, бояре думные да дьяки совет держали, кому главным воеводой быть в Кремле. Спор был жёстким и долгим. Даже в это страшное для страны время несколько убогих бояр сразу на главенство, по роду своему претендовали, глубоко наплевав на страну и народ. До самых корней родословных докапывались с пеной у рта, доказывая свое верховенство.

Ночью под Москву вышли татарские полки, перед этим разграбив русский военный лагерь под Коломенским. Но это было это уже позже на день, после того как земские воеводы прикрыли столицу. Остановившийся в Коломенском, хан послал к городу 20 тысячное войско и приказал захватить русскую столицу. С наступлением утра следующего дня в пригороде завязалось жестокое сражение. Так же крымские всадники, по приказу хана, разошлись по сторонам, опустошая окрестности и собирая добычу. Сам Девлет-Гирей поставил свой шатер близ царской резиденции в Коломенском, а его сыновья Мехмед и Адиль Гиреи, сопровождавшие отца, расположились возле Воробьевых Гор. Село Остров, которое любил государь Василий Иванович, крымцы спалили. В Воробьеве они бражничают медом из великокняжеских погребов. Грабят по всей округе, захватывая в полон большие массы людей, сгоняя их к Коломенскому.

Сама Москва представляла собой мощную каменную крепость, взять которую татарам было не под силу, так как под её стенами встали на позиции главные силы русского войска, и степняки нашли бы здесь свою могилу. Земские полки стояли в Замоскворечье, широким полукругом от Якиманки до Таганки и Крутиц. Опричники встали севернее, за Неглинной. Острие татарских атак приходилось на полки Бельского и Мстиславского. С горем пополам установили на стенах пушки, поднесли к ним ядра и порох, а царев полк со стрельцами и городовыми казаками разместился по стенам, готовый встречать кровожадных татар, если они полезут на штурм.

Русские войска возглавляемые русскими воеводами дрались отчаянно, так как отступать им было некуда, позади была Москва. Конные сотни русских раз за разом, одна за за другой, выезжали с московских улиц и бились с татарами лучным и копейным боем, безжалостно рубились саблями с наседающими неприятелем, одуревшим от запаха долгожданной добычи. О степени ожесточенности битвы свидетельствует тот факт, что в схватке с степняками получил тяжелые ранения главнокомандующий русским войском боярин И. Бельский. Татары прорвались к ставке большого воеводы и, опрокинув его телохранителей, изранив боярина. Он был вывезен верными людьми на свое подворье в Москве.

Но хитрый правитель Крыма вновь опрокинул расчеты русского командования. Он не стал втягиваться в гибельные для него бои внутри города с крупными воинскими подразделениями русских. Девлет-Гирей сам собирался уничтожить находившиеся там русские войска методом применённым Менгли-Гиреем при взятии Киева 1482 года. Он устроил защитникам Москвы огненную ловушку, запалив город и сжёг всё и всех.

Когда ранение большого воеводы смешало ряды русских и внесло в их ряды панику, чем не преминули воспользоваться враги. В десятом часу утра часть татарской конницы прорвалась к московской окраине и подступили к острогу «за Неглинною от Ваганкова». Они сумели подпалить предместья и огонь быстро стал распространятся по городу. Русская рать оказалось в огненной ловушке. О сопротивлении врагу не было и речи, все, от воевод и до простых ратников, думали лишь о собственном спасении. Воины перемешались с одуревшими от ужаса жителями посада, неуправляемая толпа всей массой рванула в Кремль и Китай-город спасаться от огня. Раненный князь Бельский утратил командование над войсками, и был отнесён себе на подворье где в подвале в дальнейшем и задохнулся. Лишь на Таганском лугу, где стоял полк князя Воротынского, гремела пушечная и пищальная пальба, там русские воины отбивали яростные атаки крымчаков. Через три часа, за исключением Кремля, город выгорел полностью.

В это время года повсюду стояла сушь, жара, и дерево заполыхало со всей силы. Ветер быстро понёс пламя. Организовывать борьбу с огнём оказалось некому. Земское войско, вместо того, чтобы дать бой крымцам хотя бы на окраинах города, и боротся с огнём стало уходить к центру Москвы и, смешавшись с беженцами и вскоре утратило порядок. Он превратился в один огромный костер, став могилой для его обитателей. Боясь покинуть Москву, окруженную массами крымской конницы, люди бросились спасаться в Кремль.

Да и как можно было организовать его в тесноте, дичайшей панике и неразберихе. Возникла чудовищная паника, толпы людей ринулись к центру, в Кремль. Вскоре полыхала вся Москва. От жара рванули пороховые погреба, взлетели на воздух две башни, в Китай-городе и Кремле. Люди сгорали, набивались в каменные церкви и задыхались от дыма, лезли в реку и погибали в давке, тонули. Помимо задохнувшегося Бельского, спрятавшегося в погребе на своем дворе, погиб комендант Москвы Вороной-Волынский, пытаясь собрать людей и противостоять пламени. Даже осаждавшие город татарва не смогла воспользоваться столь удачным для неё поворотом событий. Но особенно алчные до безумия татары попадая в горящий город, так же как и жители гибли от огня, дыма и великой тесноты тысячами.

Вскоре ханские воины, бросившиеся было грабить дома москвичей, в спешке стали покидать город, а конница окружив эту адскую топку, захватывая в плен тысячи обезумевших от пожара горожан, бежавших прочь из Москвы. Ветер усиливался, бешеный вихрь жара и пепла заставил даже хана отступить чуть подальше. Тем временем в городе плавились и стекали со звонниц в землю колокола, лопались решетки на окнах царских хором, одно за другим рушились горящие здания, а москвичи, рвавшиеся в запертый изнутри Кремль, во множестве гибли от огня и давки. Время от времени, сотрясая землю, над городом поднимались громовые облака взрывов, это взлетали на воздух пороховые погреба вместе с окружавшими их постройками и находящимися рядом людьми.

Спустя несколько часов все было кончено, Москвы не стало. Лишь черные стены Кремля высились над дымящимся пепелищем. «Зажгли посады и город на пятом часу дни, до девятого часу городы и церкви и посады — все выгорело…», писал летописец.

3 июня 1571 года, Девлет Герай стоял на возвышенности над городом, откуда открывался широкий вид на Москву. Великий из великих сидел в роскошном шатре среди шелковых подушек. Шатер был окружен невысоким забором. Над шатром развевалось турецкое знамя, зеленое с красным и ханский знак.хвост белой лошади, перевитый золотыми нитями и привязанный к палке. Отсюда он видел как 20 тысячный рой татарской конницы рассыпался вокруг города, и над крышами деревянных зданий плясали адские языки пламени. Среди окруживших его князей и мурз царило оживление. На завтра хан назначил дележ русских пленников.

Несмотря на все свои старания и безумное желание, Девлет-Гирей так и не смог занять город. После начала пожара начала меняться погода. В небе стали собирались тучи, между ними порой проблескивали молнии, доносились раскаты грома, но ни капли дождя не падали на землю. Ужаснувшись зрелищем разбушевавшейся стихии, понеся значительные потери, татары отошли прочь, прихватив с собой трофеи и полон. К тому времени в русской столице армии уже не было, лишь несколько сотен чудом уцелевших дворян. Город выгорел практически полностью, за исключением Кремля, который, однако, претерпел сильные повреждения от взрывов пороховых складов. Источники доносят до нас те страшные цифры этой катастрофы. Ливонский хронист, С. Генниг, сообщает о 40 тысячах сгоревших церквей, домов и усадеб, а также, что в огне погибло более 20 тысяч человек. К тому же русское войско было полностью разгромлено и большей частью погибло под стенами Москвы и в пожаре.

После своей грандиозной победы под Москвой Девлет Гирей к всеобщему удивлению не стал развивать свой колоссальный успех. Боязнь мифического «магнусова» войска, или формируемых Иваном Грозным новых полков, которое вроде бы как уже были посланы на помощь Москве, повлияли на дальнейшие планы крымского хана. После погрома Москвы и земель вокруг столицы, хан Девлет-Гирей со своей ордой повернул в Рязанскую землю, превратив цветущий край в пустыню. «Большая часть дворов и острогов стоят в ней пустыми, остальные сожжены», пишет иностранец, посетивший рязанскую землю вскоре после набега крымцев. Подобного разорения здесь не помнили со времен Батыя.

Вскоре отягощённая огромным полоном, до 60 тысяч человек, стадами скота и захваченным добром, татарская орда двинулась назад. На обратном пути татарами было разорено 36 русских городов, и уничтожена Кашира, где восстал гарнизон состоящий из касимовских татар. Татарский хан приказал поджечь и весь тот хлеб, который еще не обмолоченный стоял по селам великого князя. Из всех стоявших под Москвой войск преследовать татар оказался способен лишь передовой полк князя Михаила Ивановича Воротынского. Однако этот сравнительно небольшой отряд не мог помешать татарам разорить Русскую землю и увести в Крым огромное количество пленных.

В последствие хвастаясь перед Сигизмундом, он писал, что угнал 60 до 150 тысяч пленных, и от 60 до 80 тысяч человек было степняками убито. Учитывая общую численность населения Московского государства в XVI веке, это число представляется чудовищно огромным, однако, как бы то ни было, ущерб без сомнения был огромен.

Царь приехал в Москву 15 июня. Причем оказалось, что начать без него ликвидацию последствий страшной беды тоже никто не удосужился. Более-менее уцелел лишь Кремль, остальной город превратился в пепелище, был завален трупами, мертвые тела запрудили Москву-реку, три недели разлагались на жаре. Хоронить их было некому. Чтобы расчищать город и организовать погребение, Ивану Грозному пришлось наряжать «посоху», мобилизовать по разнарядке крестьян. Иностранные источники называли разное количество жертв, вплоть до 800 тыс. Разумеется, эта фантастическая цифра не имеют ничего общего с действительностью.

С подлинными виновниками царь обошелся очень сурово. Он считал главными виновниками московского разгрома именно опричных воевод передового и сторожевого полков, обвиняя их в том, что они не сумели наладить сторожевую и разведывательную службу. Во главе передового полка стоял крещеный кабардинский царевич М.Т. Черкасский, поставленный на эту должность в большей степени по знатности рода и родству с самим царем, чем по способностям и боевым заслугам. Его и подвергли казни вместе со вторым воеводой, князем В.И. Темкиным-Ростовским, а также вторым воеводой сторожевого полка боярином В.П. Яковлевым.

