Битва за Амур. (Часть 1) Поход отряда Пояркова В.Д.

История присоединения Сибири и Дальнего Востока к России, это история героических подвигов и славных дел русских землепроходцев, промышленных и служилых людей, это история мужества, отваги и настойчивости русского народа. В 1859 г. А. И. Герцен писал, что европейскими географическими открытиями восхищаются, а «колоссальные события» колонизации Сибири «едва помечены историей или помечены для того, чтобы поразить воображение дантовским образом ледяного острога в несколько тысяч верст»

На фоне изменившихся оценок формирования российского многонационального государства по другому начинает оцениваться и вхождение в состав России Сибири и Дальнего Востока. Прежде всего с книжных страниц начинает исчезать слово «завоевание». Его заменяют нейтральным – «присоединение». Стремление подчеркнуть мирный характер сибирской одиссеи Российского государства не могло не войти в противоречие с документальной базой. «Скаски» землепроходцев, донесения воевод, челобитные, многие другие документы, опубликованные в предшествующие годы, рисовали совсем иную картину сибирской жизни. Они буквально пестрят сообщениями о вооруженных стычках казаков с аборигенами.

Характер источников, мягко говоря, не соответствовал концепции мирного присоединения Сибири. Подобному «урезанию» подверглись многие документы. Особенно тщательно очищались от неугодных сюжетов документы, рассказывающие о походах русских на Амур. На Амуре русские встретили преимущественно оседлое население, которое оказывало казакам более упорное сопротивление, чем кочевые племена. Сопротивление приамурских народов поощряли правители Китая, испытывавшие большое беспокойство в связи с по- явлением на своих границах русских. В таких условиях любой поход казаков по Амуру неизбежно превращался в серьезное военное предприятие.

Соответственно, и отчеты о таких походах изобиловали описанием батальных сцен, которые, конечно же, не отвечали концепции мирного вхождения. Побуждающим импульсом к такому переосмыслению были отнюдь не поиски научной истины, а определенные идеологические тенденции. Большое воздействие на характер публикации документов, посвященных присоединению Приамурья к России, оказывали все ухудшавшиеся после 1960 г. советско-китайские отношения. Попытки маоистского руководства обосновать «исторические права» Китая на дальневосточные земли, доказать извечную вассальную зависимость населяющих их народов от китайских императоров не могли не вызвать ответной пропагандистской кампании. Под цензурный надзор были взяты работы историков, писателей, журналистов, обращавшихся к истории освоения дальневосточных земель, проблемам культурных, экономических и политических контактов народов Дальнего Востока. И потому на многие сюжеты казачьих отписок легла печать строгого табу.

Походы российских землепроходцев на восток Азиатского континента в XVII веке, несомненно, были обусловлены развитием Русского централизованного государства и его стремлением к расширению своих границ. Однако нельзя забывать и о том, что движение наиболее предприимчивых людей «встречь солнца» значительно активизировали распространившиеся тогда известия о несметных богатствах земель, находившихся за Уралом. Таким образом, землепроходчество имеет два начала — государственное и частнопредпринимательское.

Несмотря на неудачу, поход Ивана Москвитина стал одним из самых значительных в русской истории. Ведь именно этот поход позволил реально оценить пределы Российской земли. Было открыто Охотское море, пройдено чуть ли не две тысячи верст его побережья. Москвитин первым увидел Шантарские острова и Удскую губу, отделяющую их от материкового берега, и вернулся в Якутск, по существу, с первыми достоверными сведениями об Амуре. Он открыл дорогу многим другим русским землепроходцам. Географические данные, собранные Москвитиным, использовал К. Иванов при составлении первой карты Дальнего Востока (март 1642 года).

Власти в Якутске достаточно высоко оценили заслуги участников похода: Москвитин был произведен в пятидесятники, его спутники получили от двух до пяти рублей наградных, а некоторые, по куску сукна. Для освоения открытого им Дальневосточного края Москвитин рекомендовал направить не менее 1000 хорошо вооруженных и экипированных стрельцов с десятью пушками.

Из Якутска в Сибирский приказ отправилась челобитная о необходимости занятия «пашенной землицы» по Амуру, который, в целях конспирации, в официальной переписке первоначально именовался не иначе, как «Хлебная река». Российские власти опасались, что сведения об этом открытии через иностранную резидентуру в Москве попадут в руки европейцев. Учитывая их успехи того времени в Новом свете, Юго-Восточной Азии такая предосторожность не была излишней.

В Томске, куда возвратились большинство участников похода, власти не оценили значения и величия подвига москвитинцев. Некоторое признание пришло позже, когда осенью 1645 г. И. Моеквитнн и Д. Копылов из Томска прибыли в Москву. Их рассказы о походе к Тихому океану, первые достоверные сведения об Амуре, примерное положение и направление течения этой реки, а самое главное, установленная пригодность её долины для земледелия, произвели в столице сильное впечатление. Ответная реакция из Москвы последовала быстро: в 1641 г. якутский воевода П. Головин получил приказ о проведении операции в Приамурье. Московское правительство выдало им деньги и разные вещи на обратный путь до Томска, а так же на организацию новой экспедиции на поиски Приамурья.

Рассказы москвитинцев, во много раз приукрашенные и дополненные, дошли до жителей Якутска и послужили толчком к начавшимся походам на Амур. Таинственный Амур по прежнему привлекал внимание как государственных мужей, так и промыслового люда. Отдельные смельчаки отправлялись туда на поиски серебряной, медной и свинцовой руд, хлебной пашни и для сбора ясака.

Хочется отметить ту огромную роль в последующих событиях, которую сыграла работа, проделанная П. Головиным. Несколько лет он скурпулёзно собирал и сопоставлял сведения, отсеивая недостоверные или не подтверждённые, анализировал копившуюся информацию. К моменту получения приказа, из разрозненных ранее фрагментов Головин составил целостную картину. Он установил примерное расстояние до среднего течения Амура, определил общие контуры ведущей к нему гидросети, абрис основных орографических препятствий.

Воеводе П. Головину показалось посильным «привести под государеву руку» эти богатые земли, и он снаряжает туда новую экспедицию из Якутска. Начальником ее ставят письменного голову В. Д. Пояркова. В «наказной памяти», полученной им наряду с обобщением сведений об Амуре и подробнейшими инструкциями, говорилось о цели похода: идти для «прииску вновь неясачных людей, и для серебряной и медной и свинцовой руды, и хлеба».

Поярков должен был закрепиться на новых землях, собрать о них точные сведения, сделать карту рек, выяснить, какой там родится хлеб, какие живут люди, где находятся руда и «иная какая угода», по возможности организовать пробную выплавку руды, а образцы прислать в Якутск, Для выполнения этой задачи в экспедицию отправились 132 человека, в том числе 112 «старых» и «новоприборных» служилых, 15 «охотников» из «гулящих» и «промышленных» людей. По тогдашним сибирским обстоятельствам это была внушительная сила. Особо отмечалось, что проводить все мероприятия на Амуре желательно мирными средствами, лишь в крайних случаях применять силу.

6 июля 1643 года из Якутска вышел отряд на поиски Даурии, во главе с письменным головой Василием Поярковым из 132 казаков с 3-х фунтовой пушкой, воевода П. Головин выделил отряду судовой инструмент, много парусины, боеприпасов, пищалей, а также медных котлов, тазов, сукна и бисера, для обмена с туземцами. Воевода наказал Пояркову привести пашенных дауров в российское подданство и установить места нахождения серебряных рудников на Шилке.

Спустившись на шести дощаниках по Лене, Алдану и Учуру, казацкая флотилия вошла в Гонам, 5-ти недельный переход через эту небольшую порожистую реку оказался особенно сложным. Пробираться пришлось с большим трудом, так как на пути оказалось множество порогов. На одном из них экспедицию постигла первая неудача: «С казенного дощеника с кормы сорвало государев свинец,.. и сыскать его не смогли» отряд потерял два дощаника и не успел до заморозков пройти к Становому Хребту.

Задержавшись длительное время на порогах, отряд был застигнут заморозками, не добравшись до Зеи. Пришлось за 6 дней пути до р. Нюемки ставить зимовье. «Наказная память», предусматривая подобную задержку, предлагала переправить запасы и судовые снасти за волок и только там становиться на зимовку, после чего Пояркову предписывалось дальше идти зимой на нартах, оставив «казну» и 30 служилых с заданием сделать суда и весной догнать на них основную часть отряда. Но Поярков, поставив зимовье еще до волока, прожил там две недели, оставил вдалеке от Зеи почти весь провиант и 42 человека и продолжил путь налегке. Это был рискованный шаг, так как в тех местах очень рано наступают морозы. Видимо, он надеялся на местное население и его помощь.

Его отряда пошёл нартовым путём через водораздел к реке Брятне, спустившись по ней и выйдя на Амуро-Зейское плато, казаки добрались до реки Умлекан притока Зеи. Здесь русские были уже в Даурии, стране «пашенных людей». Таким образом, средняя скорость составила 20 км в день. Для зимних условий и движения пешком по льду реки эта скорость представляется оптимальной.

По берегам Зеи встречались селения с просторными деревянными домами крепкой постройки, с окнами, затянутыми промасленной бумагой. У дауров имелись запасы хлеба, бобовых и других продуктов, много скота и домашней птицы. Они носили одежду из шелковых и хлопчатобумажных тканей. Шелк, ситцы, металлические и другие изделия они получали из Китая в обмен на пушнину.

Здесь Поярков узнал от местных князей что они уже платят ясак некому хану, который часто присылает на Амур армию в 2 и более тысяч человек, у которого есть пушки и ружья и который не трогает тех князей, которые дают ему аманатов и платят дань.

Этот хан был никто иной как богдохан Шуньжи, правитель манчьжурской империи Цин. Маньчжуры ещё в 1630-х годах покорили Корею, а в 1639-1643 годах, совершив ряд последовательных походов подчинили своей власти большую часть даурских и дючерских племён среднего и верхнего Амура. Была установлена система вассально-даннических княжеств, наиболее могущественные местные князья Толга, Лавкай, Балдача, Албаза, получили инвестуру от цинского императора на владение улусами. В городке князя Гуйгудара разместилась маньчжурская миссия из 50 человек, менявшихся раз в год. Опорным пунктом из которого маньчжуры осуществляли контроль над всем регионом был город Нингута, где находился цинский гарнизон числом до четырёх сотен, вооружённый пушками и огнестрельным оружием.

. Произошедшая вскоре встреча с даурами не могла не насторожить Пояркова. Проживание в долине Амура относительно организованных аборигенных племён, несомненно, предполагалась ещё в Якутске; но прямой контакт с ними, всё равно, нёс в себе, по понятным причинам, тревожащий момент. Располагая соответствующим опытом, казаки, наверняка, быстро определили уровень организации и характер вооружений дауров, наличие у них конницы. Кроме того, тогда было совсем неясно, независимы ли они, или находятся в зависимости от какого-либо государства.

В этой связи, Поярков являлся официальным представителем Российского государства: в выданной ему Головиным грамоте указывалось, что он направлен «на Зею и на Шилкар для Государева ясачного сбора и поиска новых неясачных людей». Ему вменялось в обязанность «ласкою» привести в русское подданство обширные области к югу от Станового хребта. Увы эту инструкцию Поярков нарушил. На Умлекане, как выяснилось позже, он вступил во владения даурского «князька» Доптыула. Увы, Поярков вскоре нарушил эти наставления и инструкции.

В устье р. Селемджи произошёл первый конфликт с даурами. Намереваясь остаться в зимовье у Улекмана, он отправил пятидесятника Петрова с 70 казаками к поселению Молдикидич, для того чтобы получить продовольствие на зиму. Русские смогли обманом захватить князей городка Колпу и Досия, за них дауры дали казакам, 32 кузова круп и 2-х быков, но те сочли что этого недостаточно и предприняли попытку взять Молдикидич штурмом, дауры отбили нападение убили 9 казаков и вызволили из плена Досия, отряд Петрова вернулся к Пояркову ни с чем. Этот инцидент восстановил дауров, против русских и они осадили казачье зимовье, не имея достаточно хлебных запасов, люди Пояркова стали гибнуть от голода, Василий был человеком крутого нрава и не простил Петрову его поступка, отказав его людям в продовольствии, сказав при этом "служивым людям цена полушка, а десятнику - грош".

Окружённые в течение длительного времени в зимовье даурами, казаки не один раз отбивали ожесточённые атаки. Территория вокруг зимовья была усыпано их трупами. Вскоре среди казаков начался голод и цинга. В поисках еды люди пускались на крайние меры: «Те служилые люди, не хотя напрасною смертью помереть, съели многих мертвых иноземцев и служилых людей». В челобитной царю казаки писали: «А тамо, государь, орды многие большие и земли пространнее Сибири. И та, государь, слава прошла по всем ордам и землям, что русские люди мертвых людей едят, и тем он, Василий, твоему царскому величеству позор учинил». За зиму русские потеряли 40 человек умершими в основном от голода и ран.

Спасло отряд Пояркова только прибытие оставленных ранее на зимовку у Сутама, казаков Минина у которых были хлебные запасы экспедиции.

В мае 1644 года остатки отряда общим числом около 90 человек двинулись дальше вниз по Зеи. Местное население принимало их враждебно и не давало пристать к берегу, ругая русских «погаными людоедами». Наконец в июне отряд вышел на Амур. Район устья Зеи понравился казакам: земля здесь, судя но запасам продовольствия в даурских острогах и многочисленным пашням, давала хорошие урожаи зерновых и овощей, страна не нуждалась в лесе, в селениях было много скота. Поярков решил срубить здесь зимовье. На разведку вниз по Амуру он отправил 26 казаков на двух стругах, через три дня плавания разведчики выяснили, что до моря очень далеко, и повернули назад, двигаясь против течения бечевой. Вскоре они подверглись нападению, дючеров населявших эти места и были практически полностью истреблены, до отряда Пояркова добрались только двое. Теперь отряд насчитывал едва ли 60 человек, Поярков понимал, что с такими силами оставаться на зимовку во враждебном регионе с многочисленным населением рискованно и решил продолжить путь по Амуру к устью.

Земли дючеров прошли не приставая к берегу, за Уссури начинались земли ачанов, которые жили в крупных селениях, до 100 и более юрт в каждом. Они почти не знали земледелия и скотоводства; занимались в основном ловлей рыбы, которой и питались. Из искусно выделанной и раскрашенной кожи крупных рыб они шили себе одежду. Далее река поворачивала на на северо-восток. Вскоре на берегах нижнего Амура русские увидели летние жилища на сваях и встретили гиляков, рыболовов и охотников.

Во время плавания Поярков собрал обширные сведения о природе и населении Приамурья, составил чертёж местности. Из его отчёта следовало, что земли вдоль Амура были богаты ресурсами и плодородны, местное население занималось земледелием, выращивая ячмень, овёс, просо, коноплю, гречку, горох, капусту, огурцы, разводило лошадей, коров, верблюдов, овец, свиней и кур. Обилие там промыслового зверя, и прежде всего соболя, делало освоение этого края делом первостепенной важности. Население Верхнего и Среднего Амура частично платило дань маньчжурам, а народы Нижнего Амура были не объясачены. Такая информация оказалась чрезвычайно важной для организации последующих экспедиций в Приамурье.

Из лимана Амура В.Д. Поярков дошёл вдоль побережья Охотского моря до р. Ульи, зимовал там и вернулся в Якутск в июне 1646 года. Хотя поход отряда проходил в тяжелейших условиях, со своими людьми он прошёл более 7 тысяч верст. За время похода погибло две трети участников экспедиции, но сделанные им открытия трудно переоценить.

В Якутске Пояркова встретили враждебно, обвинили в потере людей и попытке скрыть часть ясака. Известно, что в январе 1648-го он выехал в Москву, последние же сведения о нём датируются 1668 годом.

Между тем интерес к Приамурью в Москве не ослабевал. Поярков первым разработал проект освоения Приамурья, описывая огромные возможности хозяйственного развития амурского региона, однако сам он к организации этого процесса ввиду сложившихся обстоятельств приступить не смог. . Действительно, продвижение русских на восток оказалось чрезвычайно затратным, продовольственное снабжение Якутии было дорогостоящим для казны делом. Поэтому, обращаясь к царю, якутский воевода Д.А. Францбеков писал: «…та Даурская земля будет прибыльнее Лены, а сказывал он, Хабаров, нам, холопем твоим, что и против всей Сибири будет место в том украшено и изобильно».

Слухи об удобных и богатых землях на Амуре дошли до центра России, и на Дальний Восток устремились беглые крестьяне и те, кто искал себе лучшей доли.

Высокую оценку первопроходцам дал известный исследователь Амура Г.И. Невельской: «…Беспристрастное потомство должно помнить и с удивлением взирать на геройские подвиги самоотверженных первых пионеров Приамурского края, часто плативших жизнью и кровью за свое молодчество и удаль. Потомство с признательностью сохранит имена их, дошедшие до нас в сибирских повествованиях, потому что они первые проложили путь по неизвестной реке, открыли существование неизвестных до того времени народов и, хотя не оставили никаких сведений о главном обстоятельстве, обусловливающем значение реки и страны, ею орошаемой, именно о состоянии ее устья и прибрежий, но уже своим водворением на ее берегах доставили России неоспоримое право к возвращению этой страны».

Наиболее грандиозной военно-промышленной экспедицией в Сибири в XVII веке стал поход Ерофея Павловича Хабарова.

Битва за Амур (часть 2) Поход отряда Хабарова Е. П.

Летом 1646 г. Поярков с товарищами возвратился в Якутск. Из 132 человек, ушедших с ним на Амур, вернулось только 33 человека. Затаив дыхание, слушали якутские казаки, служилые люди, промышленники скорбную, но захватывающую историю об Амуре и народах, проживающих на нем. В.Д.Поярков дал подробное описание своих походов, сделал чертёж посещенных им мест, рассказал о быте и нравах населяющих их народов и доложил якутским властям, что в Приамурье всего вдоволь и оно никому не принадлежит.

В 1649 г. в Якутском остроге произошла смена воевод. На место Василия Пушкина и Кириллы Супонева, по государеву указу новым воеводой в Якутск был назначен в конце 1648 года Д.А.Францбеков. Это был широко образованный для своего времени человек, знавший даже греческий язык, знаток военного дела и тонкий политик, потомок прибалтийских немцев Фаренсбахов, поселившихся в России при Иване Грозном.

Открытие более короткого и удобного пути в край, щедро наделенный богатствами природы, взволновало многих людей. Инициатива нового похода в Приамурье исходила на сей раз не с воеводской канцелярии, а от частного лица, Ерофея Павловича Хабарова. Даурия с ее сказочными богатствами казалась ему землей обетованной, она сулила ему такие «добытки», которые никакое хозяйство никогда не смогло бы дать. С другой стороны, ему хотелось послужить «государеву делу» , присоединить богатый край к Русскому государству.

Еще не успел новый воевода доплыть до Якутска и вступить в должность, как в Илимском остроге к нему явился Хабаров с предложением своих услуг для покорения земель, лежащих по Амуру. Он просил разрешения вызвать охотников из промышленных и служилых людей и брал на себя снаряжение и прокормление 150 человек.

Прибыв на место назначения, Францбеков принялся энергично исполнять данный ему в Москве наказ, рассылал служилых и охочих людей для приискания «новых ясачных землиц» и для добычи «рыбьего зуба».

Уже будучи в Якутске, Д.А. Францбеков фактически финансировал знаменитый поход Ерофея Хабарова на Амур, без чего он вряд ли бы состоялся. Замечательнее всего была организованна Францбековым экспедиция в Даурию, на реку Амур. так, чтобы вознаградить себя за труды и издержки, он разрешил «старому опытовщику» Ерофею Хабарову набрать 150 охотников и снабдить их «в ссуду», без всякого пособия из государевой казны, оружием, припасами и всем необходимым для похода. Е. П. Хабаров должен был воеводе более семи тысяч рублей под 50 процентов от выданной суммы.

Воевода донес в Москву, что Хабаров предпринял поход на свой счет; но в действительности много денег затратил сам Францбеков, как узнаём из доноса дьяка Петра Стеншина, служившаго с прежними воеводами, Пушкиным и Супоневым. По словам Стеншина, воевода при людях на своем дворе говорил, что «та-де Даурская служба стала ему недешево, в Ярофейкин подъем Хабарова, и что он с ним служилых и промышленных людей подымал своими деньгами, пищали им и платья покупал и запасы своими ссужал, и животы-де все он свои в том истерял; а стала-де ему та Даурская служба в 30000 рублев слишком, в том числе за одним Ярофейком Хабаровым с 7000 рублев, за Дружинкою Васильевым Поповым 600 р., а на иных по 100 и по 50 и по 40 и 30; а меньше того кому он ссуду давал, 30 р. в дачах нет». За ссуду Францбеков брал с служилых людей в свою пользу их денежное и хлебное жалованье и кроме того брал с них кабалы, по которым они обязывались уплачивать 50%.

Чтобы обезпечить исправный платеж долга, Францбеков послал с отрядом своего человека, который должен был получать в счет долга добычу, приобретенную во время похода должниками воеводы. Они, очевидно, надеялись не только подчинить Даурию великому государю, но и пограбить даурских «князцов».

Получив от воеводы наказ, Хабаров осенью 1649 года выступил из Якутского острога в новую Даурскую землю для привода под высокую царскую руку князя Лавкая с товарищами, для ясачнаго сбора и проведывания серебряной руды.

«По Государеву Цареву и Великаго Князя Алексея Михайловича Всея Руссии Указу, Воевода Дмитрий Андреевичь Францбеков, да дьяк Осип Степанов, велели ему Ерофейку итти, и с ним охочим служилым и промышленным людям 150 чел., или сколько может прибрать, которые похотят, без Государева жалованья, итти по Алекме и по Тугирю рекам и подъволок Шильской и на Шилку, на Государевых непослушников, которые Государю непослушны и непокорны, и ясаку с себя и с улусных людей не платят,. Привести даурских князей в подданство Московского государства, по возможности мирными средствами.»

Комплектование и снаряжение экспедиции на Амур проходило в Илимске. Желающих попасть в отряд было много, поэтому в его состав отбирались люди молодые, здоровые, знающие не только промысел, но и судовое, плотницкое и кузнечное дело, на условиях наемных людей. Наёмным считался человек, поднявшийся на промысел за счет средств нанявшего его хозяина. Такое явление в Сибири в ходе ее освоения было привычным делом. Наем по покруту был обычно до трех лет, скреплялся договором или покрутной записью и с условием договаривающихся сторон, иногда до одной трети прибыли.

Первый поход на Амур начался осенью 1649 года.

Вся эта ватага, объединенная волей Ерофея Хабарова, выступила из Якутска. С Лены участники похода поднялись на стругах по капризной и угрюмой Олекме. Путь был трудным: приходилось преодолевать многочисленные пороги и шивера. Поэтому уже на устье Тугира, приток Олекмы, люди были застигнуты заморозками. Здесь они провели короткую зимовку, после чего примерно в конце января 1650 года выступили вверх по Тугиру, с верховьев которого через волок перешли в верховья Урки (приток Амура). Затем прошел волоком к Амуру и дошел до владений князя Лавкая, но город и улусы оказались пусты. Точно также были пусты и другие города, к которым подходил Хабаров: туземцы были уже предупреждены Русским промышленником Семеном Косым о том, что весной на Амур придут русские, с пушками и пищалями. С реки Урки начиналась земля князца Лавкая, а дальше, вниз по Амуру, располагались улусы других даурских князцов. Лавкаев город близ устья Урки произвел впечатление на Хабарова и его спутников. Там были сотни домов, каждый на 50 и более человек, светлых, с широкими окнами, затянутыми промасленной бумагой. Обширные и светлые дома находились за крепостной стеной с башнями, подземными ходами и тайниками, ведшими к воде. В многочисленных ямах хранился большой запас хлеба. Само же поселение, выглядевшее неприступно, оказалось безлюдным. Прослышав об отряде, дауры в панике оставили приречные районы и ушли. Память о «Поганых людоедах» хорошо врезалась в сознание аборигенов.

Гадая о причинах, побудивших жителей покинуть крепость, отряд двинулся дальше. Однако пустовали и второй укрепленный городок, являвшийся центром улуса зятя Лавкая, и третий. Первыми представителями даурских племен, с которыми Ерофей Хабаров повел переговоры через толмача, был сам Лавкай. Выяснилось, что дауры, получив сведения о походе против них якобы многочисленного русского войска, покинули свои улусы.

Ерофей Хабаров попытался растолковать Лавкаю, что он прибыл с мирными целями, но Лавкай оказался несговорчивым и ускакал обратно. В погоне за ним Хабаров через день добрался до четвертого, тоже оставленного жителями, городка, а на следующий день и до пятого, расположенного па берегу Амура. Завоеватели вступили в покинутый, хорошо укрепленный город даурского князька Лавкая, на Урке. Отсюда Хабаров пошел вниз по Амуру. Дальше та же картина: опустевшие селения и городки. Наконец в одном городке казаки обнаружили и привели к Хабарову женщину. Она показала: по ту сторону Амура лежит страна богаче Даурии; по рекам плавают большие суда с товарами; у местного правителя есть войско, снабженное пушками и огнестрельным оружием. Тогда Хабаров оставил около 50 человек в «Лавкаевом городке» и 26 мая 1650 г. вернулся в Якутск. Он привез с собой чертеж Даурской земли, переправленный в Москву вместе с отчетом о походе.

Проведав страну и собрав сведения о ней, Ерофей Хабаров убедился, что с небольшими силами подчинить Даурию невозможно. Поэтому он возвратился. В первом Лавкаевом городе, оставил свой отряд, а сам, приблизительно в апреле, отправился в Якутск, куда прибыл 26 мая 1650 года. Здесь он красочно рассказал о благодатном крае, предъявил и «чертеж» Лавкаевых городов и земли. Якутские воеводы сразу же отправили этот «чертеж» в Москву.

Одновременно в Москву, в Сибирский приказ, ушел и обстоятельный отчет о первом походе Ерофея Хабарова в Даурию.

Ни Дмитрий Францбеков, ни Ерофей Хабаров не стали ждать ответа из Москвы, который можно было получить лишь через два-три года. Хабаров сразу же по приезде объявил новый набор в даурский поход. Желающих оказалось на этот раз больше, чем прежде, из них было отобрано 117 «охочих людей». На «подъем» их Хабаров израсходовал четыре тысячи рублей. Столь большой суммы у него не могло быть, поэтому он вновь воспользовался широким кредитом, предоставленным Францбековым как из казенных, так и из собственных средств. Воевода, охотно вкладывая свой капитал в предприятие Ерофея Хабарова, рассчитывал вернуть его с лихвой. Понимая огромное политическое значение экспедиции, Францбеков назначил Хабарова «приказным человеком» Даурской земли. С той же целью вместе с «охочими людьми» был отправлен 21 казак под начальством Третьяка Чечигина.

После 8 Июля 1650 г. Хабаров выступил из Якутска с отрядом в 138 человек и пошел по берегу Лены. По дороге он грабил ясачных Вилюйских Тунгусов и Олекминских Якутов и даже Русских промышленников.

Хабаров оставил на Олекме Степана Полякова и Микулая Юрьева с 40 ч. и три дощаника с пушками, пищалями и порохом, а сам пошел налегке. Он нашел оставленных им казаков ниже по Амуру у укрепленного городка Албазин, который они неудачно штурмовали. Увидев приближение крупных сил русских, дауры бежали. Казаки нагнали их, разбили наголову, захватили много пленных и большую добычу.

В погоню за бежавшими он послал Дуная Трофимова и Чечигина с 135 охочими промышленниками на стругах. Они преследовали Дауров до Атуева городка, куда приплыли ночью. Утром Дауры, увидев врагов под стенами города, зажгли его, а сами побежали. Около полудня их настигли Русские, и произошел бой, окончившийся разгромом Дауров. С отбитым скотом Трофимов и Чечигин вернулись к Хабарову. В Албазине также была найдена добыча: в юртах и в ямах на полях оказалось много хлеба в зерне, а кроме того на полях стоял еще хлеб, как сжатый, так и на корню.

Утвердившись в Албазине, Хабаров стал предпринимать походы против соседних Дауров. 24 Ноября он выступил с пушками и через несколько дней встретил конных Дауров, которые не могли противостоять пушкам и разбежались. 8 Декабря он пошел на князя Досаула. Не дойдя до его владений, Хабаров послал 60 казаков с Поляковым и Чечигиным во главе и толмача Константина Иванова против Дауров и Тунгусов, живших в пяти юртах по реке Ширилке. Инородцы эти не стали сопротивляться и обещали быть в вечном подданстве Московскаго царя, платить ему ясак и даже склонить к тому же соседних князей Васаула и Гантимура. Но когда их привели к Хабарову, то он велел мужчин утопить, а жен, детей и имущество их подуванил.

25 Марта 1651 г. Хабаров послал в Якутск Чечигина, Дружину Попова и племянника своего Артемия Филипова Петриловскаго с собранным ясаком и с отпиской, на имя государя, в которой давал отчет в своих действиях, не всегда, впрочем, сходно с истиной и сообщал, «что князья Лавкай, Шилгиней и Албаза обещали быть под государевой высокой рукой в вечном холопстве. Относительно хлебопашества он извещал, что устроил у волока острожек и посадил "на своих проторех и своими подъемы» 20 человек для пашни, да 30 человек для службы, для привода под царскую высокую руку князя Гантимура и для ясачнаго сбора. В отписке своей Хабаров кроме того предлагал прислать на Амур ссыльных или иных каких либо людей для пашеннаго поселения, потому что «на Амуре реке пашенных угожих мест и сенных покосов и рыбных ловель и всяких угодий гораздо много». Хлеба же здесь так много, что Хабарову с товарищами хватит его на пять лет. «А будет тебе, Государю", прибавляет Хабаров, «в произвол тою новою Даурскою землею и теми царями Шамшаканом и Алакаба-Тураканом и серебряною горою обовладеть и послать в ту Даурскую больших ратных людей».

Хабаров велел всему войску делать дощаники и струги и ковать якори для дальнейшаго плавания по Амуру. Когда суда были сделаны, Хабаров со своим отрядом покинул Абазин и поплыл вниз по Амуру. Сначала казаки видели по берегам реки только сожженные самими жителями поселки, но через несколько дней они подошли к хорошо укрепленному городку Гойгудар, где засело много дауров отказавшихся добровольно сдаваться. Казаки после обстрела взяли городок приступом, убив до 600 человек, при чем было ранено около тридцати человек Русских. Следующей город был Банбулаев, который Хабаров нашел пустым. На полях кругом города еще стоял несжатый хлеб.