Для Девлет-Гирея наступил звездный час. Теперь никто не смел назвать его потомка великого Чингиз-хана «несчастливым» ханом, который после двадцати лет выжидания нанес врагу удар в самое сердце. Хана, который повторил поход великого Тохтамыша, в 1382 году тоже превратившего Москву в руины. Испытывая распирающие его чувство гордости, крымский хан сообщил о своей победе турецкому султану, но к великому его разочарованию он удостоился от него лишь немногословной сдержанной похвалы.

Но в Стамбуле заносчивые и гордые турки не знали как реагировать на эту неожиданную и сказочную удачу. Так как самолюбивый падишах Селим II, похоже, был очень уязвлен этой новостью. Ведь крымский хан хан за один день, без огневой поддержки янычар, блестяще справился с русскими войсками и с самой Москвой. Тогда как Касым-паша с вдвое большим войском две недели бесполезно простоял под Астраханью и позорно отступил назад, усеяв трупами янычар своё отступление. Падишах тоже послал царю надменное и дерзкое требова6ие очистить Волгу, но внёс туда свои коррективы: во-первых, оставляя Казань Девлет-Гирею, Селим оставил Хаджи-Тархан для себя. Во-вторых, хан упоминался в письме к Ивану не под своим обычным титулом, а под неопределенным термином «эмир», под которым можно было разуметь как суверенного правителя, так и всего лишь провинциального наместника. Скрытый спор хана и султана о том, чей титул выше, явно продолжался.

Обозревая из Коломенского пылающую российскую столицу, Девлет-Гирей, скорее всего, испытывал законную гордость. Но в пламени московского пожара увидеть руины Бахчисарая он не смог, так как он был не мудрец или провидец, а просто очередной алчный крымский хан пришедший на русскую землю за поживой.

Но спустя всего 165 лет запылает подожженный солдатами генерал-фельдмаршала Б. Миниха Бахчисарай. Поэтому все желающие повоевать в России должны запомнить как аксиому, как одну прописную истину. Русские рано или поздно придут в столицу государства, чья армия пыталась разрушить их национальный центр, а так же убивало её граждан и предъявят счёт. И каждый, независимо от возраста и пола, заплатит за эти зверства по полной. Пощады никому не будет.

Нанеся своему противнику сильнейший удар и обеспечив себе отличные позиции на случай продолжения переговоров, Девлет-Гирей, стремясь выжать из сложившейся ситуации максимум возможного, ещё на обратном пути в Крым, Одуревший от победы, но ещё больше от безнаказанности, отправил к Ивану IV свое посольство. 15 июня в старинном дворцовом селе Братошино, что к северо-востоку от Москвы, в Дмитровском уезде, на Троицкой дороге, оно было принято русским царем. Иван же, по словам летописца, принимая послов, «…нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью и бояря», Поигравшие и духовно сломленные люди так себя не ведут.

В свою очередь крымский посол, приведенный к царю, заявил, что он послан своим господином «…узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом, от которого он посылает ему избавление грязный острый нож, этим ножом пусть царь перережет себе горло». В ханском послании и вовсе содержалось прямое оскорбление. Девлет-Гирей писал Ивану, что де он искал встречи с московским царем, «…и было б в тебе срам и дородство, и ты б пришел против нас и стоял», ну а раз Иван не решился встать на «прямое дело» с ханом, то у него, у Ивана, нет ни чести, ни достоинства- «дородства».

Подавленный позорным разгромом, Иван Грозный в переписке с Крымом принял смиренный тон вассала, употребляя униженное выражение «бить челом», обычное когда-то в обращении московских князей к ордынским владыкам. Если поражение и сбило с царя спесь, то отнюдь не лишило его хитрости. Покладистость в вопросе о Хаджи-Тархане тоже была не случайна: ведь, помимо Девлета, на Тахт-Эли претендовал и Селим, что порождало надежду сыграть на противоречиях Бахчисарая и Стамбула.

Иван желал подольше протянуть время в переговорах ведь посольства можно было готовить и год, и более, чтобы успеть оправиться от удара и собрать силы. Вместе с тем Иван Грозный, пытаясь выиграть время, выразил готовность уступить хану Астрахань при условии заключения военного союза или, в крайнем случае, совместном посажении ханов на астраханский трон. Естественно, что эти уступки у крымчаков вызвали стойкую изжогу. Они должны быть признаны ханом недостаточными, и в Москве это прекрасно осознавали. Судя по всему, все эти переговоры были затеяны Иваном Грозным с одной целью, потянуть время, подготовиться к неизбежному второму акту драмы, который, по всем признакам, и должен был стать решающим и страшным.

Русским и татарам в ходе переговоров стало понятно, что война вовсе не закончена, тем более и требования Девлет-Гирея, которые были переданы Ивану, были таковы, что московский государь не мог их удовлетворить полностью. Хан требовал не только выплаты ему ежегодной дани, подобной той, что обязался платить Василий III Мухаммед-Гирею после катастрофы 1521 года, но и прежде всего передачи ему Астрахани и Казани, ради которых хан был даже готов отказаться от обязательных «поминков». Хрен вам, был ответ из Руси.

Девлет Герай сразу понял уловку Ивана IV и не дал втянуть себя ни в денежный торг, ни в дипломатическую волокиту. Хан стал готовить на следующий год новый поход на Москву, надеясь навсегда закрыть русский вопрос. Он считал, что Россия основательно обессилена и больше не сможет сопротивляться, тем более, что казанские и астраханские татары подняли восстание. Поверив в то, что Россия зашаталась, что это лишь колосс на глиняных ногах, Турция, на следующий же год, прислала свою армию и пушки для ее окончательного покорения.

Итоги 1571 года оказались для Ивана IV плачевными во всех отношениях. Он понес жестокое поражение в борьбе с татарами, подвергся неслыханному унижению со стороны крымского хана. Наконец, его надежды найти покой и безопасность в кругу опричников оказались ложными, так как в рядах его ближайшего окружения обнаруживались все новые изменники.

В отличие от него, Девлет Гирей после сожжения Москвы в 1571 году надеялся захватить и отделить от Московского царства среднее и нижнее Поволжье, забрать бывшие Казанское и Астраханские ханства и восстановить зависимость Москвы от татар, теперь уже крымских.

Тысячелетняя война. Русь и Великая степь.
Крымский поход на Москву в 1572 году. Битва при Молодях.

Битва при Молодях
стала величайшей из русских побед XVI века и
одной из важнейших наших побед в русской истории.

Русское централизованное государство, получившее название «Великая Русь» почти полностью сложилось во второй половине XV века, при великом московском князе Иване III Васильевиче. Почти тогда же, в первой половине XV века, прекратила свое существование и распалась на отдельные полусамостоятельные ханства ненавистная русскому народу Золотая Орда, в которых утвердились свои ханские династии.

Однако с исчезновением Золотой Орды спокойствие не пришло на русскую землю, её роль по отношению к Москве попыталась исполнить Турецкая империя, к концу XV века контролировавшая всю Малую Азию и Балканы, а с 1475 года, Крымский полуостров и значительную часть Северного Причерноморья. Именно тогда турецкий султан Мехмед II стал вмешиваться в дела восточноевропейских государств, в частности Молдавии и Валахии, в дела Казанского, Астраханского и Крымского ханств, которые должны были стать исполнителями его воли в Юго-Восточной Европе.

Следует иметь в виду, что во время правления Ивана Грозного, положение Руси на «южном фронте» значительно осложнилось, в связи с тем, что основная часть русских сил была задействована в Ливонской войне. В результате чего, созданная в предыдущие десятилетия достаточно эффективная система обороны южных рубежей, оказалась в значительной степени ослаблена, чем естественно воспользовался крымский хан. Непоследовательная и зачастую ошибочная политика правящего класса Московской Руси по отношению к Крымской Орде привела в конечном итоге к интенсивной и непрекращающейся конфронтации. Русские сами разворошили палкой осиное гнездо.

XVI век для России был веком кровопролитной борьбы русского народа, отстоявшего свою государственную независимость в ходе многочисленных войн. В течение XVI века Россия семь раз воевала с Ливонией, Польшей и Литвой, трижды со Швецией. Но основной проблемой, вставшей перед Россией в XVI веке, была проблема Турции, Казани, Астрахани и особенно Крыма. Тем более, что теперь от решения этих проблем напрямую зависела судьба не только русского государства, но и существование русского народа. Крымские татары которых сейчас пытаются представить жертвами русского геноцида, совершали постоянные разорительные набеги на Русское Царство, угоняя в плен мужчин, женщин и детей, которых крымские евреи и греки перепродавали в Стамбул, в Египет и в Европу.

По стечению обстоятельств высшая точка русско-татарского противостояния пришлась на начало 70 года XVI века. Она характеризовалось бескомпромиссной борьбой двух непримиримых противников, Ивана IV и Девлет-Гирея I, растянувшейся фактически на четверть столетия. Они сошлись в решающей схватке за господство в Восточной Европе. С потерями теперь никто не считался, так как победителю доставалось всё.

Тем более, что в первые имело место начало длительной и упорной борьбы русского народа с турецким нашествием на русскую землю, с нашествием, которое шло со стороны Черного и Азовского морей. Турецкое наступление на Русское государство в XVI веке проходило по трем основным направлениям: через Молдавию и Валахию на украинскую землю, через Крым, в лице крымского хана, на центральные районы государства, и через Черное море, устье Дона и Азов на Поволжье и юго-восточные окраины государства. Хотя турецкое нашествие на Астрахань и закончилось полным провалом, однако это не заставило Стамбул и Бахчисарай отказаться от собственных планов по отношению к Москве. С начала 70 годов Крым ещё более усиливает «натиск на север», преследуя далеко идущие цели.