Через три недели они поплыли дальше и вскоре достигли Толгина города. Здесь взяты были в плен 45 человек, в том числе 8 князей. Князья присягнули на верность царю и дали ясаку два сорока соболей, при чем извинялись, что не могут теперь дать больше, потому что заплатили ясак Богдойскому царю, но обещали осенью дать большой ясак. Не смотря на договорённость с аманатами, Хабаров продолжал обращаться по прежнему, почти всех он засек кнутом, в том числе и Толгу.

Толгиным княжеством кончалась Даурская земля, за ним начиналась земля Дюгеров и Ачанов или Натков. Приплыв к Ачанскому улусу, Хабаров здесь зазимовал. Вскоре был захвачен в аманаты сын князя Жакшура, давшаго под сына два сорока соболей. С Сентября по Февраль туземцы больше не появлялись с ясаком. Поэтому Дунай Трофимов и Степан Поляков с 95 служилыми людьми были посланы в глубь страны, разгромили Кечигин улус и поймали семь человек, в том числе троих братьев князя. Кечига дал под своих братьев пять сороков соболей. И с этими аманатами Хабаров поступил, как с прежними, сына Жакшура и Кечигиных братьев повесил, остальных «порубил».

Он рассылал во все стороны гонцов, убеждать соседних князьков добровольно подчиниться царю и платить ясак. Желающих не оказалось, и хабаровская флотилия двинулась дальше вниз по реке, захватив с собой лошадей. Казаки снова видели брошенные селения и несжатые хлебные поля. В августе ниже устья Зеи они без сопротивления заняли крепость, окружили соседнее селение и заставили его жителей признать себя подданными царя.

Хабаров надеялся получить большую дань, но они принесли немного соболей, обещав осенью уплатить ясак полностью. Между даурами и казаками установились как будто мирные отношения. Но через несколько дней все окрестные дауры с семьями ушли, бросив жилища. Тогда Хабаров сжег крепость и продолжал путь вниз по Амуру

От устья Бурей начинались земли, заселенные гогулями, народом, родственным маньчжурам. Они жили рассеянно, небольшими поселками и не могли противостоять казакам, высаживавшимся на берег и грабившим их. Слабое сопротивление оказали пашенные дючеры, истребившие ранее часть отряда Пояркова Казаки хабаровские были многочисленнее и лучше вооружены.

В конце сентября экспедиция достигла земли нанайцев, и Хабаров остановился в их большом селении. «Ачанская землица» была заселена густо. Улусы были многолюдными. Половину казаков он послал вверх по реке за рыбой. Лазутчики ачанов подсмотрели, что с Хабаровым осталась только половина отряда. Тогда нанайцы, соединившись с дючирами, 8 октября напали на русских. Зимовье подверглось внезапному нападению 800 ачанов и дючеров,

8 октября на утренней заре к Ачанскому городку со стороны Амура подошли большие раскрашенные струги, каждый из которых вмещал по 50 – 60 человек. По знаку ачане и дючеры беспрепятственно высадились на берег и подползли к городку. По команде Хабарова 70 человек сразу же предприняли отчаянную вылазку, а 36 обороняли городовые стены, стреляя из пушек и мелкого ружья. Неравный бой, длился болие двух часов. Городок удалось отстоять. Казаки бросились преследовать нападающих. Последние, видя, что дело проиграно, спешно «побросались в струги» и ушли вверх по Амуру. Городок удалось отстоять. Потери казаков были ничтожны, в то время как нападающие потеряли более 100 человек убитыми.

Хотя атака была отбита, а окрестные селения приведены в покорность, казаки всё же приступили к строительству укрепленного острога. Правда, деревянная крепость была небольшого размера, часть домов, где размещались казаки, находилась за пределами стен и не была защищена от нападений. Хабаров укрепил селение и остался там на зимовку. Отсюда, из Ачанского острожка, русские совершали набеги на нанайцев и собирали ясак.

Битва за Амур (часть 3) Поход отряда Хабарова Е. П.

В Сибирский приказ отписка Францбекова о взятии Хабаровым 5 даурских городков пришла через год, в 1651 г. На нее сразу же обратили внимание и передали в руки главе приказа боярину кн. А. Н. Трубецкому. Алексей Никитич Трубецкой играл тогда заметную роль при дворе Алексея Михайловича. Трубецкой в течение 20 лет возглавлял два важнейших в стране приказа,Казанский дворец и Сибирский. Он был главным творцом восточной политики Москвы, имея в виду организацию им посольства в Китай и китайского торга в 50-х гг. XVII в.

Трубецкой очень заинтересовался отпиской о присоединении новых земель в Даурии. Правда, его интерес пока не связывался со взаимоотношениями России и Китая, потому что российская дипломатия в Москве и сибирская администрация не связывали имя «Богдоя», промелькнувшее в отписке Францбекова, с Цинским и тем более Китайским государством. Трубецкой спешил с докладом к царю по другой причине. В 1651 г. двор Алексея Михайловича все еще жил неприятным впечатлением от новгородского и псковского восстаний, и доклад об успехах в Приамурье пришелся бы как нельзя кстати. Трубецкой не ошибся. Деятельность Хабарова и его козаков на Амуре получила одобрение правительства.

В то время в Москве еще смутно представляли себе военно-политические характеристики Цинской империи, а в Якутске полагали, что загадочный Шамшакан, князь примерно такого же ранга, как Лавкай или Албаза. Так как из отписки Хабарова в Якутске стало известно, что «Богдоя» как реального лица не было, а была «земля Богдойская», в которой правил Шамшакан, Францбеков вручил Чечигину для передачи царю Шамшакану грамоту с предложением принять российское подданство.

Между тем старейшины ачеров и дючеров, потерпев сокрушительное поражение в сражение у Ачанского острога выслали гонцов в маньчжурскую пограничную крепость Нингта. В конце 1651 года, увереный в своей победе йнингутский военный комендант Хайсэ, отправив гонцов в столицу, принял решение, самостоятельно выступить против русских казаков и пленить их. Такое решение было принято потому что, маньчжуры узнав об успешной деятельности русских на Амуре, проявили колоссальное беспокойство о безопасности своих северных границ. До них доходили сведения, что русские начали хозяйственное освоение Амура, открыли промыслы собольи и рыбные, что они усиленно ведут разведку полезных ископаемых, а в будущем намерены начать их разработку, что русские поставили на Амуре свои первые острожки и хотели всерьез заняться земледельческим освоением Приамурья.

Тревожило их и то, что политика России в Приамурье вела к подчинению местного населения. Большинство князьцов соглашалось платить ясак. «За ясаком де дело не станет, было бы постоянство», часто приходилось слышать Хабарову и его товарищам. Эвенкийские и даурские вожди Гантимур, Туйдухонь, Бойгонь приняли российское подданство, подавая этим самым пример другим племенам и народам, населявшим не только левобережный, но и правобережный Амур. Маньчжуры понимали, что принятие в российское подданство народов Приамурья навсегда положит конец их набегам в этом регионе, грабежу, безнаказанному захвату и угону пленных.

Маньчжуры начали захват Внутреннего Китая в 1644 году. Эта важная акция могла и провалиться. В таком случае единственным тылом для династии Цин стала бы территория собственно Маньчжурии, где можно было бы укрепиться, отсидеться и собраться с новыми силами для продолжения захватнических войн. Это поставило бы маньчжуров перед лицом серьезной угрозы в этом обширном крае и могло повлиять на положение Цинской династии во всем Китае. Но территория Маньчжурии в условиях войны с китайским народом, с точки зрения цинов, была уже мала. Тыл нужно было расширить за счет более отдаленных от Китая территорий. И такой территорией было Приамурье, с его природными богатствами.

Хэйси направился в Ачанскую землю с отрядом, которым также командовал ротный начальник Сифу. . В маньчжурском войске было более 2 тыс. человек. Почти половину из них составляли даурские и тунгусские люди, еще ранее насильственно угнанные в Маньчжурию. В основном войска были вооружены холодным оружием. Помимо этого ещё имелось 6 лёгких пушек и 30 пищалей с 3 или 4 короткими стволами, а также начинённые порохом глиняные петарды для подрыва укреплений. Маньчжуры двигались по зимним дорогам на лошадях, по три лошади на каждых двух человек.

Замысел маньчжуров состоял в том, чтобы внезапным ударом отрезать казаков, которые находились в избах вне городских стен, уничтожить их, а затем расправиться или взять в плен защитников города.

24 марта на утренней заре маньчжурам удалось бесшумно приблизиться к Ачанскому острожку и окружить его. Первым увидел врагов казачий есаул Андрей Иванов, который поднял тревогу.

Особенно тяжело пришлось тем казакам, которые находились в избах за пределами городка. Чтобы не очутиться в руках неприятеля, им нужно было в считанные секунды попасть в город под прикрытие его стен. Ворота для них открывать уже было поздно. Оставался один путь: перебираться туда через стену. «И метались казаки в город, в единых рубашках, на стену городовую». Одновременно маньчжуры открыли огонь по городку из пушек и из пищалей.

Однако, когда первые секунды замешательства прошли, казаки открыли ответный огонь из пушек и из ружей и не дали врагу подойти близко. Ожесточённый бой продолжался с зари и до исхода солнца. Маньчжуры, несмотря на большие потери сумели прорваться через линию огня к одному из участков стены. Здесь они повесили на стену свои знамена как призыв к генеральному штурму. Однако стену взять не удалось, казаки крепко держали круговую оборону и отразили штурм. Но всё же, к концу дня, перевес стал клониться в сторону маньчжур.

Используя численное превосходство им наконец удалось подойти близко к стенам, занять пустые казачьи дома, с их крыш начать прицельный обстрел и тем самым на мгновенье сковать действия защитников внутри городка.

Когда маньчжуры сумели вырубить три звена стены сверху до земли, Исиней отдал приказ всему войску, который в пересказе Хабарова звучал примерно так: «Не жгите и не рубите казаков, емлите их, казаков, живьем!» Его слова были переведены. Исиней предлагал казакам сдаться с оружием в руках. Но не такими были казаки. Многие из них, предпочитая позорному плену смерть, стали между собой прощаться. Используя минутную передышку, наступившую в штурме, ободряя своих товарищей, Ерофей Павлович обратился к ним: «Умрем мы, братцы казаки, за веру крещеную, и постоим за Дом Спаса и пречастыя и Николы Чудотворца, и порадеем мы, казаки, государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Руссии и помрем мы, казаки, все за один человек против государева недруга, а живы мы, казаки, в руки им, богдойским людям, мы, казаки, не дадимся!»

В тот момент, когда в проломе уже появились первые маньчжуры, казаки вкатили в проломное место большую медную пушку и начали стрелять по врагу в упор. Одновременно с башен заговорили железные пушки, а казаки, перезарядившие ружья, вновь ударили из них с городских стен. Штурм был отбит, и враги «от того... пушечного бою и от пролому отшатились прочь». Чтобы закрепить успех, Хабаров приказал 50 казакам остаться в городе и продолжать стрельбу, а сам со 156 храбрецами, служилыми и охочими казаками, предпринял отчаянную вылазку, бросившись преследовать неприятеля. Маневр удался. В сумерках маньчжуры были введены в заблуждение относительно численности русских, которая показалась им «несчетной». Вооруженные только саблями и куяками, казаки в рукопашной схватке отбили у врага две железные пушки, стрелявшие по городу, а «лучших витинов побили и огненное оружие... у них взяли». Увидя победу над лучшими воинами, все остальные богдоевы люди, по словам очевидцев, «прочь от города и от ... бою побежались врознь».

Ачанская победа знаменательна и тем, что отряд Хабарова, уступавший по численности маньчжурскому войску десятикратно, потерял убитыми только десять человек, ранено же было 78 человек, «и те все от ран оздоровили». Маньчжуры же оставили на поле боя 676 погибших воинов. Трофеи достались казакам богатые: 830 лошадей с хлебными запасами, 17 пищалей скорострельных, 2 железные пушки, 8 знамен. «Переиманы языки».

О происшедшем сражении Хабаров сразу же сообщил в Якутск воеводе Францбекову, а тот, в свою очередь, отправил подробный отчет в Моекву.

Узнал о поражении маньчжурского войска и цинский двор в Пекине. О нем написали в официальной правительственной хронике маньчжуро-цинских государей, «Шэнцзу шилу»: «Нингутский чжангинь Хайсэ послал командира нюру Сифу и других с войсками походом на Хэйлундзян. Произошло сражение, но (мы) потерпели поражение. Хайсэ был наказан, а Сифу отстранен от должности и получил 100 ударов плетьми, но они все же были оставлены в Нингуте».

Столь сокрушительное поражение которое потерпело маньжурское войско под стенами Ачанского острога произвелиа на цинских правителей удручающие впечатление. Осознавая сложившуюся трагическую ситуацию на своих северных границах, в Пекине быстро приняли решение, уничтожить русских и навсегда ликвидировать эту проблему. Было недопустимо появление вблизи своих границ мощного европейского государства.

Весной 1652 г. перед Ерофеем Павловичем встал вопрос, идти ли вниз по Амуру, где, по рассказам местных жителей, буквально в 10 днях судового хода от Ачанского городка жили «до моря и круг моря» гиляки, или же отправиться вверх по Амуру в Дючерскую землю, мимо которой он прошел осенью 1651 г. Однако Хабаров понимал, что с его малочисленным войском нельзя овладеть страной; весной, как только Амур вскрылся, он оставил Ачанский острожек и поплыл на судах против течения.

Хабаров тогда еще не знал, что к моменту его выхода из Ачанского городка к устью Сунгари подошло маньчжурское войско, насчитывавшее около 6 тыс. человек. Они ждали Хабарова в засаде, надеясь заманить его отряд на берег и там уничтожить. Только счастливая случайность спасла Хабарова. Его дощаники шли по середине реки и «то место пробежали парусами». Неприятель даже не был замечен.

Спустя некоторое время хабаровцам посчастливилось поймать лазутчика, который от устья Сунгари шел по пятам отряда с целью проследить его движение и заранее выведать место следующей зимовки. Как выяснилось при допросе лазутчика, маньчжуры рассчитывали послать к городу, «где они станут зимовать, свои войска тысяч десять и больше... с пушками большими и с мелким огненным оружием» и русских «давом задавить».

Теперь на Амуре уже не было уголка, до которого бы не донеслась зловещая весть о готовящемся маньчжурском набеге на Амур. С полной уверенностью можно говорить о том, что сами маньчжуры с помощью своих лазутчиков сознательно раздували эти слухи, стараясь всячески запугать и русское и нерусское население Амура предстоящей расправой. Слухи росли как снежный ком. В одних районах Приамурья говорили, что идет 6 тыс., в других 10 тыс. и больше маньчжуров. На Зее упорно поговаривали о 40 тыс., а в верховьях Амура, о «многих» тысячах регулярного маньчжурского войска, вооруженного пушками, ружьями, саблями, куяками. Даурия замерла в ожидании страшных событий.

Выше устья Сунгари, в Хинганском ущелье, в июне 1652 года, Хабаров встретил на Амуре встретил отряд казаков под предводительством якутского служилого третьяка Чечигина, с которым пришло подкрепление, 117 человек, которые возвращались из Якутска с порохом, свинцом . Но, узнав, что маньчжуры собрали против него шеститысячную армию, отступил на запад.

Оказалось, что Чечигин выслал вперёд основного своего отряда небольшой разведывательный отряд в 27 человек, во главе с Иваном Нагибой, который должен был обнаружить отряд Хабарова, но Нагиба с Хабаровым не встретился. Посланный вниз по Амуру на поиски Хабарова, отряд этот разминулся с Ерофеем Павловичем и был вынужден выйти в Амурский лиман, а затем и в Охотское море. После долгих странствий и многих приключений Иван Нагиба «с товарищи» вернулся в Якутск, преодолев тысячи километров по Амуру, Охотскому морю и Охотскому побережью.

Казаки хотели плыть вниз для поисков пропавших товарищей, но Хабаров воспротивился их желанию и продолжал свой путь вверх по Амуру. С прибытием Чечигина войско Хабарова выросло более чем до 300 человек. Объединенный отряд землепроходцев продолжал подниматься вверх по Амуру, делая остановки в пути и совершая отдельные вылазки в улусы. В Дючерской земле Хабаров задержался месяц. Здесь казаки собирали ясак. Дючерский князец Тоенча, его братья и улусные люди приехали к казакам и добровольно, или, как тогда говорили, «честно», приняли российское подданство. «По своей вере шертовав государю», они принесли 32 ясачных и 78 «поклонных» соболей. Через некоторое время от Тоенчи поступил «полный ясак со 100 человек» улусных людей.

Зимовать остановились 1 августа 1652 года на правом берегу Амура против устья Зеи, в улусе «князца» Кокурея. Здесь решили строить город. Однако непредвиденные события нарушили эти планы. Уже давно среди «голытьбы», набранной Хабаровым в свой «полк», зрело недовольство. Амур действительно, как и говорил Хабаров, оказался богат и рыбой, и зверем, и птицей, и добрыми пашенными угодьями, разве что серебряных гор здесь не было. Но частые переезды с места на место, опасные «посылки» в «немирные» селения не давали возможности казакам осесть где-либо и, помимо «государева дела», заняться промыслами, земледелием, торговлей с местным населением.

И вот 1 августа гнев и возмущение значительной части отряда прорвались наружу. Казаки во главе со Степаном Поляковым и Константином Ивановым обвинили Ерофея Хабарова в том, что он «постоянства не делает… ни в Даурской земле, ни в Дючерской земле, города не ставит и аманатов теряет, даурских и дючерских князей небрежением и нерадением, а государеву казну продает… От того, себе ты, приказной человек Ерофей Хабаров, корысть получаешь велику, и мы, государевы холопи твои, подымались из Якутского острогу и промыслов своих на своих подъемах, и будучи мы, холопи твои государевы, с ним, Ярком, на твоей государевой службе задолжали».

Выслушав ответные обвинения Ерофея Хабарова в «воровстве», 132 казака захватили часть судов и ушли в низовья Амура служить государю отдельно. Здесь, среди Гиляцкой земли, они поставили острог с башнями, взяли аманатов и приступили к сбору ясака.

Хабаров дважды делал попытку отправить Третьяка Чечигина с грамотой к царю Шамшакану. Правда, после победы над маньчжурами под Ачанским городком и расспроса пленных Хабаров стал догадываться, что имеет дело с сильным правителем. Он уже не верил в возможность принятия Шамшаканом российского подданства. Но мирное урегулирование пограничного конфликта он считал вполне возможным и естественным.

В помощь Чечигину Хабаров выделил из своего войска 10 служилых людей. Он снарядил их должным образом и просил местных жителей дать им проводников и обеспечить охрану до «богдойских рубежей». Однако дауры не решались взять на себя ответственность за безопасность посланников. Даурам была известна вероломность маньчжуров. Они прямо предупреждали Хабарова, что маньчжуры Третьяка Чечигина с товарищами назад не отпустят, а расправятся с ними, потому что Богдойская земля «топерь... задралася, и вы де многих богдоевых людей побили, да и нонече де ... будет войско богдоево большое, тысяч 10 и больше».

Думать о дальнейшем продолжении строительства острога только с оставшейся частью людей не имело смысла. И последующее пребывание в улусе Кокурея Хабаров использовал для иных дел. Отсюда он отправил свою последнюю и самую большую отписку с Амура. Она содержала подробный отчет о действиях хабаровского войска с момента взятия Гайгударова городка и до раскола в отряде. Отписку доставляли Олекминским путем 4 человека: Богдан Габышев, Сергей Андреев, Ефим Самсонов, Иван Телятев. Посыльные шли от устья Зеи до Якутска около 45 суток. В Якутске они застали нового воеводу Ивана Павловича Акинфова, заменившего Францбекова на воеводской должности.

Хабарову об этом изменении ничего известно не было. И, находясь еще некоторое время в устье Зеи, он безрезультатно ждал вестей от Францбекова. Правда, сам Хабаров времени даром не терял. Он использовал тактический ход, применяемый нередко в военном деле: с помощью верных ему людей распустил среди местного населения слух о скором приходе на Амур шести тысячного русского войска. В своих последних отписках он действительно убеждал Францбекова обратиться в Москву с просьбой о подкреплении и даже называл при этом цифру, 6 тыс. воинов. Столица уже стала предпринимать кое-какие практические шаги для отправки на Амур большого войска. Но пока еще его на Амуре не было. Тем не менее, испугавшись подхода подкрепления и объединения усилий русского и местного населения, маньчжуры спешно отвели свое войско из устья Сунгари вглубь Маньчжурии, так и не рискнув ни летом, ни осенью 1652 г. совершить набег на Приамурье.

Между тем Хабаров не мог допустить разделения отряда. Получив точные сведения об уходе маньчжурского войска, он 9 августа оставил устье Зеи, спустился вниз по Амуру и 30 августа подошел к острожку Константина Иванова. Последний вместе со своими соратниками принял меры предосторожности, наглухо закрыв ворота городка. Хабаров приказал объявить им, что не собирается уходить с этого места. С верными себе полчанами он поставил вблизи городка зимовье из нескольких изб, устроил на расстоянии пушечного выстрела раскаты, вкатил на них пушки и приказал дать несколько выстрелов по городку. Бомбардировка даже не повредила стен. Чтобы попусту не тратить ядра и пули, а окрестности не оглашать канонадой, Ерофей Павлович приказал идти на приступ.

Приказ был отдан громко, в расчете, чтобы сторонники Иванова его услышали. Последние знали, что в подобных ситуациях Хабаров шутить не любил. И когда они увидели, что атакующие с решительным видом стали приближаться к стенам в куяках и со щитами, они приняли единственно разумное решение, сдаться на милость победителей и продолжать вместе начатое дело.

Бунтовщики сдались при условии, что им сохранят жизнь и награбленную добычу. Хабаров «пощадил» их, приказав нещадно бить батогами (отчего многие умерли), а всю добычу взял себе.

Вторую зимовку на Амуре Хабаров провел в Гиляцкой земле, а весной 1653 г. вернулся в Даурию, к устью Зеи. Летом его люди плавали вверх и вниз по Амуру, собирая ясак. Весь левый берег Амура опустел: по приказу маньчжурских властей жители перешли на правый берег.

В августе 1653 г. в отряд прибыл из Москвы царский посланец. Он привез от царя награды участникам похода, в том числе и самому Хабарову, но отстранил его от руководства отрядом, а когда тот стал возражать, избил его и повез в Москву. В дороге уполномоченный отнял у Хабарова все, что было при нем. В Москве, впрочем, завоевателю вернули его личное имущество. Царь пожаловал его в «дети боярские», дал в «кормление» несколько деревень в Восточной Сибири, но не разрешил вернуться на Амур.

Ерофей Хабаров пробыл на Дальнем Востоке около четырех лет и плавал по Амуру с верховьев до низовьев. Он основную задачу своей экспедиции видевший в присоединении Приамурья к Русскому государству, одновременно пытался распространить русское земледелие на Амуре.

«Подымаясь собою в поход без государева жалованья», он положил много труда для присоединения Приамурья к Русскому государству.

Имел Хабаров последователей и в закреплении Приамурья за Русским государством. Его ратные люди остались на великой реке, осталось и все снаряжение, «государев наряд» и «железная рухлядь», приобретенные им же. Осталась и часть служилых людей, прибывших с Зиновьевым. Всего там собралось до 540 человек.

Но вскоре казаки столкнулись с нехваткой хлебных запасов, которые они ранее успешно взимали с местного населения. Остаться без хлеба в предстоящую зимовку для русских однозначно обозначала бы неминуемую смерть. После отъезда Хабарова Онуфрий Степанов собрал войсковой совет. Было решено плыть в устье правого притока Амура, Сунгари. Здесь надеялись раздобыть хлеб и строевой лес, сделать 5–6 дощаников, разместить на них 180 служилых людей, оставленных Зиновьевым, и хлеб. Поход оказался удачным. Хабаровцы получили у дючеров хлеб, собрали с них большой ясак, нарубили лес, соединили его в плоты и двинулись вниз по Амуру.

Не доплыв до Гиляцкой земли, они зазимовали. Зимовку заполнили пушной и рыбный промыслы, а также сбор ясака. Его собирали и с вновь приисканных дючерских родов, и с тех из них, кто его вносил уже 3 года. Правда, без ясачных книг, увезенных Зиновьевым, отличить старых и новых плательщиков ясака было трудно, и дючерам верили на слово.

Весной, когда Амур очистился ото льда, хабаровцы построили новые, починили старые дощаники и пошли вниз по его течению. Главной задачей этой экспедиции русского отряда,являлось желание утвердится на берегах Сунгари и распостронить свой контроль на правые притоки Амура, в достаточно богатом и обжитом регионе. 20 мая недалеко от устья Сунгари они встретили отряд из 52 человек по главе со служилым человеком Михаилом Артемьевым Кашинцём.

Этой же весной к хабаровцам присоединилось 30 енисейских казаков, строивших по поручению Петра Бекетова Нерчинский острог. Свой приход в отряд казаки объяснили тем, что у них кончились хлебные запасы и начался голод. Онуфрий Степанов, заинтересованный в численном росте отряда, принял их. Вместе с енисейскими казаками отряд стал насчитывать 502 человека.

20 мая 1654 г. отряд вошел в Сунгари для сбора ясака и пополнения хлебных запасов. 16 дней продолжалось это плавание. Только три дня дул попутный ветер, и тогда шли под парусом, остальное время двигались на веслах против течения. Как и осенью 1653 г., с дючерского населения собрали большой ясак и пополнили запасы хлеба.

Вскоре Дючеры предупредили казаков, что навстречу им по Сунгари идет регулярное маньчжурское армия спешно посланное из Нингуты по распоряжению военного наместника Шархуды. Уже 6 июня, казаки обнаружили впереди противника, здесь была сосредоточена вся армия маньчжуров и их речной флот.

Чтобы предотвратить новый поход русских на Сунгари, по приказу Шархуды в районе нынешнего селения Ваньлихотон, это в 100 келометров м от устья Сунгари, строились береговые земляные укрепления , на которых были установлены пушки. Шло формирование и подготовка цинских войск, куда активно набирались молодые дауры и дючеры. Кроме того, на помощь Шархуде из вассальной Цинам Кореи прибыл отряд под командованием Пён Гыпа, вместе с обслуживающим персоналом корейцев было 150 человек, из них 100 солдат были вооружены фитильными аркебузами, что до некоторой степени компенсировало превосходство русских в ручном огнестрельном оружии. В цинской речной флотилии на Сунгари было лишь 20 крупных лодок, способных перевозить не более 17 человек каждая. Остальные речные силы маньчжур и их союзников состояли из 140 малых берестяных лодок (оморочек), где помещалось по 4-5 человек. Всего было собрано более 900 человек. Вскоре армия под командованием Шархуды двинулась на встречу русским, конники шли берегом, а пешие плыли в легких стругах.

Подойдя к подготовленной оборонительной позиции маньчжуры поставили свою артиллерию под прикрытие построенных береговых укреплений и разместил свои войска за укреплениями , часть пехоты находилась на речных судах.

При появлении русской флотилии маньчжуры открыли по ней огонь из своих береговых укреплений. Ядра их пушек летели на расстояние 2 и более верст. 3 русские пушки ударил» ответным огнем. Не рискуя подставлять борта крупных судов под пушечные выстрелы, казаки пересели в легкие струги и отогнали неприятельские лодки, заставив маньчжурскую пехоту высадиться на берег. Маньчжуры укрылись за ранее подготовленными турами и рвами.

После первого успеха казаки высадились на берег и при поддержке собственных трех пушек пошли на штурм береговых укреплений, но столкнулись с сильным сопротивлением, казаки попытались выбить их из-за укреплений. Несколько раз они ходили в атаки, надеясь в рукопашном бою выиграть сражение. При штурме многие из них были жестоко переранены метким огнём корейцев, засевших на высокой скале. Во время общей атаки, корейские аркебузиры дали по идущим на приступ казакам дружный залп, вызвав среди русских большие потери и замешательство. Последовавшая за тем контратака маньчжур заставило казаков прекратить штурм и начать отход. Так как соотношение людской силы было не в пользу казаков, а порох и свинец подходили к концу, они сели в дощаники и отошли на Амур. Фактически в бою русские потерпели поражение с далеко идущими последствиями. Была навсегда закрыта казачьему отряду дорогу по Сунгари, вглубь маньжурской территории. Шархода поставил казаков в тяжелейшее положение из-за постоянной угрозы голода.

Осенью 1654 г. от дючеров Онуфрию Степанову стало известно, что по приказу богдойского царя в устье Сунгари вновь появилось 3 тысячное маньчжурское войско. Ходили упорные слухи, что зимой оно будет доведено до 5 тыс. человек, а может быть, и больше. Обстановка осложнялась еще и тем, что на протяжении 1654 – 1656 годов. администрация Нингуты, угрожая амурскому населению очередным погромом, стала насильственно переселять сначала дауров, а затем дючеров и гогулов на территорию Маньчжурии. В этот период политика угона населения маньчжурами приняла новый аспект. Угоны совершались уже не только ради умножений живой силы своих войск. Маньчжурские правители полагали, что если на Амуре не будет хлеба и людей, платящих ясак, то этот район потеряет для России всякое значение и русские его покинут. Однако маньчжурская администрация не учитывала, что для России главный смысл приобретения Приамурья заключался не просто в получении ясака и, следовательно, в эксплуатации коренного населения, а в первую очередь в хозяйственном освоении этого края: постройке городов, заведении хлебопашества, добыче полезных ископаемых, развитии промыслов, ремесел, торговли. И подобно тому, как это было повсеместно в Сибири, коренное население Амура обязательно втянулось бы в процесс разносторонней хозяйственной деятельности, причем без какого-либо давления со стороны русских. Освоение русскими Амура было уже начато и продолжалось, несмотря на большие внешнеполитические трудности, создаваемые постоянной угрозой маньчжурских вторжений.

С фактом переселения дючеров в Маньчжурию Онуфрий Степанов впервые столкнулся, выясняя сведения о судьбе посланников Третьяка Чечигина и его товарищей, которых должны были проводить до маньчжурских рубежей дючерские князьцы Ортока и Есюня. Как выяснилось от очевидцев, в обстановке угроз, запугивания и сгона населения со стороны маньчжуров дючерские князьцы не рискнули показать свое расположение к русским, «вести богдойскому царю про посланников не дали» и убили Третьяка Чечигина, у себя в улусе. Грамота, отправленная с ними к царю Шамшакану, так и не была доставлена по назначению.

Битва за Амур (Часть 4) Прыжок Дракона.

1644 год стал рубежным в истории великой Китайской империи: господствовавшая около 300 лет Минская династия рухнула. Последний император Минской династии Чун Чжэнь покончил с собой. Силой и хитростью китайский престол захватили монголоидные племена маньчжуров, основавшие на развалинах Китая династию Цин. Цинская империя унаследовала все нормы и традиции императорского Китая и по форме правления представляла собой абсолютную монархию. Фактически правителями Китая являлись различные инородцы, большей частью чисто монгольского племени, малочисленного, необразованного по-китайски, не понимающего значения труда, промышленности и торговли, даже совершенно незнакомого с письменами.