Следует иметь в виду, что к этому времени, положение Руси на «южном фронте» очень сильно осложнилось, в связи с тем, что основная часть русских сил была задействована в Ливонской войне. В результате этого, созданная в предыдущие десятилетия достаточно эффективная система обороны южных рубежей, оказалась в значительной степени ослаблена, чем естественно воспользовался крымский хан. Любые построенные укрепления лишь тогда хороши, когда их защищает сильный гарнизон усиленный артиллерией. Увы, здесь этого не было по причине резкого сокращения людских ресурсов на Московской Руси.

Тем более, что в течение 25 летней Ливонской войны татарские орда 21 раз совершали набеги на русские земли, 12 из которых возглавлялись непосредственно Девлет Гиреем или его сыновьями. Московская Русь попала в непрекращающийся цейтнот с цугцвангом. Серьезное выступление против Турции и Крымского ханства было практически невозможно, но защищать южные границы России было необходимо, так как не прекращающиеся массированные набеги кочевников на русское порубежье приносило колоссальные разрушения и убытки, а так же массовую убыль населения.

В мае 1571 года ненасытная и кровожадная орда Девлет Гирея, благодаря подлючему предательству своих же иуд, сумело нанести серьезное поражение войскам Ивана Грозного, при этом испепелив Москву и основательно разорив центральные районы Московской царства. Одухотворённые небывалым успехом крымчаки с победой вернулось домой, уводя с собой десятки тысяч пленных. Последствия нашествия были ужасными: сгорела Москва, была уничтожена боеспособная армия, при этом погибло большинство русского населения центральных районов Московии. Были основательно разорены 36 городов, убито и угнано в рабство более 100 тысяч человек. Одновременно с крымчаками, в качестве их союзников, Большие ногаи совершили нападение на казанские места, Тетюши и Алатырь, нанеся и здесь русским большие потери, разорив до основания их.

Иван Грозный, чье государство было основательно ослаблено внутренними неурядицами, мором, голодом и многолетней войной, утратил к тому времени уверенность в себе и в своих силах, и казалось, был готов пойти на серьезные уступки, вплоть до фактической передачи хану территорию Нижнего Поволжья и не только. По всей видимости понимая, что справится с врагом в условиях ведения бесконечной Ливонской войны, будет трудно, пытался откупиться от хана завоеванной им Астраханью. Однако это предложение никак не устроили Девлет-Гирея, теперь желавшего большего. Крымский хан полагал, что находится всего в шаге от достижения этой столь желанной для него и его предшественников цели, порабощения Руси, и решает довести начатое дело до логического конца.

В Москве относительно намерений кровожадного крымского хана не имели никаких иллюзий, особенно после знаменитого приема татарских послов в селе Братошино в июле 1571 года. Не прикрытая грубость Девлет-Гирея по отношению к русскому царю и непомерные желания его были более чем очевидны. Ободренный успешным набегом на Русь и уверенный, что она еще долго не оправится от такого удара, Девлет-Гирей выдвинул беспрецедентный ультиматум. Помимо уничтожения русских укреплений на Сунже и Тереке, он стал требовать у Ивана Грозного теперь и возвращения Казанского и Астраханского ханств. Теперь русским было предельно ясно, что следующим летом предстоит жаркая схватка. И речь шла уже не о территориях, не о взятых или потерянных городах. Речь шла о самом существовании Российской державы и её народа.

Прибывшие к русскому царю татарские гонцы с вызывающей дерзостью вручили царю наглою ханскую грамоту, где говорилось: «Жгу и пустошу все из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество божие. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы; но ты не пришел и против нас не стал, а еще хвалишься, что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришел против нас и стоял. Захочешь с нами душевною мыслию в дружбе быть, так отдай наши юрты, Астрахань и Казань; а захочешь казною и деньгами всесветное богатство нам давать, ненадобно; желание наше, Казань и Астрахань, а государства твоего дороги я видел и опознал».

Стремясь выиграть столь важное для России время, русский царь показывая покорность и унижения, продолжает поддерживать дипломатические контакты с крымским двором, демонстрируя готовность идти на определенные уступки. Русские были вынуждены срыть укрепления на Кавказе, а царь послал в Крым дорогие подарки. В это же время, Иван Грозный и его советники едва ли не сразу после майской катастрофы начали готовиться ко второму акты драмы. Тем более, что Девлет-Гирей повелел воинам «не расседлывать коней». А вслед за ним и турки намеревались двинуть свои армии, стремясь закрепить владычество над Россией.

Беспокойной и хлопотливой выдалась зима 1571–1572 годов в Москве. На северо-западе зашевелились свеи, и давно вызревавший нарыв наконец прорвало. Малая война на русско-шведском пограничье переросла в большую и русский царь хотел разгромить шведов до прихода крымчаков. Добавим к этому посольские хлопоты, когда один за другим в разорённую татарами Московскую Русь приезжали послы с многочисленной прислугой от окрестных государств, и всех их надо было принять должным образом, разместить, накормить-напоить, выслушать и дать должный ответ.

Между тем на южных границах события развивались своим чередом. Россия была опустошена голодом и чумой. Пострадали хозяйства, большинство крестьяне умерли от эпидемии, разошлись из-за голода или были угнаны татарами. Погибли основные силы сразу двух русских армий, одна под Ревелем, другая в Москве. Теперь сожжённая русская столица казалась татарам весьма лёгкой добычей. В такой благоприятной для себя военно-политической ситуации, хан рассчитывал в наступившем 1572 году отторгнуть от России Среднее и Нижнее Поволжье, подчинить себе Москву.

В Стамбуле так же были настроены воинственно, но только ещё более решительно. Держать Русское государство в окружении своих вассалов представлялось крайне заманчивым для султанской Турции в период ее наивысшего военного расцвета в XVI веке. Вот почему султан и решил путем вооруженной силы не только вытеснить русских с территории Поволжья, но и подчинить себе Московскую Русь.

Прибывших в Турцию русских дипломатов встретили весьма грубо и заносчиво. Так всегда поступают с проигравшей страной и Россия здесь не была исключением. Теперь Селим II соглашался на мир только в том случае, если царь уступит Казань и Астрахань, а сам признает себя вассалом султана. Одухотворённый небывалой победой крымского хана, он считал, что не зачем брать часть, если можно взять всё. Прошлый поход показал ему , как можно легко громить ослабленную и разобщённую Русь. Значит, теперь оставалось её добить совсем, а не разговаривать с её послами

Алчные и жадные евреи-работорговцы, своим непревзойдённым чутьём почуявшие баснословные прибыли из намечающегося мероприятия, теперь наперебой вызывались спонсировать следующий поход, а за это получали от хана ярлыки на беспошлинную торговлю в русских городах. В свою очередь османский падишах Селим просит у Сигизмунда сделать Киев, своей промежуточной базой для операций на севере против русских. Молдавский господарь получил приказ султана строить мосты на Дунае и запасать продовольствие для войск.

Неспокойно было и в недавно завоёванной казанской земле. Военные неудачи поколебали русское владычество в Поволжье и Прикаспии, где уже давно полыхали широкомасштабные антирусские восстания местного населения, поднятые с помощью крымских агентов. К тому же Ногайская орда окончательно порвала союзные отношения с Москвой и примкнула к антирусской коалиции, совершая набеги на русское пограничье. Союзниками крымского хана выступили многие адыгейские князья с Северного Кавказа, так как горячие горские князья тоже захотели поучаствовать в намечавшемся грабеже. Тем более, что за спиной у них стояла крупнейшая в Европе военная держава, Османская империя, вставшая в позу охотничьего пса. Запах добычи делает с хищниками невероятные преобразование в их сознание, что влечёт за собой радикальные изменения в их поведении.

Если в предшествующие годы татары действовали только в качестве союзников польского короля, то теперь они ставят перед собой самостоятельные цели. Именно после набега-нашествия и сожжения Москвы 1571 года, Девлет Гирей немножко запоздало решил стать новым Батыем. В такой ситуации хан надеялся не только отторгнуть от России Среднее и южное Поволжье, но и захватить Москву и тем самым восстановить давнюю зависимость Руси от татар. По планам Крымского Хана его огромная армия должна была войти в русские пределы и остаться там навсегда, для того чтобы управлять Русью. Он угадал,  так как она и осталась там навсегда.

Его вельможи захлёбываясь слюной, с помощью турецких кураторов, распределили области Русского царства, которыми они должны были руководить, скрупулёзно составляя схемы административного управления покоренной, как им казалось землёй. Накануне вторжения Девлет Гирей приказал расписать между мурзами уезды и города России. Увлечённый таким перспективным предприятием, турецкий султан направил в Крым крупный отряд янычар для участия в завоевательном походе на Русь. Они все шли на Русь не просто воевать, он шли царствовать на Руси. Им убогим и в голову не могло прийти, что кто-то осмелится выступить против такой силы, шутка ли, 120 тысяч воинов.

Во всей Европе того времени не было ему достойного противника. Против них царь Иван Грозный смог бы выставить около 40 тысяч человек, стрельцов, опричников, казаков и немецких наёмников. Об этом знали прекрасно как в Бахчисарае так и в Стамбуле от своих агентов среди русской правящей верхушки. Судя по численности войск и их боевому потенциалу шансов у русских в этой войне было катастрофически мало.

В 1572 году над Русью нависла реально смертельная угроза. Последствия проигрыша Иваном Грозным в этой кампании могли быть самыми неожиданными, вплоть до потери своей независимости. В этих условиях обязательства русского государя выплачивать крымскому «царю» не только богатые поминки, но и «Магмет-Кирееву дань» были лёгкой забавой. Не трудно догадаться, что Иван Грозный опасался потери Москвы, и пытался сохранить государство, находясь за её пределами. От исхода противостояния с Девлет-Гиреем зависело, сохранит ли Русь свою свободу или вернутся страшные времена иноземного ига.

Исходя из этого в Москве также готовились к новым сражениям. К концу 1571 года наконец-то прекратился мор, два года свирепствовавший по стране. Открылось свободное сообщение между различными районами, перевозки продовольствия, товаров. И государь решил использовать зиму, для переброске войск на южном направлении.