Новые правители Китая взяли на вооружение и активно использовали традиционную китайскую внешнеполитическую доктрину, согласно которой китайский император, управлявший Поднебесной на основе мандата Неба, являлся всеобщим сюзереном, а все остальные народы считались его вассалами и были должны периодически направлять в столицу «Срединного государства» послов с «данью» для Сына Неба. При этом, как это было принято и при предшествующих династиях, любое посольство воспринималось в Пекине как признание тем или иным государством своей вассальной зависимости от Цинской империи.

Сведения о Руси, славянских землях и народах Восточной Европы в целом доходили до китайских земель по основной трансазиатской торговой магистрали, Великому шелковому пути. Длительное господство монголов на огромных пространствах Азии и их завоевательные походы на Запад, в земли славян, способствовали установлению в XIV веке первых контактов между Русью и Китаем.

У монгольских ханов существовала традиция набирать в подвластных им землях дружины и создавать из них особые формирования, своего рода «гвардию». В китайских источниках так называемый «русский полк» в составе столичной гвардии впервые упоминается в 1380 году. Этому воинскому формированию было дано название — «Сюань чжун улосы хувэй цинь цзюнь» «Охранное войско из русских, прославляющее преданность», а к северу от столицы правительство специально приобрело участок земли для организации лагеря.

После распада империи монголов между Русью и Китаем поддерживались эпизодические связи через Среднюю Азию, на рынках которой русские купцы встречались с купцами, приезжавшими из Индии и минского Китая.

Российские контакты с Китаем, в отличие от «открытия» Китая Западом, изначально строились на других основах и принципах. Русское движение шло по суше, по необъятным и неисследованным просторам Сибири. Без преодоления этих пространств невозможно было войти в контакт с далеким Китаем. В отличие от европейских колониальных держав Россия следовала своему цивилизаторскому влечению, а не стремлению захватить в Китае новые земли и рынки.

Уникальное геостратегическое положение России на Евроазиатском континенте объективно создавало предпосылки и условия для неизбежного обращения ее на восток, в сторону Сибири. Проживавшие там народы находились на более низкой ступени развития, тактически не имели никаких контактов с Европой, что в тех конкретно исторических условиях означало, что их необходимо было «открыть» и подвести новые земли и народы под юрисдикцию России.

Россия начала свое продвижение в поисках богатств Востока в направлении Средней Азии и Индии еще с XV века. Она вышла на контакты со странами Средней Азии: Хивой, Бухарой, Кокандским ханством, умело совершая политические маневры в этом регионе,

Оживление интереса к Китаю на Руси произошло в XVI веке и было связано с историей длительных поисков северного пути из Европы в Китай. В международных связях Русского государства, в первую очередь с Англией, с середины XVI века вопрос о путях в Китай и Индию начинает играть значительную роль. Москва оказалась для западноевропейских торговцев воротами в Центральную и Северо-Восточную Азию и на Дальний Восток. Но ни представители западных держав, ни сами русские не имели точного представления о громадных территориях, лежавших между восточными границами Русского государства и Минской империей.

В это время английское правительство предприняло активные попытки оказать влияние на Москву с целью получить разрешение на организацию английской экспедиции для поисков дороги в Китай через Сибирь. Но русские, стремясь не допустить транзитной торговли иностранцев со странами Востока, и в частности с Китаем, через территорию Русского государства решительно отклонило эти домогательства как несовместимые с интересами русской торговли на Востоке.

Было дано указание тобольскому воеводе отправить торгово-разведывательную миссию, имевшую целью узнать путь из сибирских городов в Китай и выяснить, как богато и велико Китайское государство. Сведения, привезенные ими, показали, что пределы Китая вполне достижимы для казачьих экспедиций.

В 1615-1617 гг. тобольский воевода И.С. Куракин направил два посольства, Т. Петрова к калмыкам и В. Тюменца в Западную Монголию и Ивана Петелина в Пекин. Пребывание русского посольства в Пекине оказалось кратким, всего четыре дня. К императорскому двору Иван Петлин не был допущен, китайские чиновники объяснили русскому послу, что у него не было достойных подарков для поднесения императору, а без подарков являться к Сыну Неба не положено. По всей видимости, при дворе минского императора Шэнь-цзуна не могли четко определить своего отношения к неожиданному посольству от неизвестных доселе «варваров».

Лишь только к началу второй половины XVII века создаются необходимые политические и экономические предпосылки для установления официальных и регулярных взаимоотношений между Москвой и Пекином. Главную роль в этом сыграли, рост могущества, а также расширение пределов Русского государства в Восточной Сибири и присоединение к собственно Китаю значительных территорий в Маньчжурии, бывших родовыми владениями новой Цинской династии.

Постепенно продвигаясь на Дальний Восток, организуя многочисленные экспедиции из Якутска в далекие земли, русские землепроходцы стремились найти пути в сказочный и неведомый Китай. Одним из первых, кто проведал о близости Китайского государства, был енисейский служилый человек Максим Перфильев. Вернувшись летом 1640 года в Якутск с Витима, он сообщил, что в устье реки Шилки живут некие «килонцы», «люди хлебные», у которых и «всякого скота много»«. А те же люди, добавил землепроходец, съезжаются с китайскими людьми и меж себя торгуют»..

Основываясь на сведения полученные из докладов первых землепроходцев, в Москве считали что новый и малолюдный край, можно было подчинить русскому владычеству, имея всего 300 человек хорошо вооруженного войска. Половину этих сил предлагалось оставить в трех или четырех ключевых острогах, а остальных 150 человек стоило использовать в качестве подвижных отрядов для «усмирения тех из иноземцев, которые окажутся непокорными и не будут платить ясак. По мнению правительства, серьезное сопротивление русской силе в Приамурье вряд ли будет возможно. Одной из существенных особенностей успешного освоения русскими Приамурья было отсутствие на тот момент на присоединяемых территориях какой-либо государственности.

Однако реальная ситуация была несколько иной. Такое ошибочное мнение о легкости приобретения Амура было весьма естественно, ибо Поярков, незнакомый еще с краем, упустил из виду самое важное обстоятельство, что проживающие по реке Сунгари, местное население, недовольное приходом на их земли русских, «злобных демонов, питающиеся человеческой плотью и кровью», могло в любое время призвать на помощь военные силы из соседней с этим краем Маньчжурии, тем более что в это время вступила на престол Китая маньчжурская династия Цин.

В первой половине XVII века, когда русские землепроходцы искали пути в бассейн Амура, маньчжурское влияние в Южном Приамурье уже было весьма значительно. Земли Нингуты лежащие в бассейне реки Сунгари, на которые совершали свои походы все маньчжурские правители, начиная с Нурхаци (1559-1626), после их присоединения, имели важное значение для развития молодого маньчжурского государства. С самого начала они служили плацдармом экспансии в северном и северо-восточном направлениях, для чего маньчжурами в Нингуте создавались соответствующие органы управления.

Первый правитель маньчжурского государства, Нурхаци, проводил гибкую политику в отношении соседних племен. Очень часто он жаловал своих сторонников феодальными титулами, оставляя их во главе тех же людей, которых они возглавляли до присоединения к маньчжурам, образуя из них новые военно-административные единицы.

В это время, северная граница самого Китая проходила по Великой стене, а границей Маньчжурии был так называемый «Ивовый палисад», система укреплений, проходившая в 600—800 километров южнее Амура. На необъятном пространстве между этой границей и Якутском проживали только малочисленные местные племена, не подчинявшиеся никому.

Маньчжуры изредка совершали на них набеги с целью захвата пленных и дани. И вот теперь сюда пришли русские. Маньчжуров земли у Амура совершенно не интересовали, но появление русских встревожило их очень сильно, то было совершенно неприемлемо для Цинов. Бассейн Амура не интересовал их до тех пор, пока был ничейным, отдавать его русским они не собирались. Несмотря а многолетний шум по поводу принадлежности России земель в Приамурье, в Пекине до сих пор, так и не смогли предъявить ни одного официального документа подтверждающего принадлежность Китаю этих земель.

Дальнейшие попытки установления посольских отношений, предпринимавшиеся российской стороной, имели по сути провальные результаты. Цинская дипломатия стремилась трактовать лишь как подтверждение уже сложившихся «даннических» отношений, а продвижение русских по Амуру и освоение ими этого района рассматривались как непослушание «вассалов», против которых следовало развернуть «карательный» поход.

С приходом отрядов казаков под руководством Пояркова и Хабарова началось активно осваивание земли по обоим берегам Амура и даже продвижение к югу от него. Император и его правительство осознавали всю военно-политическую опасность опасность сложившегося положения на Севере империи, и стали действовать по-китайски системно. Для Цинской монархии этот район имел особое значение. Маньчжурия была исторической родиной правящей в Пекине Цинской династии. Поэтому вопрос овладения Амуром стал для пекинского правительства принципиально важным.

Вскоре в Пекине появился документ под названием «Стратегические планы усмирения русских». В нем была поставлена четкая цель: «Земли, на несколько тысяч ли лежащие на обращенных к Срединному государству склонах Хингана, целиком станут принадлежать Срединному государству». Была предложена и методика ее достижения: «Ввиду того, что русские с давних пор занимают наши пограничные территории, принимают наших перебежчиков и сеют смуту, следовало бы цинской дипломатии трактовать лишь как подтверждение уже сложившихся «даннических» отношений, а продвижение русских по Амуру и освоение ими этого района рассматривались как непослушание «вассалов», против которых надо развернуть «карательный» поход. немедленно их истребить. Но Ваше Величество движимое ко всему живому чувством любви, позволяет им умереть естественной смертью».

Присоединение Приамурья к Русскому государству и продвижение маньчжуров на север и северо-восток от своих владений привело к тому, что Россия и Цинская империя вошли в территориальное соприкосновение. Стали возникать первые конфликтные ситуации, приведшие в последствие к масштабным столкновениям .

К середине XVII в. в России и Китае сложилось прямо противоположное отношение к тому, как должны строиться двусторонние контакты. Русский царь Алексей Михайлович и его двор рассчитывали установить равноправные межгосударственные отношения, развивать торговые связи и урегулировать проблемы, связанные с территориальным размежеванием в приграничных районах. В целом такая линия в ту эпоху соответствовала общему курсу российской внешней политики на Востоке.

Цинская администрация, в свою очередь, исходя из традиционных внешнеполитических установок, стремилась навязать русским статус «вассала» и отодвинуть границы Русского государства как можно дальше от Китая и собственно маньчжурских земель, расположенных на территории современного Северо-Восточного Китая. Для Цинов, после соприкосновения территориальных владений двух держав, русские оказались уже «ближними варварами», к тому же не желавшими покориться воле Сына Неба. Согласно традиционным установкам, оставался один путь, усмирение.

После вступления на престол в Пекине императора Канси (1662–1722) маньчжурская политика по отношению к русским ужесточилась. Император, лично разрабатывая важнейшие внешнеполитические и военные планы, поставил задачу усмирить «русских варваров» в Приамурье.

При Канси отношение к посольствам из России стало еще более пренебрежительным, что было четко выражено во вновь утвержденном порядке приема послов в случае их одно- временного прибытия с «данью». Он требовал «Сажать джунгарских посланцев на наиболее почетном месте, послам халхасцев, садиться вслед за ними, а представителям Русского государства, за халхаскими послами».

Цинские власти постепенно взяли курс на «выдавливание» русских из Приамурья, и прежде всего на уничтожение русских военных поселений.

Русских, оказавших активное сопротивление дальнейшему продвижению маньчжурских отрядов в Приамурье, в цинском Китае стали рассматривать как неизвестное «варварское» племя, а походы против них интерпретировались как «карательные».

В связи с этим, несмотря на продолжающуюся кампанию по усмирению Китая, они отправили войска на север, что стало причиной первой русско-китайской войны, продлившейся почти 40 лет.

Битва за Амур. (Часть 5) Прыжок дракона.

Региональное обострение российско-цинских отношений происходило в своеобразном русле. Обе страны к этому времени полностью осознали факт своего территориально-политического соседства в бассейне Амура, и пытались конкретизировать здесь свои территориально-политические интересы с учётом данного соседства. При этом каждая из них старалась действовать «на опережение», что и стало причиной роста и усиления военного конфликта, но примечательно, что ни Москва, ни Пекин, не имея друг о друге достаточной информации, пока не предпринимали в этой связи официальных демаршей. Впрочем, данное обстоятельство не смягчало остроты необъявленного вооружённого противоборства.

Русское проникновение в этот край и его колонизация встречали активное противодействие со стороны Цинского Китая. Военные столкновения России и маньчжурского Китая в Приамурье инициировались последним, хотя и провоцировались, по мнению маньчжур, казаками.

Военные столкновения сторон в Приамурье были ограниченными, тактическими по целям, масштабам, группировке сил и средств. Это не было военным столкновением двух государств, тем более что и дипломатических отношений между государствами не было. Ни Россия, ни Китай не вели военных действий друг против друга в форме классической войны. Фактически шла борьба за завоевание новых «ничейных» географических пространств, своеобразное «заполнение вакуума».

Огромные и малонаселенные пространства Приамурья были своеобразным «вакуумом», который на протяжении всего XVII века постепенно «заполнялся» проникавшими в бассейн Амура русскими и маньчжурскими воинскими контингентами. Состояние «вакуума» продолжалось достаточно долго и для России, и для Китая, хотя и по разным причинам.

Россия традиционно сосредоточивала свои военно-политические усилия на Западном направлении. Сибирь, Дальний Восток и тем более «полумифический» Китай не рассматривались в России как направления или источники возможной опасности. Эти земли слыли бескрайними, безлюдными, но чрезвычайно богатыми. У России в XVII веке не было ни сил, ни средств, ни даже политической воли и решимости заниматься Востоком. Поэтому освоение и колонизация Сибири и Дальнего Востока шли крайне медленно и во многом неэффективно.

Так «огнём и мечом», была покорена Даурия, при этом Хабаров не выполнил воеводского наказа, долговременный русский острог так нигде и не был заложен, Лавкаев городок был сожжён, Албазин брошен, Запашка нигде не была начата, хотя у казаков был сельхозинвентарь и прошло уже два сезона. Мирный контакт с местными жителями не был установлен, более того из-за необъяснимой жестокости предводителя экспедиции, туземцы были крайне озлоблены на русских. Дючеры начали быстро сближаться с маньчжурами. Их поселения часто посещали имперские эмиссары. Что представляло серьёзную потенциальную угрозу для прибывавших на Верхний Амур колонистов. Кроме того, их поведение могло стать примером для дауров, которые пока ещё в целом не определились со своей политической ориентацией.

Постепенно, назревал конфликт с империей Цин, но казаки увлечённые успешным походом об этом ещё не знали. Уже к 1654 году столкновения между русскими землепроходцами и маньчжурами становились неизбежными, и Онуфрий Степанов это понимал. Понимали ли это в Якутске и Москве, сказать трудно.

Поражение отряда О. Степанова летом 1658 года на реке Сунгари, знаменовало собой окончание первого этапа в формировавшихся военно-политических отношениях России и Цинского Китая. Стремление России распространить свое военно-политическое влияние на Приамурье и укрепиться в этом регионе на том этапе оказалось нереализованным. Стремление Цинов укрепиться в Приамурье и не допустить туда русских оказалось невыполненным.