На Руси не хватало людей для набора в царскую рать. Сил было так мало, а их еще требовалось разделять. Усиливать войска нужно в Поволжье, а так же гарнизоны крепостей на западе. На рубеж Оки ратников собирали с «миру по нитке». Однако на этот раз удалось перебросить силы из Ливонии и Карелии на юг. В опрично-земской армии на южном фронте было около сорока тысяч человек, в том числе и немецкие наемники. Как ни странно и породоксально, но спасать целостность и независимость Московского государства пришлось тем самым земским дворянам-военачальникам, которых великий государь однозначно считал изменниками и потенциальными врагами. Так и мой дед, сын врага народа, в 1941 году погиб под Москвой защищая свою Родину.

Зимой были составлены планы ведения кампании и подготовлены предварительные росписи полков и воевод. Русское командование расположило основные силы под Коломной, надежно прикрыв подходы к Москве со стороны Рязани. Но оно учло также возможность повторного вторжения татар с юго-запада, из района Угры. На этот случай командование предполагало выдвинуть на крайний правый фланг в Калугу воеводу князя Дмитрия Хворостинина с передовым полком. Посему, вопреки традиции, передовой полк по численности превосходил полки правой и левой руки. Хворостинину был придан подвижный речной отряд, состоящий из ратников с Вятки, для обороны переправ через Оку.

В апреле в Коломне был проведен смотр собранным войскам, во главе которых царь поставил князя М.И. Воротынского, прославившегося участием во многих походах и битвах того времени. Русским командованием была проведена «роспись» полков по наиболее опасным направлениям татарских набегов «крымской украины». Уже весной 1572 года Иван Грозный направляет три полка под началом боярина князя И.А. Шуйского на «берег», в ожидании набегов крымских татар. Хотя ещё в конце декабря Иван Грозный приказал князю Петру Волконскому и Елизарию Ржевскому ехать в Перемышль, делать засеку там, где в мае Девлет-Гирей переправлялся через реку Жиздра.

Главными опорными пунктами-крепостями на укрепленной засечной черте, защищавшей южные границы Московского государства и охранявшей почти все переправы через Оку, были Таруса, Серпухов, Кашира и Коломна. Сюда же вошли построены в 1514–1530 годах крепости в Туле и Зарайске. Главной крепостью, защищавшей Москву с юга, был Серпухов. Берега Оки у города защищал тройной ряд свай с заостренными концами. Крепости имели постоянные военные гарнизоны, а служилые люди, свои усадьбы.

Помимо этого, сторожевые посты русских образовывали 12 цепей, сетью тянувшиеся от реки Суры до реки Сейма и отсюда поворачивавших на реки Ворсклу и Северный Донец. Сторожевые пункты отстояли один от другого на день, чаще на полдня пути, чтобы возможно было постоянное сообщение между ними. Сторожи были ближние и дальние, называвшиеся по городам, из которых они выходили. Сторожа стояли на своих местах неподвижно, "с коней не сседая", преимущественно оберегая речные броды, перелазы, где татары лазили через реки в своих набегах.

В Диком поле была создана постоянная сторожевая служба с центрами в Путивле и Рыльске, действовавшая с весны до зимы. Русские полевые разъезды по разработанным воеводами маршрутам одновременно находились вдоль всей южной границы России. Отдельные сторожи уходили для разведки далеко в степь.

Главные силы русской рати, что должны были принять основной удар неприятеля, включали в себя пять полков. В 1572 русское командование согласно новой росписи указывает войскам места дислокации. При этом всю артиллерию забирает из Коломны и из Серпухова и распределяет между полками. Этот же документ предусматривал выдачу натурального и денежного жалования немецким наемникам Юргена Францбека и Карлуса из Нарвы. От посылки Воротынскому служилых татар было решено отказаться в виду опасения их перехода на сторону единоверцев, как это было в Кашире в 1571 году.

Полк правой руки, князь Н.Р. Одоевский и воевода Ф.B. Шереметьев, находился в Тарусе. В нем было 3 590 человек, дети боярские, опричники, наемники-немцы, стрельцы, «казаки конные с пищалями», отряды из «украинных мест». Орла, Чернигова, Стародуба.

Передовой полк, воевода А.П. Хованский, князь Д.И. Хворостинин, располагался в Калуге. Он насчитывал 4457 человек, среди них дети боярские, опричники, казаки, отряды «из окраинных мест», Новосиля, Смоленска, Рязани, Епифани.

Сторожевой полк, князь И.П. Шуйский, окольничий В.П. Умный-Колычев, был размещен в Кашире. В нем было 2063 человека, дети боярские, опричники, казаки.

Полк левой руки, князья А.В. Репнин и П.И. Хворостинин, располагался по селам на реке Лопасне. В нем было 1651 человек, дети боярские, опричники, казаки. Кроме того, был образован при передовом полку особый речной отряд «в струзех» специального назначения из Вятки. Общая численность всех полков достигала 20 034 человека.

Впервые под единым командованием военачальника из «земщины» находились и земские, и опричные войска. Воеводы «окраинных» городов: Дедилова, Данкова, Орла, Новосили, Ряжска, Епифани, Шацка, Пловы и Соловы получили приказ, при появлении врага с частью своих сил немедленно отойти назад, к Оке и соединиться здесь с главными силами, усилив их перед решающей схваткой с татарами. В полном составе остались лишь гарнизоны Михайлова, Зарайска и Одоева, находившиеся на самом опасном направлении.

Главой пограничной стражи в Коломне и Серпухове, составлявшей всего 20 тысяч воинов, был назначен царём князь Михаил Воротынский. Под его началом были объединены опричные и земские войска численность 50 тысяч человек. Вместе с казаками и другими формированиями, привлеченными к обороне «берега», ее количественный состав можно определить в 73 тысячи человек. Кроме них, к силам Воротынского примкнул посланный царём отряд из 7 тысяч немецких наёмников, в том числе конные рейтары из Нарвы во главе с ротмистром Юргеном Фаренсбахом, а также донские казаки. Прибыл нанятый отряд из тысячи запорожских казаков, под командованием Михаила Черкашина.

Психологический шок от катастрофы 1571 года у русского царя и его воевод постепенно прошёл. Москва внедряла в жизнь чрезвычайные меры по восстановлению обороны на юге и боеспособности армии. Что вскоре дало свой эффект. Тем более, что после потери самообладания к русскому царю вновь возвращается присущая ему твёрдость в принятие решений и воплощений их в жизнь. И уже вскоре, на приёме очередного татарского посланника, Иван Грозный проигнорировал прямой вопрос о возвращение Девлет-Гирею не только Казани но и Астрахани. Саму точку зрения повторил в грамотах, что были посланы с гонцом в Крым. Всем стало понятно, что такой ответ не мог удовлетворить кровожадного крымского хана. И потому военные приготовления на Московской Руси были форсированы.

Большое значение было уделено русским царём укреплением крепостей и постройки новых засечных черт. Прежде всего поспешно строились укрепления вокруг Москвы. Однако главное внимание было обращено на Окский рубеж обороны, где проходила главная линия обороны государства. Особенно тех мест где была возможность переправы через реку.

Ока была укреплена более, чем на 50 вёрст вдоль по берегу: один против другого были набиты два частокола в 4 фута высотой. Частоколы сооружались людьми князей и бояр с их поместий. Стрелки могли укрываться за обоими частоколами и стрелять из-за них по татарам, когда те переплывали реку. За этими укреплениями русские воеводы рассчитывали оказать сопротивление крымскому хану. Это были тройные ряды свай, заостренных кверху.

В Москве не сомневались в том, что главной целью готовящегося похода Девлет-Гирея будет русская столица. Однако какую дорогу он выберет, было никому неясно. Если крымский хан снова, как и в прошлом году, Оку в в верховьях перелезет, то оттуда он пойдёт на пойдет на Болхов старой дорогою, то «плавная» рать из набранных на Вятке ратных людей вместе с наемными конными запорожскими казаками-пищальниками должны были спешно выдвинуться к Жиздре, стать там в укреплённых местах и препятствовать противнику форсировать реку, сдерживая татар до подхода главных сил. При этом составители наказа неоднократно подчеркивали, чтобы воеводы ни в коем случае не стремились «на походе со царем на полех без крепостей однолично не сходитися», берегли наряд и пехоту и выбирали место сражения, таким образом, чтобы стрельцы успевали «поиззакопатися по крепким местом».

В качестве второго варианта действий русским командованием была изучена возможность наступления хана непосредственно на Москву, кратчайшим путем, к реке Оке, прямо между Колугой и Олексиным, или меж Олексиным и Серпухова, или меж Серпухова и Каширы, или меж Каширы и Коломны». И снова «плавная» рать и запорожские казаки должны будут поспешать к месту предполагаемой переправы неприятеля с тем, чтобы помешать ему беспрепятственно «перелезть» через Оку.

Основные же силы в это время выдвигались бы к месту выхода татар к Оке. И опять в наказе было прописано «накрепко»: «…как у реки станут против царя, а будет в ыном месте люди иные перелезут, и у бояр бы и у воевод, что было заранее расписано, которым пешим людем с пищальми и конным стояти против тех людей, которые учнут за рекою стоять, а ещо не перелезут; и которым полком от тех людей стояти и береженье держать, которые в ыном месте перелезут, чтоб, приговоря про то заранее, розписати, чтобы в то время ведал, кому где промышляти».

То есть воеводы должны были заранее попытаться предусмотреть возможные варианты действий неприятеля, обдумать контрмеры и довести их до начальных людей с тем, чтобы «всякий воин знал свой маневр».

Рассматривался в Разрядном приказе и тот случай, если татары попытаются форсировать Оку под Рязанью и выйти к Коломне по левому берегу реки. Тогда воеводам предписывалось «итти убережною дорогою, да выбрати крепкое место, да тут стати от реки до лесу и на лесу крепости поделати, да тут полки стати, чтоб, царя из крепких мест на поле не выпущая, его встретить, чтобы стрельцы и с казаки с пищальми в крепком месте при лесе стать и крепости наряду и стрельцом поделати, где какова пригоже, посмотря по месту, и промышляти государевым и земским делом со царем, сколько Бог помочи подаст».

Наконец, не исключался вариант действий крымского хана и его сыновей, когда они откажутся идти по уже известному маршруту к Москве, а направятся восточнее столицы, во владимирские земли. Последние давно, еще со времен нашествия Мухаммед-Гирея I в 1521 года, не подвергались неприятельским вторжениям и в случае успеха татары могли рассчитывать на богатую добычу и большой полон.