Тем временем маньчжуры сделали оргвыводы из поражения. Согласно цинским источникам Сифу был отстранён и получил 100 ударов плетьми, а его начальник Хайсэ так же был отстранён от занимаемой должности и в последующем, вовсе казнён.

В мае 1652 года новым наместником Нингуты был назначен уроженец здешних мест Шархорда (1599-1659). За спиной у Шархорды был тридцатилетний военный опыт, он участвовал в штурме Пекина в 1644 году и в походах на тех же дауров в 1643-1645 годах. Обладая незаурядным административными и военным опытом он быстро навёл порядок в своей провинции и приступил к выполнению императорского плана по завоеванию Приамурья и уничтожению русских.

Согласно разработанному Шархордом плана, по которому оборону от казаков предполагалось строить по реке Сунгари, тем самым перекрывая путь в густонаселенные маньчжурские провинции и земли эвакуированных. Он прекрасно понимал что переселение пахотного населения лишало казаков собственной продовольственной базы, и они неизбежно в поисках хлеба и ясака, начнут двигаться всё дальше в глубь по притокам Амура , так что оставалось только ждать.

При нём был увеличен гарнизон Нингуты, куда для борьбы с казаками были присланы и отряды корейских аркебузиров под руководством Син Ню. При нём же началось и переселение дауров и дючеров с берегов Амура вглубь Империи Цин.

Из чего видно, что переселение шло вполне добровольно, ибо цинское правительство обязалось гарантировать безопасность своих вассалов. О добровольности говорит и тот факт, что в русское подданство из Маньчжурии никто в 1650-х годах не бежал. Переселенцев охотно брали в маньчжурские войска, а их семьи обеспечивали пахотной землёй, рисом или просо до первого урожая. В 1661 г. в Гирине была построена судостроительная верфь, где были заложены крупные речные суда, нечем не уступающие русским.

В июне 1654 года цинские власти в Пекине получили, наконец, долгожданную весть, доблестный Бэйхай-вань Шархода дал встречный бой русскому войску, пытавшемуся пройти по Сунгари в маньчжурские земли. Степанов вынужден был отступить на Амур. В донесении Шарходы об этом сражении сообщалось, что русские позорно бежали с места сражения. В ходе преследования противника он еще дважды навязывал им бой, в котором русские потеряли немало своих людей. Эта победа вселила уверенность, что русские будут вытеснены с Амура. Специальным указом императора Шархода был награжден и назначен первым амбань-чжангином Нингуты.

Тем временем пока на Амуре помышляли Хабаров и Степанов, сибирские первопроходцы начали осваитвать Забайкалье. Енесейский воевода Пашков отправил в Забайкалье отряд в 140 человек под руководством знаменитого первопроходца Петра Ивановича Бекетова. В октябре 1653 года Бекетов вышел к озеру Иргень, здесь был заложен Иргенский острог, где основная часть отряда осталась на зимовку, но 10 казаков под командой Уразова, Бекетов отправил к устью реки Нерчи, неподалёку от него в декабре Уразов заложил «малый острожек» (на месте будущего Нерчинска). За время зимовки Бекетов не терял времени, собирал ясак с местных тунгусов и занимался по-видимому также поисками серебра, покрайней мере старинное сибирское предание приписывает именно Бекетову открытие нерченского серебряного месторождения.

По весне соболиную казну почти на 4 тыс. рублей Бекетов отправил с отрядом казаков в Енесейск. Сам же он оставив небольшой гарнизон в Иргенском остроге с остальными людьми отправился к «острожку» заложенному Уразовым, намереваясь построить на его месте большой острог и устроить пашню как предписывал воеводский наказ, но этим планам помешали тунгусы князя Гантимура, цинского данника, они заблокировали казаков в острожке и те оказались в осаде. Не имея достаточно припасов дабы не погибнуть от голода, дожидаясь подмоги, казаки Бекетова под покровом ночи на сооружённых на скорую руку плотах смогли бежать из острожка вниз по реке Шилке к Амуру. Так в июне 1654 года 63 енисейских казака оказались в Даурии где соединились с амурским войском Степанова. Тем самым, был открыт новый путь и Забайкалья в Приамурье.

Поджимали холода. После недолгого поиска места для строительства будущего городка, казаки облюбовали наиболее подходящую площадку на правом берегу Амура в устье реки Хумархэ (Кумары) и назвали будущий острог Кумарским.

В сентябре 1653 года Хабаров уехал в Москву, а казаки 2 ноября 1654 года при впадении реки Комары в Амур поставили острог. Поскольку было известно о присутствии вблизи цинского войска, с которым отряд Степанова в июне 1654 года имел сражение на реке Сунгари, острог строился с расчетом на осаду хорошо подготовленной армией с артиллерийским вооружением. Возведение оборонительных сооружений поручили уже известному к тому времени градостроителю Петру Бекетову.

К началу закладки городка земля уже подмерзла, а маньчжуры были на подходе. Ожидая нападения маньчжуров, они возвели его гораздо более укрепленным, чем предыдущие острожки, где зимовал отряд. Был выкопан ров глубиной 2,16 м, шириной 4,32 м, высота вала не менее 3 м, высота стен, не менее 4 метров. Всевозможных укреплений в нем было, как в боевой крепости.

Поэтому вместо рубленых стен острог имел врытый в землю двойной стоячий бревенчатый тын. Угловые башни заменили «быками». Для удобства ведения верхнего и нижнего боя в стенах прорубили бойницы. Чтобы укрепить тын и предохранить его от пушечных ядер, между бревнами доверху засыпали «хрящ» (мелкую гальку с песком). Вокруг тына вырыли ров и набили вокруг него деревянный «чеснок», а между ними «чеснок железный опотайной» для которого использовали даже подобранные маньчжурские стрелы, воткнутые в землю.

Внутри острога, на случай длительной осады, выкопали колодец глубиной в 6 саженей. От него проложили деревянные желоба, расходящиеся во все четыре стороны для подачи воды к стенам на случай их поджога. Внутри острога также нарубили раскат, куда вкатили пушки. У стен поставили «козлы железные» и котлы, в которых ночью жгли смолье для освещения окрестностей и предотвращения незаметного подхода врага, а также проведения скрытого ночного штурма. Для того чтобы сбрасывать со стен лестницы штурмующих и отбивать щиты, в острог принесли все судовые мачты и высокие стволы деревьев, приготовленные к распилке на доски для постройки дощаников. Для отражения «навального приступа» у стен поставили кадки для кипятка и горячей смолы. Как потом показали события, такие меры предосторожности оказались не напрасными.

После отправки группы людей с ясаком в Москву в Сибирский приказ в отряде Степанова, осталось 513 человек. Из вооружения, три пушки, около сотни пищалей, холодное оружие, куяки. Из Кумарского острога казаки по прежнему контролировали большую часть Амура, проводя в течение всей зимовки многочисленные походы за ясаком и продовольствием.

Цинские власти вскоре узнали, что «недобитые остатки русского отряда», поднявшись в среднее течение Амура, приступили к сооружению крепости в устье Хумархэ в намерении остаться там на зимовку. Власти Нингуты, планомерно и расчётливо, вели подготовку к боевым действиям против русских. Однако наступала зима, реки стали покрываться льдом, использовать для разгрома противника войско Шарходы, находившееся на Сунгари, стало невозможно. Он планировал начать активные боевые действия на Амуре весной, когда вскроется лёд.

В рамках стратегической доктрины по борьбе с русской экспансией, принятой в Пекине в начале 1654 года, в бассейн Амура началось выдвижение крупных соединений имперской маньчжурской армии. Было принято решение, сформировать новый отряд знаменных войск под командованием фудутуна Минъандали.

Прибыв в Нингуту Минъандали несмотря на возражение опытного Шархорда, принемает самостоятельное решение выступить в поход немедленно по зимнему пути, без значительных припасов продовольствия, неожиданно атаковать русских, и разбить их одним ударом.

Поход на Амур должен был занять по его расчётам два-три месяца. Боевое ядро цинского войска составляло около 1 тыс. маньчжурских воинов, вооруженных, в том числе, ручными фитильными пищалями и 15 пушками, а также разнообразными осадными приспособлениями: штурмовые лестницы, зажигательные ракеты, железные багры, деревянные щиты и специальные защищенные повозки.

К маньчжурам присоединилось около 9 тысяч воинов из разных племен Приамурья, дауры, дючеры, вооруженных только холодным оружием. Одним из таких туземных отрядов командовал князь Тогудай по прозвищу Ежер.

Их лазутчики проникшие на Амур старались вызвать среди местного населения Приамурья негативное отношение к нахождению здесь русских землепроходцев и подталкивали местных князьков к саботажу и созданию ополчения против русских. Обстановка на Амуре постепенно начала накалятся, принимая угрожающий для казаков характер .

В самом начале весны, после длительного марша, многотысячное маньчжурское войско в сопровождении многочисленного ополчения местных племен вышла по льду реки к русской крепости. Утром 13 марта 1655 года вблизи Кумарского острога появилась вражеская армия, двигавшаяся строем под множеством боевых флагов.

В соседнем лесу в это время рубили лес для судового дела 20 казаков, которые попали в плен. Из острога немедленно была организована вылазка, чтобы отбить пленников, но тех уже успели казнить, русские вернули себе только тела товарищей.

Вскоре Кумарский острог был взят в плотную осаду. Прежде всего, маньчжуры отрезали защитников крепости от Амура, порубив стоявшие у берега русские струги. Только благодаря заранее выкопанному в остроге колодцу русские не испытывали недостатка в воде. Свой походный лагерь маньчжуры и их союзники разбили за речной протокой в 450 саженях от острога.

Маньчжурами был выслан их представитель-переводчик, который зачитал казакам «ультиматум-посулы» о сдаче острога без боя, но был опровергнут людьми Степанова.

20 марта была проведена бомбардировка Кумарского острога. Его обстреливали из пушек с батарей, расположенных на расстоянии в 150 от крепости. Одна из батарей вела огонь с утеса, возвышавшегося над острогом. Тем не менее, обстрел не принес никакого результата. Тогда той же ночью маньчжуры «потаенно» подвезли свои пушки до 70 саженей, но и в этом случае их ядра не могли разрушить русские укрепления. Кумарский острог также обстреливался ракетами, «огненные заряды для зажегу на стрелах», но пожаров не возникало. Обстрелы продолжались и в последующие дни.

24 марта цинские войска двинулись с четырёх сторон на общий штурм, везя с собой обшитые кожей осадные повозки с различным боевым снаряжением. На подходе к острогу маньчжуры прикрыли хорошо заметные деревянные колышки специальными щитами, но железный «чеснок» многим поранил ноги. «На том железном чесноку многие богдойские люди кололися и итти к острогу не могли».

Русские обстреливали штурмующих из ружей и пушек, а потом сделали вылазку, «и на том приступе и на выласке под стенами многих богдойских людей побили», было захвачено и несколько пленных.

В этом бою маньчжуры понесли самый значительный урон в живой силе, а казаки в ходе вылазок увидели «знакомых» дауров, которые еще недавно платили им дань и приняли российское подданство. Своих погибших маньчжуры и их союзники сожгли на кострах.

После неудачи в прямом захвате Кумарского острога маньчжуры перешли к длительной осаде в надежде взять осажденных голодом, круглосуточными обстрелами из пушек и «огненными зарядами для зажигу». Они подходили к укреплениям на «диковинных» телегах «со щитами», лестницами, баграми железными, со смолой и соломой. Но сделать так ничего и не смогли.

Простояв у стен городка три недели, 4 апреля 1655 года из-за голода, потерь в живой силе и начавшегося роптания маньчжуры вынуждены были отступить. Несмотря на оснащение отряда по последнему слову китайской военной техники того времени, в том числе и артиллерией, он потерпел неудачу. У казаков также закончился и без того скудный продовольственный запас. Питаться приходилось «с великою нуждою». Из своего 10-тысячного корпуса маньчжуры оставили у стен Кумарского городка около тысячи солдат и все 15 орудий. В отряде Онуфрия Степанова погибло 18 человек.

После ухода маньчжур, Степанов подготовил подробное донесение о зимовке и сражении землепроходцев с маньчжурами. Он также собрал образцы подобранного трофейного оружия и снаряжения и отправил их с нарочным в Якутск. Кроме этого, он попросил прислать ему подкрепление, порох, свинец и бумагу для ведения ясачных книг.

В отписке, датированной 7 июня 1655 г., О. Степанов сообщил якутскому воеводе М.С. Лодыженскому о прибытии к нему сына боярского Ф. Пущина с 50 служилыми людьми, которых ему, согласно наказной памяти, предписывалось ссудить хлебом и дать им провожатых на р. Аргунь. Приказной человек объяснил, что провожатых на р. Аргунь у него нет, поскольку там никто из его войска не бывал. Что же касается хлебных запасов, то их, по его словам, издержали еще во время осады и ныне "питаемся травою и кореньем". Самым неприятным было отсутствие у казаков пороха и свинца, без которых "оберегать стало государевы казны и острожку и своих голов нечем". Между тем, согласно отписке, "богдойских всяких воинских людей над нами есть много, близко Даур и Дючер и иных всяких розных землиц людей, которые под ево богдойскою областию, и нам, холопем государевым, поселиться нигде накрепко не дадут". Ввиду вышеизложенного Степанов сообщал о своем намерении двинуться вниз по Амуру.

В июне 1655 г. даурские князьки Лавкай и Цыт привезли в Комарский острог 50 соболей ясака, а через несколько дней отряд двинулся вниз по Амуру и к середине июня уже был в устье Сунгари. На берегах Сунгари казаки запаслись хлебом и отправились вниз по Амуру, где, пройдя южной протокой реки, открыли вход в устье р. Ушуру (Уссури). По Уссури казаки поднялись до устья р. Иман, впервые достигнув территории современного Приморского края. Кроме того, служилые люди поднимались в притоки Уссури, реки Бикин и Нор, население по берегам которых также было объясачено.

Затем он предпринял шаг, который так и не был сделан его предшественниками, Поярковым и Хабаровым. Степанов приступил к разметке на местах государственной границы России в Приамурье. Он стремился, отодвинуть внешний рубеж как можно дальше от основного регионального ядра русской земледельческой колонизации Амурско-Зейской равнины. Сам Амур, по мнению Онуфрия Степанова, для выполнения роли пограничной реки подходил мало, так как противник, преодолев амурское русло, сразу же оказывался в сердце здешних русских владений. Это, как считал землепроходец, могло иметь катастрофические последствия.

Степанов считал, что граница должна проходить как можно дальше на юг, по труднопроходимой северной части Большого Хингана, затем по долине Нэнцзяна и далее, на водоразделы Малого Хингана, Фыньшуйгана, Тигровых гор , а отсюда, по Бикину до побережья Татарского пролива.

.Отразив нашествие маньчжур и их союзников, Степанов со своим отрядом закрепился в Кумарском остроге. Здесь они провели зимы 1655–1656 и 1656–1657 годов. Из Кумарского городка казаки ходили на судах вверх и вниз по Амуру, Сунгари и Уссури, собирая ясак с местного населения. Вскоре после «кумарского сидения» к отряду Степанова присоединился отряд Федора Пущина. Таким образом, на Амуре сосредоточилось около 600 землепроходцев, что позволило проводить успешный сбор ясака.

Понимая стремление маньчжуров вытеснить русских людей с Амура, Степанов не терял надежды на прибытие помощи, о которой постоянно писал в своих донесениях в Якутск и Сибирский приказ.