В таком случае наказом предписывалось «бояром и воеводам итти к Володимерю да ко Клязме, под Володимерем или где пригоже царя и великого князя делом и земским промышляти со царем». Однако действовать они должны были осторожно и аккуратно, в особенности опасаясь того, что неприятель предпримет попытку ввести русское командование в заблуждение, вынудить его бросить свои полки с «берега» на северо-восток, и тогда хан главными силами прорвет оборонительный рубеж по Оке. Особенно подчеркивалась составителями наказа значимость хорошо налаженной системы дальней разведки.

Главным минусом в планах русского командования была прежде всего, чрезвычайно растянутый характер их расположения, от Калуги до Каширы, а это по прямой, немногим менее 150 км. Это создавало серьезные проблемы в управлении всей группировкой и налагало большую ответственность на воевод, командовавших отдельными полками, которым приходилось принимать решения на свой страх и риск.

Кроме того, концентрация полков на направлении главного удара противника была затруднена и поэтому огромное значение приобретала разведка. Чем ранее будет обнаружен неприятель, чем раньше станет возможным более или менее точно определить его намерения, тем больше времени будет у русских воевод для принятия адекватных ответных мер. Этим и объясняется внимание, с которым при составлении наказа отнеслись в Разрядном приказе к проблемам изучения и подготовки будущего театра военных действий, организации взаимодействия полков и разведки в Поле, что было отмечено выше.

Вместе с тем, три полка из пяти находились достаточно близко друг от друга. Речь идет о полках большом, что был в Серпухове, левой руки, что встал, очевидно, близ места впадения Лопасни в Оку, и сторожевом, в Кашире. Их разделяло по 25-30 км вдоль левого берега реки, то есть несколько часов скорого марша.

Царь и Разрядный приказ подошли на этот раз к выбору воевод «береговой» рати чрезвычайно ответственно. Ставки в игре были высоки, и недостаток людей можно и нужно было компенсировать не только техническим преимуществом, но и превзойти неприятеля в качестве командования. К счастью толковые воеводы на Руси всегда были, и на этот раз с назначениями, как показали последующие события, в Москве не ошиблись. Главные воеводы, М. Воротынский и И. Меньшой Шереметев, отслужившие не один десяток лет на самых разных должностях, были опытными и заслуженными полководцами. Воротынский всю свою жизнь провел на «берегу», сражаясь с татарами, и из старших военачальников того времени был, пожалуй самым искушенным в хитростях степной войны. Его «товарищ» Меньшой Шереметев, хотя и отслужил на десяток лет меньше, но имел более разнообразный боевой опыт, ходив походами не только на татар, но и на литву, и на «немцев».

Расстановка воевод в остальных полках также наводит на мысль о том, что прежде чем вынести окончательное решение, при царском дворе долго размышляли над этой проблемой. Во всяком случае, чередование знатных, но недостаточно опытных воевод, с менее родовитыми, но зато хорошо зарекомендовавших себя на полях сражений и в походах, говорит о многом. Обращает на себя внимание и возраст большинство воевод береговой рати, между 30 и 40 годами. А это был самый лучший возраст любого мужчины.

Итак, в течение поздней осени 1571 — начала весны 1572 года Иван Грозный, Боярская дума и Разрядный приказ проделали огромную работу по подготовке новой кампании. На местах были проведены смотры служилых людей с целью выяснить, сколько их может выступить в поход весной 1572 года «конно, людно и оружно», затем по итогам смотров по городам были разосланы государевы грамоты, «чтоб дети боярские были готовы и запас себе пасли на всю зиму и до весны и лошади кормили, а были б по тем местом, где которым велено бытии…»

Но несмотря на принятые меры, у царя Ивана Грозного не было полной уверенности в возможности русской армии остановить вторжение татар на Окском рубеже. Поэтому после апрельского смотра сосредоточенных в Коломне войск, он уехал в Новгород, куда зимой 1571-72 года отправил 450 возов с государственной казной. В Новгороде Иван Грозный написал духовную грамоту, завещание, отметив факт своего «скитания по странам» и изгнанничества «от бояр», которых он обвинял не только в самовольстве, но и в тайном пособничестве татарам.

Вместе с численностью войска возросли и аппетиты хана. Девлет-Гирей не скрывал, что едет «в Москву на царство». К этому времени колесо войны уже было раскручено. Избежать войны Девлет-Гирей не мог, даже если бы и захотел, как и у Ивана Грозного, у него не было пути назад. После громогласных заявлений, сделанных после сожжения Москвы, позволить русскому государю и дальше оттягивать разрешение вопроса о Казани и Астрахани означало признать, что хан переоценил свои успехи и размеры того поражения, которое он нанес Ивану. На карту была поставлен не только репутация самого Девлет-Гирея, но и престиж Крымского ханства, его претензии на роль защитника и покровителя всех татар и ислама в Восточной Европе.

Крымский хан тем временем неспешно собирал свои силы и тоже готовился к походу. В начале июня 1572 года, в свете своего величия, Девлет Гирей с огромной ордой вышел из Перекопской крепости и направился на Север, когда ещё зеленела в Диком поле новая трава. Перед набегом он пообещал своему хозяину в Стамбуле, что приведет плененного русского царя как собаку на аркане в Бахчисарай, а всю Русь покорит за один год. Поэтому под бунчуки собралось все дееспособное мужское население ханства. Как им хотелось несметного русского богатства и много русских рабов. Московский летописец писал о том, что «…иде царь крымский гнев божий над Рускою землею попущением божиим за грехи наша. И прииде царь с великими похвалами и с многими силами на Рускую землю, и росписав всю Русскую землю, комуждо что дати, как при Батые…»

Во вторжении участвовало до 100 тысяч всадников из Крымского ханства, Большой и Малой ногайской орды, северокавказских племен, с ними шли до 20 тысяч турецких янычар. Хан имел в своем распоряжении турецкую артиллерию. Татары, вооруженные луками, кривыми саблями и ножами, пиками и щитами, на своих малорослых, но сильных и выносливых степных лошадях, без обоза, питаясь небольшим запасом сушеного пшена или сыра да кониной, легко переносились через эту необъятную степь, пробегая чуть не тысячу километров пустынного пути. Частыми набегами они прекрасно изучили эту степь, приспособились к ее особенностям, высматривая наиболее удобнейшие дороги.

В марте Девлет-Гирей дождался прихода ногаев и затем, собрав большую часть своих людей, примерно во второй половине мая вышел из Крыма и встал на Молочных водах, дожидаясь отстающих. Уверенный в своей победе Девлет-Гирей, так же полагаясь на многочисленность своей армии, предполагал идти не скрываясь прямо к главным «перелазам» через Оку. Поскольку и конечная цель похода была хорошо известна, и силы, собранные ханом, позволяли расчитывать на успех, то, видимо, Девлет-Гирей и его лучший военачальник Дивей-мурза, не слишком озадачивались вопросом, по какому маршруту идти на Москву, выбрав к тому времени хорошо изученный татарами путь, Муравский шлях. Двигаясь медленно, так как быстрому маршу мешал большой обоз и верблюды, которые отнюдь не являлись быстроходными скакунами. В первых числах июля огромное ханское войско достигло верховьев рек Мжа и Коломак, где и остановились на отдых.

В этом районе они были обнаружены русскими сторожами. Немедленно гонцы помчались с вестью в Путивль и Рыльск. Оттуда тамошние наместники отписали на «берег», князю М.И. Воротынскому, и в Москву, князьям Ю.И. Токмакову, об обнаружении неприятеля. 17 июля об этом уже узнал Иван Грозный.

Воеводы окраинных городов узнали о том, что из «Дикого Поля» в очередной раз надвигается на Русь крымское войско, не позднее 9—11 июля . Сразу после этого они поднялись со своими людьми и, оставив в пограничных городах-крепостях небольшие гарнизоны, пошли на соединение с главными силами русской армии согласно заранее составленной диспозиции. В назначенные полки они прибыли к середине июля, тем самым завершив развертывание русской армии.

Воевода Воротынский и подчиненные ему воеводы усилили разведку, пытаясь как можно точнее определить главное направление удара неприятеля и успеть стянуть туда все свои силы. Противник облегчил им решение этой сложнейшей проблемы. 25 июля татарские отряды сожгли тульский посад, но поскольку осада и штурм Тулы, мощной крепости с сильной артиллерией, в планы Девлет-Гирея не входили, мимо хорошо знакомых стен и башен русской крепости неприятель проследовал дальше к северу, к Оке.

Тем самым крымские татары готовы были нанести главный удар вдоль Серпуховской дороги, по кратчайшему направлению прямо на Москву. К этому времени, занимавшие позиции на флангах оборонительной линии по Оке передовой, сторожевой полки и полк правой руки уже завершали концентрироваться на подступах к Серпухову, оставив на прежних местах на всякий случай небольшие арьергарды. Риск, на который пошёл Воротынский, оправдал себя, и это стало очевидно уже на следующий день.

При приближении степняков крестьяне повсеместно угоняли свой скот и сами прятались в лесных чащобах, или спешили укрыться в городах-крепостях, гарнизоны которых затворяли перед врагом ворота. Но татарва не отвлекалась на пограничные города, так как их целью была столь желанная Москва.

Татары имели несомненное преимущество в коннице, тогда как русские, в пехоте и артиллерии, к тому же русское войско опиралось на заблаговременно возведенные полевые укрепления. Это позволяло компенсировать определенное численное превосходство татар, однако у них было серьезное преимущество. Девлет-Гирей наступал, а Воротынскому приходилось держать оборону, таким образом татары владели инициативой, по крайней мере, на первой фазе операции, и могли выбирать время и место боя. Поэтому крымский хан мог держать свои отряды в кулаке, тогда как Воротынский, не зная точно, где враг нанесет свой удар, волей-неволей должен был растянуть свои силы «тонкой красной линией» вдоль берега Оки от Калуги до Каширы.

Приближение татарских орд не было неожиданностью для главного русского воеводы. Он по нескольку раз в день выслушивал вести от дозорных, скакавших в Серпухов с разных сторожевых застав. Ни одного движения врагов сторожа не выпускали из поля своего зрения.