Однако война России с Речью Посполитой за Украину и Белоруссию с 1654 года, а затем с 1656 года война со Швецией требовали от Российского государства напряжения всех сил и материальных ресурсов. Поэтому Московское правительство отказалось от отправки трехтысячного войска в «тихую обитель», поставлявшую казне рухлядь, а всю тяжесть защиты восточных рубежей переложило на плечи администрации самой Сибири, хотя там не было ни людей, ни средств для осуществления защиты интересов России на Амурской земле.

Но Москва несмотря на значительные трудности, всё таки не собиралась отказываться от столь выгодного проекта. Чтобы закрепить Приамурье за Россией по царскому указу было учреждено Даурское воеводство, являвшимся предшественником Албазинского. Воевода Афанасий Пашков был послан основать на Амуре укреплённый город и завести земледелие. В 1656 году он выступил в поход со значительным и хорошо обеспеченным отрядом, около 600 человек, который к концу 1657 добрался только до восточного, Забайкалья, где и зазимовал.

Весь 1657 год отряд Степанова провел в низовьях Амура, занимаясь сбором ясака и охотой. Здесь было спокойнее. С оскудевшим до края боевым запасом Степанов остерегался выходить в среднее течение Амура, опасаясь встречи с маньчжурами. Находясь на зимовке в гиляцкой земле, в Косогирском острожке, Степанов поздней осенью 1657 года не смог уже выйти на встречу с новым воеводой Пашковым. С началом навигации, весной 1658 года, отряд Степанова для удобства сбора ясака разделился на две группы. 180 человек во главе с Климом Ивановым Степанов отправил в ясачные земли по дючерским улусам, а с остальными пошел на встречу с воеводой Пашковым. Поход этот для землепроходца и его товарищей оказался последним.

И еще одна причина задержала Онуфрия Степанова в низовьях Амура. Она же заставила его отступить с нижне амурских позиций. Речь идет о восстании гиляков, застигнувшем казаков врасплох. Именно зимой, находясь на границе Дючерской и Гиляцкой земель, Степанов узнал, что изменившие гиляки перебили 30 служилых людей Якутского острога во главе с Оничкой Логиновым. . В ответ казаки совершили на них поход, заставили повиниться и вернуть оставшегося в живых проводника Широнка. Степанов примерно наказал виновных, а остальных гиляков привел к присяге и отпустил. Из-за отсутствия свинца и пороха оно принесло отряду большие потери.

Степанов прекрасно понимал, что оставаться в низовьях Амура без бое-припасов и хлеба было нельзя. Отряду это грозило гибелью. Подниматься в верховья, значит столкнуться с превосходящими силами маньчжуров жаждущих реванша за своё поражение. Они его давно уже поджидали с большим подготовленным войском и планировали разгромить главный отряд русских на Амуре. Весной отряд двинулся вверх по реке и, не доплыв до устья Сунгари в Косогорском улусе, служилые люди захватили языков из неясачных дючерских людей. Последние сообщили им, что против казаков по Амуру движется маньчжурское войско. Осознавая своё трагическое положение, казаки вынуждены были двигаться против течения в верх, имея при себе основной груз, ясачную казну и походную церковь.

Когда сошел с реки лед, караван судов двинулся вверх по Амуру. К этому времени отрядом было собрано уже более 80 сороков соболей и лисиц ясачной казны. Степанов послал вперед себя на легких стругах для разведки и сбора ясака в даурских улусах отряд из 180 человек во главе с Климом Ивановым. С Климом Ивановым пошли, в основном гулящие люди, промышленники и охочие казаки, намеревавшиеся использовать представившуюся возможность еще и для личного обогащения. В большинстве своем это были люди, набранные в войско еще Ерофеем Хабаровым, хотя есть основания думать, что были там и казаки, прибывшие на Амур с Зиновьевым, и енисейцы, бежавшие с Шилки из отряда Петра Бекетова.

Можно было надеяться, что государева амурская ясачная казна, которую предстояло отправить в Москву в новом году, будет с прибылью. Поскольку с караваном дощаников шел ясак, войсковые знамена и боевой наряд, пушки, ядра, порох и свинец; кроме того, ясыри и весь казачий скарб, или, как тогда говорили, «казачьи животишки», то, понятное дело, Степанов с Бекетовым были заинтересованы в обеспечении надежной охраны каравана, а, значит, постарались оставить с собой наиболее надежных служилых людей и охочих казаков.

Маньчжурский полководец Шархода, наместник провинции Нингута, согласно своего плана, постепенно накапливал войска, боевое снаряжение и готовился к решительному сражению. В ожидании поднимающихся против течения казачьих судов, маньчжурские войска расположились ниже по течению Амура у Корчеевской сопки, недалеко от устья реки Сунгари.

Здесь он сосредоточил 52 речных судна, таким образом маньчжуры впервые могли дать бой русским не только на суше, но и на воде. Силы объединённого цинско-корейского войска составляли около 600 местных латников, около 100 канониров, присланных из Пекина, 109 стрелков из ручного огнестрельного оружия, срочно набранных из местных племён, большого числа воинов и отряда из 200 корейских аркебузиров, пришедших по приказу императора Цин из вассальной Кореи, под командованием Син Ню.

По свидетельству Син Ню, из Пекина прибыло не менее 50 орудий. На флотилии находился и многочисленный вспомогательный персонал, матросы из ссыльных китайцев, слуги, конюхи, кашевары. Общая численность маньчжурского отряда составила около 2100 человек, при этом союзных войск было около 1400. Местные племена, по плану Шарходы, ограничивались ведением разведки и в самом бою не участвовали.

Маньчжурские корабли был значительно легче и маневреннее русского дощаника. На каждом маньчжурском судне, участвовавшем в бою, было по 25 латников (из них каждые 10 имели зажигательные стрелы), по 5 корейских стрелков-аркебузиров и по 5 маньчжурских артиллеристов и стрелков, 2 артиллериста и 3 стрелка. Каждое из судов было оснащено пушкой.

Клим Иванов, имея главной своей задачей разведку, умудриться не заметить противника, и разошёлся с маньчжурами в многочисленных протоках. Это было возможно лишь при наплевательском отношении к задачам разведки, проходе всем караваном по одной протоке, не заботясь о том, нет ли засады в других. Не проверили они и устье Сунгари. Этим было положено начало разыгравшейся вслед за этим трагедии.

Отряд Клима Иванова на веслах миновал устье Сунгари и ушел в среднее течение Амура, в то время как тяжелогруженые дощаники Степанова со всем имуществом войска еще только подходили к устью этой реки. Отряд Степанова на вёслах, медленно шел вверх по Амуру на 11 тяжелых грузовых дощаниках и к концу июня добрался только до устья Сунгари.

Утром 30 июня 1658 года Цинская флотилия вышла из Сунгари на Амур и сразу обнаружила стоявшие посередине широкой реки на якорях 11 русских дощаников, которые, видимо, дожидались попутного ветра. Увидев превосходящие их числом вражеские корабли, русские немедленно снялись с якоря, подняли паруса и направились вниз по течению Амура. Маньчжуры, разделившись на три отряда, устремились в погоню, постепенно настигая тяжелые русские суда и окружая их со всех сторон.

На дальней дистанции завязалась артиллерийская перестрелка, в которой маньчжуры имели полное огневое преимущество перед русскими, у которых было только 6 пушек. Понимая, что дощаникам не уйти от более быстроходных маньчжурских судов, Степанов направился к правому берегу Амура, где выстроил свои корабли в оборонительную линию поперёк небольшого залива, Корчеевской луки, в 10 верстах ниже устья Сунгари.

Шархода повёл свою флотилию на сближение с казачьим отрядом. Когда флотилии сошлись, между ними завязалась жестокая перестрелка из пушек и пищалей. Имея мало пушек, казаки не уступали противнику в ручном огнестрельном оружии; у них было свыше 300 пищалей, к тому же более совершенных, чем фитильные ружья маньчжур и корейцев. Однако пороховые запасы в отряде Степанова были на исходе, поэтому огонь русских пищалей оказался слабее, чем у их врагов. Через некоторое время маньчжурам и корейцам удалось сбить всех казаков с палуб дощаников, русские частью бежали под огнём на берег, частью укрылись в трюмах под защитой толстых палубных досок, при этом было убито около 100 человек, более 200 ранено.

Не ожидая такого поворота событий и спасаясь с тонущих судов, казаки вынуждены были искать пристанище на берегу. Но их здесь ждала засада. Казаки бежали с дощаников на заросший лесом берег, где их встретило тучами стрел ополчение дючеров.

Маньчжуры подвели свои суда вплотную, закинули на русские дощаники крючья и, взобравшись на них, попытались поджечь. Однако, считая казачьи суда покинутыми, Шархода запретил это, желая захватить собранные казаками меха. Казаки, воспользовавшись промедлением противника, выбрались их трюмов и открыли огонь по маньчжурам, нанеся им серьёзные потери. Однако затем маньчжуры стали обстреливать дощаники зажигательными стрелами, и семь кораблей загорелось. Маньчжуры взяли на абордаж четыре уцелевших русских судна, перебив остававшихся там казаков.

Захваченные русские суда были оставлены у берега под охраной цинских кораблей. Когда наступила ночь, казаки, скрывавшиеся в охраняемых четырех кораблях, взошли на один из них и бежали. Было очень темно, преследовать их было невозможно. Это было «Спасское» судно с походной церковью во имя Христа Спасителя, не отдав на поругание русскую православную церковь. Казакам удалось уйти, поскольку они увели судно против ветра и течения бичевой вверх по Амуру. Неожиданный выход на форватер русского дощаника, без сомнения, вызвал переполох на маньчжурских сторожевых судах. Однако вряд ли преследовать беглецов принялись все три маньчжурских судна, стоявшие в охранении. Два корабля охраны остались на своих местах, а в погоню пошел лишь один из них. Погоня была безрезультатна. Ещё 65 казаков ушли, пробившись через лес.

Оставшиеся на берегу казаки, отбиваясь от наседавшего противника саблями, пытались оторваться, и уйти в заросшие лесом сопки. Части из них разрозненными группами удалось скрыться. Однако на следующий день те, кто не успел, или не сумел уйти далеко в сопки, а их оказалось более полутора десятков человек, были окружены, схвачены и оказались в плену. По некоторым данным раненый Степанов тоже был пленен, и после истязаний казнен, растерзан опознавшими его дючерами. Вместе с ним погибли или были пленены еще 270 человек. Около десятка казаков сдались в плен на второй день после битвы. Дальнейшая судьба многих пленников неизвестна.

Из воспоминаний участника сражения, командира корейских аркебузиров Син Ню о битве в устье Сунгари: «… Моросит. Дует сильный ветер. Все еще стоим на месте битвы. Вчера покинул наш мир получивший в бою тяжелую рану Ли Чхунъин из Онсона. Сегодня продолжаем стоять на месте сражения. Передают, что несколько варваров (дючеров) перессорились по поводу своих подвигов, …в трюме одного из захваченных русских судов маньчжуры нашли около сотни пленниц, … опасаясь, что кто-то из вражеских воинов еще остался на свободе, они направили латников и стрелков на обыск окрестностей, обнаружили бессчетное число трупов, истыканных стрелами и со следами пуль, из чего заключили, что вражеская армия погибла… Десять вражеских солдат, что скрывались в лесу, вышли и просили о пощаде. Командир их не казнил, а взял в плен, разместив на разных кораблях».

Спастись удалось только 30 казакам, которые шли на Спасском судне, а также 67 землепроходцам, сумевшим уйти от преследования маньчжуров в сопки. В руки маньчжурам попала ясачная казна, а также все имущество казаков и воинский наряд, находившийся на судах.

Спасся от гибели и отряд Клима Иванова, собиравший ясак в дючерских землях. В живых остались еще 95 человек, посланных ранее Онуфрием Степановым для сбора ясака вниз по Амуру «к морю».

Весть о разгроме и гибели отряда Степанова молниеносно разнеслась среди местного населения, и встретили ее аборигены с тревогой и опаской. Это печальное сообщение, предположительно, донесли и до нового воеводы Пашкова. Он немедленно выслал навстречу уцелевшим казакам отряд, собранный им по пути движения к месту службы, с приказом о воссоединении сил.

О том, что произошло с казаками, вырвавшимися из маньчжурского окружения на Спасском дощанике, никаких прямых свидетельств не сохранилось. Ни того, кто был среди этих героев, ни того, как они ушли от маньчжур, где находились и чем занимались до весны следующего 1659 года. Однако отрывочные сведения из сохранившихся документов того далекого времени, все же дают возможность восстановить хотя бы приблизительную картину событий. Оставшиеся из всего прежнего отряда 287 человек, собрались в Косогирском остроге. Здесь, на казачьем круге, землепроходцы избрали своим атаманом племянника Е. П. Хабарова Артемия Филипповича Петриловского и начали подготовку к надвигающейся зиме.

С приходом тепла 60 человек не пожелавших оставаться на Амуре ушли в Якутск, Охотским побережьем, по пути И. Ю. Москвитина. Остальные 227 казаков под началом Петриловского двинулись на судах с низовьев Амура вверх на встречу с воеводой. Однако продовольствие в отряде было на исходе, и когда землепроходцы подошли к Кумарскому острогу, голод вновь скорректировал планы. Было принять решение двигаться в верховье Амура.

Однако, здесь отряд снова разделился и 110 человек отправились «для прокормления» и сбора продовольствия на Зею, в надежде оттуда Алданским путем возвратиться в Якутск. Остальные 107 человек под началом атамана Петриловского решили продолжить поиск А. Ф. Пашкова, полагая встретить его в Албазинском остроге. С уходом отсюда казаков был эвакуирован Кумарский острог, последний форпост русских в Приамурье.

Но в Албазине воеводы не оказалось. Увидев разбитые плоты, которые несло по течению у Албазинского острога, казаки ошибочно подумали, что воевода погиб от рук маньчжур и что ими уничтожен Шильский острог. Поэтому на сходе они решили идти дальше на Тугирский волок, Олекму и Якутск. Дорога страдающим от голода землепроходцам показалась особенно тяжелой, наполненной массой лишений.

Добившись того, что русские покинули Приамурье, маньчжуры вновь потеряли интерес к северным землям вплоть до восстановления в 1665 году беглыми илимскими казаками Албазинского острога.

В 1665 году из Илимского острога бежали казаки, убившие воеводу-насильника, и во главе с Никифором Черниговским продолжили освоение территории Приамурья. Провозгласив на этой территории псевдо независимую «Амурскую вольницу», они практически отчленили ее от русского государства и развязали войну против вернейших российских союзников, племен солонов и «конных» тунгусов.

Битва за Амур. (Часть 6 ) Освоение русскими Приамурья.

На территории юга Дальнего Востока к приходу русских в первой половине XVII столетия проживали различные этнические группы в несколько отличительных климатических и природных условиях, относившиеся к разным языковым семьям. Территория расселения аборигенов не представляла собой единого этнического региона. Здесь выделялось несколько больших областей, каждая из которых имела свою специфику, обусловленную географической средой, процессом исторического развития, их территориально-производственной общностью.

Движение русских людей на восток к середине XVII века завершилось выходом землепроходцев и промышленников на Амур, Зею, к устью Сунгари и Охотскому морю. Если в Западной Сибири правительство действовало по определенному плану, то в Восточной Сибири, в силу ее удаленности от центра, продвижение становилось более стихийным, а нередко просто хаотичным.

Отряды служилых и промышленных людей, опережая друг друга, за короткий срок преодолевали огромные расстояния, находя новые не ясачные и богатые соболем земли. Дух предпринимательства разгорался с новой силой, когда по следам первопроходцев двигались следующие экспедиции, рассчитывающие на большее по сравнению с их предшественниками.