Город Серпухов был центром обороны. В крепости расположился воевода большого полка, князь Михаил Иванович Воротынский. На берегу Оки заняла позиции русская рать, выставив артиллерийские батареи на берегу. Вдоль реки были вбиты ограждения из кольев, являвшимися непроходимым препятствием для конницы. Однако Девлет-Гирей и его полководцы заблаговременно получили важные сведения от пленных, а так же перебежчиков, заранее собрали сведения о местности и дислокации русских войск.

В субботу 26 июля 1572 года татарский авангард вышел к Оке в районе Серпухова и с хода упёрся в русские укрепления на левом берегу реки. Грохот русской артиллерии вперемешку с пищальным огнём, заставил крымчаков остановится. Главная позиция русских войск, укрепленная гуляй-городом, находилась у самого Серпухова. Гуляй-город представлял собой обычные телеги, укрепленные дощатыми щитами с прорезями для стрельбы и составленные кругом.

Русские воеводы детально разработали план боевых действий, особое внимание уделив отрядам казаков, которые, курсируя на стругах по Оке, должны были не пропустить врага на Московскую землю или нанести ему при переправе как можно больший урон. Князь Воротынский сумел подтянуть к Серпухову все свои силы.

Борьба на берегу проходила очень напряженно. Татары не смогли с ходу преодолеть укрепления, и в течение двух дней конные отряды крымчаков вели бои с русским войсками на берегу, сковывая их действия. В ходе многочисленных и кровопролитных стычек с русскими войсками, они с большими потерями были отброшены повсюду. Русские пушкари готовились к большой канонаде, но татары притормозили, дожидаясь подхода основной массы конницы. После чего татары по приказу хана тоже выставили пушки на берегу и завязали перестрелку, показывая, будто они готовятся форсировать здесь Оку.

Убедившись в невозможности с ходу переправится через Оку Девлет-Гирей и его главный полководец Дивей мурза вынуждены были изменить изначально разработанный план дествий. Они решили связать боем русские войска , а самим с флангов обойти армию Воротынского, вынудив русских покинуть не преступные укрепления у Серпухова. После чего предпологалось навязать сражение русской армии в открытом поле, где у татарской конницы обладающей к тому же численным превосходством имелось колоссальное преимущество.

Но крымский хан всё таки сумел перехитрить русских. Несмотря на принятие мер по прикрытию окского рубежа, татарам, по подсказке иуд-предателей, всё-таки удалось найти слабое место в русской обороне «берега». Крымский хан оставив для отвлечения внимания московских воевод двухтысячный отряд у Серпухова, а силами двух крыльев нанёс удар у «Сенькиного перелаза» и села Дракино, что стояли на берегу реки Ока. Главной своей задачей он считал окружение русской армии у Серпухова и её последующие уничтожение.

С этой целью часть татарского войска во главе с Дивей мурзой скрытно двинулась по правому берегу реки вверх по течению, а ногайский отряд под командованием Теребердей мурзы должна была стремительно выйти на берег к «Сенькиному перевозу», где глубина на перекате не превышала полутора метров.

До этого ногайская конница по приказу крымского хана устремившаяся к Туле, пожгла весь городской посад. Девлет-Гирей этим ложным манёвром пытался отвлечь русских от истинных задач поставленных им перед ногайцами. На третий день после погрома Тульского посада, Девлет-Гирей основные силы ногайцев направил для переправы в районе перелаза, что в 21 киллометре от Серпухова и в 5 километрах выше впадения в Оку реки Лопасни, где не было в это время значительных русских сил.

Теребердей мурза с 20 тысячным ногайским отрядом ночью совершив манёвр, пришёл на «Сенькин перевоз». Здесь переправу охранял небольшой сторожевой полк под командованием Ивана Шуйского, состоявший всего из 200 воинов и 1500 человек из ополчения, с артиллерией. На него обрушился многотысячный ногайский авангард крымско-турецкого войска под командованием Теребердей-мурзы.

Используя своё численное преимущество перед русскими ногайцы с диким визгом и воем устремились через брод на противоположный берег. На русских обрушился ливень стрел. Но прикрываясь густым частоколом русские воины не испугавшись бешеного натиска кочевников, встретили врага залпами из пищалей и сомострелов. Тому кто всё же успел дойти до берега была уготована смерить от русских топоров и стрелецких секир. Не добившись успеха ногайцы вынуждены были отойти, усеяв мелководье «Сенькиного перелаза» множеством трупов убитых соплеменников. Но взбешённый неудачей Теребердей-мурза вновь погнал своих воинов на штурм укреплений.

Несмотря на такое чудовищное превосходство, никто из русских не дрогнул и не обратился в бегство, а вступил в неравный бой. Только на следующей день, по истечению нескольких часов ожесточённого боя, и понёся большие потери, сторожевой полк был рассеян, успев, однако, нанести большой урон ногайцам. После этой первой значительной победы ногайский отряд Теребердей-мурзы стремительным броском достиг окрестностей Подола у реки Пахры, тем самым перерезав все дороги ведущие в Москву, остановился в ожидании главных сил. Но на большее он, изрядно потрёпанный в бою у Сенькиного брода, был уже не способен.

Тем временем, другая часть татарского войска, во главе с главным военным советником хана Дивей-мурзой, «перелезла» через Оку у села Дракино, там, где их никто не ждал. Но у Дракино крымцы наткнулись на отряд воеводы Н. Одоевского спешившего к перелазу через Оку, числом около 1200 человек. В ходе кровопролитного сражения, русский отряд был разбит. Одоевский с уцелевшими воинами ушел к Воротынскому.

После того как Дивей мурза со своими татарами сумел переправится через Оку, воевода Воротынский срочно подтягивает из Тарусы в район Серпухова полк правой руки для ликвидации прорыва, а передовой полк занял место его место.

Стремясь связать боем русские войска, Дивей мурза отправляет часть своих войск в район Тарусы, где в ходе ожесточённого сражения наносит поражение авангарду передового полка в 300 человек, в живых остался один командир отряда, опричник Штаден.

Таким образам к 27 июлю линия обороны русских на Оке была татарами прорвана сразу в двух местах. Главные силы русской армии стоящей возле Серпухова были с обоих флангов глубоко охвачены татарами. Всем казалось, что участь русской армии, да и всей России была уже предрешена. Ничего не могло остановить всесокрушающий татарский каток.

М. Воротынский был готов и к такому варианту развития событий. Он не стремился любой ценой удержать неприятеля на позициях по Оке и сбросить татар обратно в реку вернув утерянные ранее позиции по берегу. Главным для него было не дать противнику переправиться с ходу, сбить темп его наступления, нанести как можно большие потери и самое главное, выяснить точно, где же все-таки он будет наносить главный удар.

Эти задачи в целом были выполнены, а полки удалось стянуть поближе к Серпухову. К тому же, как стало видно к вечеру, успех, достигнутый Дивей-мурзой и Тягриберди-мурзой, был не так уж и велик. Ногаи вообще не стали пытаться продвигаться дальше к Москве, да и Дивей-мурза тоже не продолжил развивать наступление в северо-восточном направлении, заходя в тыл полкам, стоявшим под Серпуховом. Сторожевой полк, и полк правой руки хотя и были вынуждены отойти от берега Оки, тем не менее, не были разбиты и отступили в полном порядке, контролируя каждый шаг противника.

Хан, проанализировав ситуацию и убедившись, что в районе Серпухова переправиться не удастся, русская оборона здесь была слишком прочна, а Воротынский, несмотря на угрозу с флангов, пока не собирался оставлять свои позиции, решил снова изменить свой план. В воскресенье, по полудню, Девлет-Гирей приказал стрелять артиллерии по русским войскам, расположенным в трех верстах от Серпухова. Девлет-Гирей решился на переправу, но не здесь, а в районе «Сенькиного перелаза». Оставив двухтысячный отряд вести перестрелку с русскими, он со всем войском ночью совершил стремительный манёвр и скрытно переправился через «Сенькин брод», а затем продолжил наступление в направление на Север. С этого момента начались многодневные бои на подступах к русской столице.

Во время переправы главных сил татарского войска на левый берег Оки, Девлет-Гирей отдал приказ Тягриберди-мурзе и его ногайцам выдвинуться к северу и отрезать русское войско под Серпуховом от Москвы. Конные потоки крымчаков после переправы через Оку стали растекаться по дорогам, ведущим к столице, особенно далеко на север продвинулась ногайская орда Теребердей-мурзы. Ногаи начали продвигаться на север рано утром, и двигаясь скорым маршем, во второй половине дня, преодолев порядка 70-80 км, вышли к Пахре, переправились через нее в районе нынешнего Подольска и рассыпались вокруг русской столицы, прервав сообщение с русским войском и южными городами.

Под утро к месту переправы подоспел князь Дмитрий Хворостинин с передовым полком попытался перехватить наступающие силы крымцев в верхнем течении реки Нары.

Но в ходе ожесточённого боя с превосходящими силами татар был отброшен. Большие массы конницы со всех сторон набросились на немногочисленный полк русских, несмотря на залпы пищальников и огонь артиллерии. Но воевода Хворостин искусным манёвром, под прикрытием огня, сумел выскользнуть из западни и оторваться от татар.

В свою очередь князь Воротынский, находившийся с большим полком в 8 тысяч человек в Коломне, узнал о переправе главных сил крымской орды утром 28 июля. Дальше удерживать укрепления по берегу Оки теряло всякий смысл, так как это могло в конечном итоге только привести к уничтожению всей русской армии. Несмотря на глубокий охват, русская армия не была разбита и отступила в полном порядке контролируя каждый шаг противника.

Вскоре войска двинулись на Север по серпуховской дороге, вслед за крымским ханом. Русским теперь нужен был новый план войны. Сопротивление русских войск в ходе этой войны не оставляло татарам времени на грабеж.

Князь Воротынский, в это весьма сложное время принял единственное правильное решение сопряжённое с немалым риском, так как согласно царскому приказу воевода должен был перекрыть хану Муравский шлях и торопиться к реке Жиздре, где предстояло воссоединиться с основным русским войском.

Сам Воротынский после долгих раздумий рассудил иначе . Он решает сняться с «Гуляй-города» и отправился в погоню за татарами, атаковать крымцев с тыла, если те начнут осаду Москвы, которую в этот раз защищал сильный гарнизон, стремясь завести кровожадных татар в заготовленную им ловушку. Кремль в то время был передовой крепостью в фортификационном отношении, и для его обороны не требовалось большого войска. Прикрываясь от татарской конницы непроходимыми чащёбами подмосковных лесов, воеводы пошли на Москву разными дорогами. Они знали куда и зачем ведут полки.

Издревле, из Москвы на юг вели четыре дороги. Главной была дорога на Серпухов, называвшаяся Крымской дорогой, кратчайший путь в Крым. У селения Подол , крымская дорога пересекала реку Пахру и шла через погост Воскресения на Молодях к первому яму, находившемуся у реки Лопасни.

Русские полки выходили к деревне Молоди, где заранее была обозначена воеводами оборонительная позиция с которой предполагалось вести активные действия против татарских войск. Этому решению способствовал большой опыт Казанских войн, где казанские татары неоднократно создавали в тылу русских войск укреплённые крепости. Опираясь на которые они успешно вели войну против русских войск.

Вскоре в лесу застучали топоры. Тысячи воинов, отложив в сторону пищали и иное оружие, рубили и забивали в землю колья, рубили ветви и заплетали плетень, копали ров. Вскоре, на холмах, где недавно стояли скирды скошенного хлеба, быстро выросла походная крепость,Гуляй-город. К ночи все русские войска, кроме сторожевого и передового полков, сошлись у готовой крепости. Воеводы использовали передышку, полученную за счёт оборонительных боёв возле «перелазов», чтобы стянуть к месту сражения все имеющиеся в их распоряжении силы.

После того как Девлет-Гирей переправившись через Оку, вскоре вышел в тыл всей русской армии, и по серпуховской дороге стал продвигаться к Москве. Арьергардами, многочисленной конницей, командовали сыновья хана. На марше к Москве крымская орда сильно растянулась. Необычность ситуации заключалась в том, что хан опередил русских и двигался на Москву, в то время как русские двигаясь в плотную наседали на него с тыла. Русские воины были полны решимости расквитаться и уничтожить татар.

Авангард крымского войска был уже у реки Пахры, а арьергард, в 15 км позади, у села Молоди. Татары уверенные в победе путешествовали по русской земле беспечно, значительно растянувшись и утратив бдительность, пока не наступила роковая дата, 30 июля 1572 года. Передовой полк князя Хворостинина, усиленный «немцами» Ю. Фаренсбаха, вместе с донскими и запорожскими казаками, во главе с атаманом Черкашеным, скрытно следовал за крымскими царевичами, выжидая благоприятный момент для атаки.

Хворостин, перед которым Воротынский поставил задачу, должен был атаковать арьергард неприятеля и приостановить его продвижение навстречу ногаям Тягрибердея мурзы. Передовой полк отлично выполнил свою задачу.

Битва при Молодях стала необратимой реальностью для татар, когда отчаянный и смелый воевода Дмитрий Хворостинин, с отрядом в 5 тысяч человек, настиг расслабленных крымчаков и нанёс неожиданный удар по арьергарду ханской армии. Враги дрогнули, так как нападение русских оказалось для них неприятным и, что ещё хуже, был внезапным. Как пишет Соловецкий летописец: «И пришла нашим воеводам весть в понедельник рано, что царь на сю сторону Оки перелез. И князь Михайло Иванович Воротынской со всеми воеводами в понедельник пошел за царем. А в передовом полку пошел воевода князь Дмитрей Иванович Хворостинин».

Удар был настолько силен, что заставил хана остановить движение к Москве. Два крымских царевича, возглавлявшие разбитый арьергард, прямо заявили Девлет-Гирею, что следует остановить дальнейшее наступление из-за понесенных ими потерь: «Ты, государь, идешь к Москве, а нас московские люди сзади побили, а на Москве, государь, не без людей же будет».

Крымский хан не мог не испытывать сильного беспокойства за судьбу своего коша, оставленного на правом берегу Оки под Серпуховым. Русские, занимая позиции между его лагерем и вагенбургом, препятствовали сообщению и могли атаковать кош, повторив свой успех 1555 года, вновь  взяв богатые трофеи.

На помощь татарскому арьергарду были срочно направлены  12 000 татар и ногаев. С подходом подкреплений перевес оказался на стороне неприятеля. И теперь уже Хворостинину пришлось, как показалось татарам, поспешно отходить. Однако они заблуждались, русские за много десятилетий противостояния прекрасно освоили тактические приемы татар и не раз с успехом использовали их против них. Дмитрий Хворостин своим ложным отступлением повёл врагов прямо к старательно подготовившимся войскам Воротынского. Он умело уклоняясь от атак крымцев, вывел к «Гуляй-городу» всю армию Девлет-Гирея . У «Гуляй-города» уже к этому времени уже стояла вся русская армия во главе с Воротынским, поджидая обезумевших от ярости татар. Но свинцовый ливень мгновенно остудил воинственный пыл степных хищников.

Шквальный pyжейный и артиллерийский огонь опустошил ряды татарской конницы и заставил ее повернуть вспять. Недооценивая укрепления русских, крымчаки несколько раз малыми силами атаковал «Гуляй-город», но все атаки были отбиты огнем из луков, пищалей, мушкетов и пушек. Тем временем к месту боя подходили всё новые и новые татарские силы, и сразу же попадали прямиком в мясорубку, организованную русскими. Завязался страшный кровопролитный бой, который закончился с наступлением темноты. Вся местность перед Гуляй городом была завалена горами трупов, среди которых были как русские воинов так и степняки.

Татары были крайне удивлены , когда обнаружили перед собой такой не преступный гуляй-город, созданный по всем правилам военной науки того времени. Толстенные щиты были установлены на телегах, надежно защищая расположившихся за ними русских воинов. Поскольку русские отнюдь не торопились покидать свою укрепленную позицию, а татары не стремились штурмовать её, памятуя об уроке, который им был преподан накануне, то к вечеру они прекратили этот кровавый бой.

Девлет-Гирей после того как переправился через реку Пахру и встал всем войском в семи верстах от нее, выбрав себе защитой непроходимое болото. Но чувствуя у себя за спиной грозную силу, побоялся остаться на прежнем месте и снова переправился через Пахру, теперь уже в обратном направлении, и встал неподалеку от лагеря воеводы Воротынского. Он осознавал, что в Москве его ждут многочисленные защитники, поэтому отряд преследователей, атаковавший татарский тыл, сильно портил тактику войны. Он не хотел рисковать, оставив у себя в тылу столь многочисленную и организованную силу врага. Хан решил развернув войско, быстро смять преследователей, а потом спокойно двинуться на Москву. Он рассчитывая на своё огромное превосходство бросил основные свои силы на укрепления русских, но результат был даже не нулевым, он был отрицательным.

Девлет-Гирей не мог ждать, и он должен был решать, или штурмовать русский лагерь, или же отступать несолоно хлебавши. Последний вариант его устроить никак не мог, после столь громогласных заявлений отойти просто так, не дав решительного, генерального сражения, хан не мог, что было чревато не только потерей лица, но и серьезными внутри и внешнеполитическими осложнениями. Его просто порвали бы его соплеменники и единоверцы. Ночью в татарском лагере состоялся военный совет, на котором было принято решение попытаться штурмом взять русский лагерь.

Князь Воротынский предвидел этот шаг противника и, оставив внутри гуляй-города большой полк, очевидно вместе с пехотой остальных полков, вывел прочие силы за город. Они встали на пологих южном и юго-восточном склонах холма. На следующее утро сражение с ещё большем ожесточением возобновилось вновь. Девлет-Гирей сразу ввел в бой свои основные силы, бросив их против Большого полка, укрывшегося в гуляй-городе. Татарскими войсками предводительствовал сам Дивей-мурза. Среди его воинов находились и ногайцы мурзы Теребердея.

Первым бросились на Гуляй-город спешенные ногайцы. Отряды их всадников с диким визгом и воем стремительно подъезжая к русским позициям, засыпали защитников гуляй-города ливнем стрел, пытаясь нанести им как можно большие потери с тем, чтобы потом, нащупав слабое место, разомкнуть линию гуляй-города и возов, ворваться в лагерь, и в рукопашном бою перебить его защитников.

Подбадривая себя дикими криками, стреляя на бегу из луков, они разъяренной толпой устремились к стенам. От множества летящих стрел рябило в глазах. Подпустив врага поближе, пушкари, укрытые за стенами, открыли сильную пальбу. Ошеломленные огневым ударом, потеряв многих убитыми, нападающие остановились. В это время из крепости полетели смертоносные стрелы и ливень свинца, нанося им чудовищные потери.

Ногайцы стали подбадривать себя криками и вновь устремились на штурм. Несколько последовательных атак, предпринятых Дивей-мурзой, не привели к видимому успеху, и тогда татарский полководец поехал около гуляй города с невеликими людьми проводить рекогносцировку, ища слабые места, где можно было пробить оборону русских и ворваться в этот городок, истребив русских. Мурзу в богатом доспехе, в окружении блестящей свиты, трудно было не заметить, и тогда Воротынский выслал из «Гуляй-города» воинов большого полка с приказом атаковать противника. Увидев наступавших на него русских воинов Дивей мурза стал своих татар отводить назад, но его конь споткнулся и он упал наземь. И тут его взяли и с аргамаком, и в нарядном доспехе.

Оправившись от первого шока, вызванного пленением Дивей-мурзы, к вечеру татары снова попытались атаковать русский лагерь. Но на этот раз татарский натиск стал слабее прежнего, а русские войска отразив атаку поганых огненным боем, сделав масштабную вылазку. В этом бою татар многих побили. Деревянные укрепления гуляй-города оказались не по зубам татарской коннице. В одном из боев погиб Тебердей-мурза, ногайский хан и трое крымских мурз  и попал в плен астраханский царевич Хаз-Булат. Надо полагать, хан в этот день сильно пожалел о том, что с ним не было наряда, оставленного в старом лагере за Окой без артиллерии взломать «Гуляй-город» и окопанный обоз оказалось чрезвычайно сложным и сопряженным с большим потерями делом.

Поражение, которое Девлет-Гирей и его воины потерпели в среду, было весьма серьезным, два дня татары приходили в себя, а русские получили передышку. Однако ситуация в русском лагере тоже складывалась чрезвычайно сложная. Запертые на ограниченном пространстве внутри обоза и «Гуляй-города», русские испытывали нехватку фуража, провианта и воды.

К великому счастью для русских воевод, Девлет-Гирей не стал дожидаться, пока русские окончательно изнемогут от голода и жажды. Он взбешённый неудачей и огромными потерями решил ускорить развязку событий. Видимо, на это его решение повлиял целый ряд весьма веских причин. С одной стороны, он не хотел оставлять в беде Дивей-мурзу, которого чрезвычайно высоко ценил. С другой стороны, к решительным действиям побуждала и обстановка в татарском войске. Судя по всему, рядовые татарские воины глухо роптали, сетуя на малую добычу и большие потери. Мурзы же открыто критиковали действия хана.

Утром 2 августа Девлет-Гирей  снова начал штурм «Гуляй-города». Этот бой оказался для армии Воротынского самым тяжелым, так как погибли 3 тысячи стрельцов и понесла большие потери кавалерия. В самом «Гуляй-городе» было много раненых, кончалась вода, из-за нехватки провианта начали убивать лошадей, передвигавших «Гуляй-город».

В полдень крымский хан предпринял последнюю меру, он приказал своим всадником спешиться и атаковать «Гуляй-город» наравне с пехотой. В бой было решено бросить главный «козырь», турецких  янычар. До самого вечера, волна за волной, крымцы и янычары штурмовали «Гуляй-город», но всякий раз откатывались назад с огромными потерями. Русские воины и немецкие наёмники несмотря на жару, голод и жажду и не считаясь с потерями стойко обороняли свои позиции. Всё пространство перед крепостью было усыпана телами погибших. Всюду стоял нестерпимый смрад человеческого тления.

Спешенные татарские воины с невиданной храбростью и упорством, невзирая на большие потери от огня стрельцов и казаков, осыпаемые ядрами и «дробом» из пушек и затинных пищалей, раз за разом ходили на приступ. Из-за их спин конные лучники осыпали защитников гуляй-города во главе с Д. Хворостининым ливнем стрел. Однако русские воины держались, отбивая неприятельские атаки. Летописи и разрядные книги лишь в слабой степени отражают накал схватки. Как писал неизвестный автор «Повести…», «и как татаровя пришли к гуляю городу и ималися руками за стену у гуляя города, – и нашы стрельцы туто многых татар побили и рук бесчислено татарьскых отсекали.

Увлеченный штурмом «Гуляй-города» с одного фронта, Девлет-Гирей  допустил роковую ошибку – он не окружил русское укрепление полностью. Поэтому с наступлением темноты, Воротынский скрытно вывел из «Гуляй-города» засадный отряд, и, обойдя холм по лощине, приготовился ударить в тыл крымской армии. Одновременно, из-за стен «Гуляй-города», под поддержкой огня пушек, в решающую атаку должны были устремиться все русское войско.

Поставив все на карту и потерпев неудачу, хан оказался бы в чрезвычайно сложном положении. Русские отнюдь не выглядели умирающими от голода и жажды, тем более, что с севера, как казалось, надвигалось большое царское войско,. Тем более, что ханская рать уже понесла большие потери, в особенности в командном составе.

По условленному сигналу русская артиллерия открыла массированный огонь по неприятельским боевым порядкам, гуляй-город раскрылся, и в схватку вступили воины передового полка во главе с Д. Хворостининым и немцы ротмистра Ю. Фаренсбаха. Одновременно с этим сам Воротынский во главе сотен большого полка, совершив обходной маневр по «долу», атаковал противника с тыла. Ошеломленный противник, оказавшись под одновременным ударом с тыла и с фронта, поначалу упорно сопротивлялся, однако недолго, слишком велики были его потери и слишком неожиданным оказалось введение в бой свежих русских сил. Разгромленные татарские «полки» отхлынули обратно в свой лагерь, неся хану горестную весть о смерти и пленении множества военачальников и рядовых воинов. Вскоре не выдержав одновременных ударов, крымская армия дрогнула и начала отступать.

К тому же на исход битвы повлиял захват татарскими разъездами гонца с грамотой, которую, согласно Пискаревскому летописцу, оставленный в Москве «для осады» князь Ю. Токмаков отправил в лагерь к Воротынскому послание. В этом послании князь просил воевод «сидеть безстрашно», поскольку идет де к ним на помощь «рать наугородцкая многая». Московский летописец к этому добавлял, что пленный под пыткой показал, «прибылым войском» командует сам Иван Грозный, а в авангарде его полков в Москву прибыл боярин И.Ф. Мстиславский с сорокатысячной ратью и что он сам был очевидцем прихода этого войска

Наутро, оставив в тылу 5-тысячный заслон, хан бросив лагерь и всё, что в нём было начали отступление, устремившись на юг. Вскоре отступление быстро превратилось в паническое бегство, крымчаки бросали обозы, оружие и награбленную добычу. На обратном же пути татарве было уже не до охоты за живым товаром и скотом, дай бог бы унести ноги и остаться живым. О том, что хан бежал с поля битвы, в русском лагере узнали так же утром 3 августа. Воротынский немедленно вывел свою конницу из лагеря и атаковал татарский 5 тысячный арьергард. После недолго сопротивления противник бежал к реке и по дороге был практически полностью перебит или пленен.

В течение дня русские гнали крымцев до самой Оки, где был полностью уничтожен также отряд, охранявший переправу. Несколько тысяч отступавших татар утонули в реке. Сам хан Девлет-Гирей  бежал с поля боя. В сражении были убиты его сын, внук и зять, а так же множество его сановников. Погибли и все янычары, так мечтавшие о земле и русских рабах. Разгром орды был полный. Летописец говорит, что Девлет-Гирей «ушел с соромом», «пошел в Крым скоро наспех» — «не путьми, не дорогами, в мале числе», потому что большая часть его войска погибла. В родные степи вернулось всего 15 тысяч человек.

Русским досталось множество пленных и трофеев, шатры, знамена, обоз, артиллерия и личное оружие хана. Boеводы держали татар в таком напряжении от первого до последнего дня вторжения, что огромная ханская рать не причинила почти никаких разрушений пограничным областям, у нее просто не было на это времени.

Захватив ханский лагерь и богатые трофеи, «… бояря и воеводы, князь Михайло Иванович Воротынской с товарыщи пошли назад по старым местом в Серпухов, в Торусу, в Колугу, на Коломну, где стояли до государева приходу». В тот же день от посланцев Воротынского о грандиозной победе стало известно в Москве, «и бысть на Москве и по всем градом радость неизреченная, молебная пения з звоном. И с радостью друг со другом ликующе».

Находившийся в Новгороде Иван Грозный узнал о победе 6 августа, когда с «берега» от воевод прискакали гонцы. Царь приказал немедленно доставить их к нему. Посланцы, передали Ивану грамоту от Воротынского и его товарищей об одержанной над крымским ханом великой победе и представили доказательства этому, ханские два саадака, два лука и две сабли. Радости русского царя не было предела, наконец то в течение длительного времени неудач и поражений сверкнула яркая звезда. Смертельная угроза исходившая Московской Руси из Крыма была окончательно ликвидирована. Наступило сладостное время мщения и возмездия за всё, что натворил Девлет-Гирей со своими соплеменниками на Русской земле.

Под самый занавес Молодинской битвы произошли еще два события, как бы подводивших итог этому тяжелому и полному тревог году. В конце августа, Девлет-Гирей прислал Ивану Грозному своего гонца Шах-Али с грамотами от себя и своих сыновей Мухаммед-Гирея, Адыл-Гирея и Саадет-Гирея. В своём послании хан, пытаясь сохранить лицо после сокрушительного поражения, писал русскому царю, что он оказывается всего лишь хотел при личной встрече получить, наконец, ответ, даст Иван ему, крымскому «царю», Астрахань или же нет. В том, что под Москвой произошло многодневное кровопролитное сражение, Девлет-Гирей обвинял самого Ивана, который уклонился от личной встречи и послал воспрепятствовать благим намерениям хана.

Однако нелепые попытки ущемлённого и униженного хана приуменьшить размеры поражения, представить окончившееся для него сокрушительным разгромом многодневное побоище лишь незначительной схваткой, никак не влиявшей на расстановку сил, сложившуюся после московского пожара 1571 года, не имели никакого успеха. Ханский гонец встретил в Москве весьма холодный приём и полное презрение. А сами переговоры в конечном итоге свелись к обсуждению условий размена и выкупа пленных.

Несмотря на войну на два фронта Россия разгромила одного из своих давних и смертельно опасных противников и отстояла свою независимость. Вскоре после победы при Молодях была навсегда поставлена дипломатическая точка в переговорах с ханом поводу Астрахани и Казани. Угроза суверенитету страны была ликвидирована. Поволжье, территория бывших Казанского и Астраханского ханств, осталось за Россией.

Большие ногаи, убедившись в том, что Девлет-Гирею не удалось одолеть царя Ивана, поспешили отложиться от неудачливого крымского «царя» и начали искать милости московского государя. Сам же Девлет-Гирей до самой своей смерти, наступившей летом 1577 года, не пытался больше ходить на Москву.

Победою при Молодях князь Воротынский спас Московскую Русь от нового разгрома, утвердил во власти русского царя Астрахань и Казань и надолго обеспечил южные пределы государства от вторжения хищников.

Этот кровавый урок крымчаки запомнили хорошо и надолго. После Молодинской битвы Крымское ханство вынуждено было отказаться от многих своих притязаний к России. В следующий раз они собрались потревожить русские пределы лишь два десятилетия спустя, когда подросло новое поколение степных хищников.

О Молодинской битве стало известно далеко за пределами Русского государства, например в Папском Риме, в Священной Римской Империи, в Речи Посполитой. Эта грандиозная победа русского оружия вселила ужас и панику в их загаженные грехом души.

Эта великая победа русской армии никогда не сотрётся из памяти великого и непобедимого народа, даже несмотря на неуёмное желание расплодившихся негодяев из либерастов и националистов. Иван Грозный для русского народа всегда будет великим правителем и борцом с предателями своей страны.