Главную роль в освоении региона сыграли стихийно переселявшееся русское население, крестьянство. Местное население было обложено ясаком, а первые русские переселенцы заведя здесь пашни, положили начало крестьянской колонизации края. Когда русские переселенцы стали прибывать, то местное население с опаской относилось к ним, оставляли свои села и уходили, дабы избежать встречи с ними. После принятия подданства сразу же было решено строить города и создавать воеводство в регионе.

Царская администрация во время походов не сковывала волю служилых. Казаки сами решали многие важные вопросы, касавшиеся целей и маршрутов похода. Воеводы снабжали служилых оружием, боеприпасами, продовольствием, а после завершения походов строили и заселяли новые остроги, организовывали местное управление, ясачный и таможенный сбор, казенную пашню, связь.

Поярков, Хабаров, Степанов, их сподвижники и преемники пронеслись по амурской земле кровавым опустошающим ураганом. В памяти у амурских аборигенов надолго отложились бесчинства, какие творил на Амуре Ерофей Хабаров, и их последствиях для них.

Окончательное присоединение Приамурья произошло в 1649-1652г., когда под руководством Е.П. Хабарова была установлена власть русской администрации. Уже в XVII веке дальневосточная земля становится и по составу населения и экономически органической частью русского государства, «Украйной» России.

Освоенные русскими многочисленные места в Приамурье никогда не принадлежали Китаю. Маньчжурские власти, правившие в то время Китаем, только еще начинали интересоваться Амуром. Узнав о появлении на Амуре русских, маньчжуры неоднократно пытались вытеснить их оттуда, что в конечном итоге у них это и получилось .

Однако московское правительство несмотря на прямую заинтересованность, ограничилось только основанием в верховьях Шилки Нерчинского острога (1654 г.) как опоры русского влияния на Амуре. Не присоединяя Приамурья, московские власти в то же время и не оказывали никакой помощи находившимся там казакам, служилым и промышленным людям. И уже в сентябре 1661 года, ни на Амуре, ни на Зее в это время русских отрядов уже не было, только лишь на Шилке и у Иргень-озера еще теплились затухающие очаги русской колонизации. Последние якутские служилые люди с ясачной казной и остатками казенного имущества вернулись с Зеи в Якутск в июле 1661 года. Воевода Голенищев-Кутузов писал по этому поводу в Москву: «В нынешнем, великий государь, во 1661году июля в 8 день пришли ко мне, холопу твоему, с Амура-реки амурские служилые люди Якунька Парфенов, да Елизарко Семенов с товарищи, 56 человек…». Казалось бы, вот и закончился, наконец, кровавый, полный тревог и житейской неустроенности амурский поход.

После этого трагического события на Амуре на добрый десяток лет оставались только беглая вольница да «воровские казаки», которые в течение некоторого времени довольно прочно сумели обосноваться в крае, никому не подчиняясь.

Огромную роль в дальнейшем заселение и освоение обширных земель Приамурья сыграл Нерчинский острог, поставленный при впадении реки Нерчи в Шилку. Удачное географическое положение Нерчинска привлекло к нему внимание правительства, и он стал центром воеводства того же наименования, охватывавшего все Забайкалье и Прибайкалье.

Из Нерчинска пролегал более близкий путь на великую реку Амур. Приамурье поэтому было изъято из подчинения Якутску и передано новому воеводству. Это означало в первую очередь, что ясак с новоприобретенных земель последует теперь через Нерчинск, тем самым Якутское воеводство, и без того испытывавшее острейшую нехватку людей и боеприпасов для закрепления объясаченных территорий, теряло всякую заинтересованность в снабжении Приамурья всем необходимым. Перед Нерчинским воеводой вставали иные вопросы, с которыми не сталкивался Якутск, а именно, о взаимоотношениях с маньчжурами, захватившими Китай и чувствовавшими себя в состоянии продолжать свои захватнические действия на север.

По началу царская власть еще не была сильна здесь, и регион находился, главным образом, под руководством местного правительства. В регионе начинает создаваться продовольственная база, чтобы во время голодных лет имелась возможность поддерживать уровень жизни. Русским переселенцам оказывается помощь различного характера: помогали орудиями труда, скотом и деньгами. Так же снижали повинности и налоги для тех, кто не давно переселился. Таким образом, правительство всячески поощряло освоение региона.

Походы российских землепроходцев на восток Азиатского континента в XVII веке, несомненно, были обусловлены развитием Русского централизованного государства и его стремлением к расширению своих границ. Движение наиболее предприимчивых людей значительно активизировало распространившиеся тогда известия о несметных богатствах земель, находившихся за Уралом.

Вести о богатстве Приамурья в кратчайшее время распространились очень широко по Сибири. Еще Поярков описывал огромные возможности хозяйственного развития амурского региона, однако сам он к организации этого процесса приступить не смог.

Уже после первых отписок в Якутск, в Приамурье по проторенным путям, вслед за отрядом Е. П. Хабарова, потянулись первые вереницы служилых и охочих людей, невзирая на всевозможные запреты и препоны со стороны местных властей. Это был трудовой люд, бежавший от крепостного рабства, ленская вольница, скупщики и добытчики пушнины устремлялись на свой риск и страх на Амур. Движение сюда очень скоро стало массовым.

Нужно отметить, что именно Е. П. Хабаровым предпринимались первые попытки разведения русской пашни на новых землях. И хотя эта попытка в землях князя Толги оказалась неудачной из-за конфликта с местными жителями, она не гасила надежды на организацию хлебопашества на амурской земле. В отличие от маньчжуров, совершавших кратковременные кровавые разбойничьи набеги на местных жителей, русские землепроходцы начали застраивать и обживать этот край.

Постепенно слухи об Амуре ширились, росли, будоражили ленских крестьян и охотников, проникали во все уголки Восточной Сибири, куда в это время шли тысячами беглые из центральных областей России. Переселенческая волна охватила сибирские уезды. Люди шли на Амур семьями, со скарбом, на свой страх и риск, не спрашивая официального разрешения. «Неимоверно труден был тот путь дремучей, безлюдной тайгою. И сосною питались, и бедовали от цинги, и погибали голодной смертью, но, теряя товарищей, меняя измочаленные катки, напрягая спины до хруста, волокли они свои струги и небогатый скарб через хребты все на восток».

Чтобы преградить поток переселенцев на Амур, якутские воеводы принимали решительные и жестокие меры. На Олекме, например, на самом пути в Приамурье они поставили заставу для поимки беглых. Однако беглецы с боем прорывались через заграждения, да и сами служилые казаки, приставленные ловить беглых, очень часто присоединялись к ватагам переселенцев, искавшим вольной жизни без бояр и приказных людей. Движение землепроходцев намного опережало государственное устройство территорий, которые они занимали.

Первым русским поселением в Приамурье считается освоенный казаками Хабарова в 1650 году городок даурского князя Албазы, в котором он прожили до лета 1651 года и который в последствие стал центром русского приамурского уезда, Албазином.

Новый, подлинно русский этап Албазина начался в 1665–1666 годах, когда сюда пришли 84 казака и крестьянина во главе с Никифором Романовичем Черниговским, подданным Польши, попавшим в русский плен во время «Смоленской войны». По сути, это была «ватага беглых», пытавшаяся скрыться на Амуре после убийства илимского воеводы Л. А.Обухова. Свой поступок потом они объясняли так: «...за невозможное свое терпение, что он, Лаврентей, приезжая нам в Усть-Киренскую волость, жен их насильничал, а животы их вымучивал». Черниговского и еще семнадцать человек заочно приговорили к смертной казни, так что спасительный вариант был только один, бежать на Амур. Здесь беглецы поставили на месте Албазинского городища острог, а потом принялись собирать ясак с местного населения и отправляли его исправно в Москву, тем самым стремясь получить амнистию от царя за свои преступления.

Успехи в пополнении царской казны оказались столь ощутимы, что в 1672 году сибирские власти обратились к государю с просьбой о помиловании албазинцев. Просьба была удовлетворена. В том же году вышел царский указ: «В день святого ангела великого государя всея Руси повелеваем сжечь грамоту нашу о казни вора и грабителя Никифора Черниговского со товарищами. Воров тех милуем, и надобно их сыскать и отныне ворами не злословить, осыпать почетом и наградам. Никифора Черниговского именем нашим, великого государя всея Руси, ставим приказчиком Албазина, а рать его именуем русским воинством царским и шлем жалованье две тысячи серебром».

Приговоренный заочно к смертной казни, Никифор Черниговский был прощен и в 1672 году назначен приказчиком Албазина. И уже в 1675 году, по просьбе даурского населения ходил в поход по реке Ган, правый приток реки Аргунь, для того чтобы помочь возвращению на Амур населения, насильственно уведенного оттуда маньчжурами.

Во второй половине XVII столетия хозяйственное и административное освоение Приамурья ознаменовалось крупными успехами. В течение нескольких лет на Амуре появлялись лишь отдельные немногочисленные группы казаков и промышленников. Но по мере развития вольного края в Албазин стали стекаться казаки и крестьяне.

«Решили албазинцы жить по своему, поставить вольный на городок Амуре и дела решать по сговору, всем казачьим кругом, от Нерчинска отгородиться и с московским царем жить в ссоре. На круг пускать только вольных казаков. Слава прошла далеко о безвоеводской, вольной и сытой жизни на Амуре-реке. Потянулись туда гулевой, босой, рваный люд. Около Албазина пришлый народ селился вольно. Облюбовав удобное место, пришельцы расчищали его от леса и селились, земли было немерено и всем хватало. Трудился народ по-разному, кто пахал пашни, кто промышлял соболя, кто за ремесло взялся. Вскоре на свой страх и риск появились и купцы, обосновались наскоро, лавки поставили в косой ряд и торговлю повели. Амурские эвенки, ясашные люди из далекой тайги тянулись к укрепленному городку, ведя здесь меновую торговлю и ища защиты. Так и потекла у албазинцев своя вольная жизнь, и без воевод и без царя».

Русские землепроходцы, «гулящие» люди и пришедшие вместе с ними земледельцы-крестьяне, заняв Приамурье, начали застраивать и обживать этот край сначала в его верховьях, где были «хлебные» земли, затем спускались ниже и ниже по течению Амура. Опорными пунктами развертывания хозяйственной деятельности на Амуре стали построенные землепроходцами Албазинский, Ачанский, Кумарский и Косогорский остроги. Остроги, возникающие по пути следования первопроходцев, строили на совесть, поскольку от этого напрямую зависели человеческие жизни. Вокруг них разворачивались торговля, ремесло, скотоводство, рыболовство, огородничество, устраивался быт, складывались взаимоотношения с местными жителями. От интенсивности русского заселения и развития хозяйства русских поселенцев зависела и оборона Приамурья, да и всей Сибири от иноземных захватчиков.

Вместе с появлением русских людей на Амур пришла и христианская вера, а также обычаи и народное врачевание. Но все же главным рычагом воздействия на местных жителей была экономика. Так, например, принявших новую для себя веру христианская церковь освобождала от ясачной зависимости, им также предоставлялись другие льготы социально-экономического характера.

В связи с тем, что основную часть русского населения в ту пору составляли мужчины, церковь не препятствовала заключению их брачных союзов с аборигенками. Не препятствовали, а порой даже поддерживали подобные начинания и сами местные жители. В таких браках рождались наиболее здоровые дети, быстрее шел процесс культурного взаимообмена, более тесными становились контакты. Церковь также не порицала совершение местных культов жителями, принявшими крещение. Таким образом в местную культуру вносились славянские обычаи, элементы их быта. Шел процесс взаимообмена передовыми на то время хозяйственными и ремесленными технологиями. Аборигены перенимали у русских людей суть ведения огородничества, бондарное дело, умение пользоваться различными инструментами, которые привозили переселенцы, элементы изготовления одежды. Русские, в свою очередь, учились более сноровистому промысловому делу, охоте, рыбной ловле, изготовлению лыж с обтянутой кожей скользящей поверхностью и другим местным «изобретениям».

К 80-м годам в Приамурье била ключом русская жизнь.. Русская колонизация захватила не только левый, но и правый берег Амура и Аргуни, то есть нынешнюю северную Маньчжурию. Русские землепроходцы, главным образом казаки, проникали и в Приморье и на Нижний Амур. Приамурье было даже более обжито, чем Забайкалье». В исторических актах после прибытия Е. П. Хабарова на Амур, затем во время деятельности Онуфрия Степанова, а также в период «казачьей вольницы» на амурской земле в 60—80-е годы XVII столетия, свидетельствует даже простой перечень имевшихся здесь русских селений, слобод, деревень, заимок: Усть-Аргунская, Покровская, Перелешино, Игнашино, Солдатово, Озерная, Солдатово, Андрюшкино, Паново, Ильинское, Монастырщино, Верхне-Зейское, Селемджинский острожки, на правом берегу Амура Кумарское..

Однако первые шаги хозяйственного освоения Приамурья носили все же частный характер и потому не имели большого государственного значения. Уже к 80-м годам XVII столетия в Приамурье было около 800 русских пашенных крестьян, казаков и промышленников, что по масштабам Сибири XVII века, цифра весьма значительная.

Хотя основным направлением деятельности русского царизма на Амуре оставался сбор ясака как основа пополнения государственной казны и его отправка в Сибирский приказ. Прибывавшие на Амур пашенные крестьяне на преобразованной мирным трудом земле, снабжали Забайкалье, гарнизоны острогов на Зее, Бурее и Аргуни и быстро растущее население Приамурья выращенным здесь хлебом. Хозяйственное освоение Приамурских земель русскими переселенцами не исчерпывалось земледельческой деятельностью. Важное значение имела промысловая и торговая деятельность. Промышленные люди шли из Якутии и Прибайкалья на Зею, Бурею, промышляли соболя, лис, белку, изюбря и в низовьях Амура, и на побережье Охотского моря. Велись поиски рудных ископаемых, на Амуре, в Белых горах между устьем Селемджи и Зеей. Сами албазинцы промышляли охотой и рыбалкой , а главным ремеслом стало кузнечное. Кузнецы были людьми «служилыми» и главным образом выполняли государственные заказы.

Важное значение придавалось поиску соли. В Нерчинск и Албазин она доставлялась из казенной Усть-Кутской и частной Ангарской солеварен вьюками на лошадях промышленными и служилыми людьми. Перевозка ее была очень трудной и дорогой.

Приамурье, как и Забайкалье, постепенно втягивалось в торговые связи с сибирскими районами и даже с европейской частью страны. В торговых операциях участвовало нарождавшееся сибирское купечество и крупные российские купцы, которые нередко целые годы проводили по приамурским селениям сами или их приказчики, и хорошо знали нужды этих мест, имели связи с местным населением. Они создавали артели зверопромышленников, скупали меха, особенно соболинные. Водные и сухопутные коммуникации связывали Албазин с Нерчинском, Якутском, Тугиром. Русские купцы проникали в бассейн реки Уссури, вели торги в низовьях Амура и, очевидно, неоднократно посещали Сахалин.

На Запад увозили большие партии соболинных шкурок, а оттуда привозили ремесленные изделия, грубый холст, сермяжное сукно, овчины, шубы бараньи, сафьян, кумачи, миткаль, попоны, медные и чугунные изделия, зеркала, ярославские, бумагу, церковную утварь, хмель, винные ягоды.. Важную роль играли торговые люди и в хлебной торговле. Помимо доставки хлеба, они сами «заводили пашню большую и хлеб всякий сеяли», строили мельницы. Торговые люди оказывали финансовую помощь администрации, ссужали, например, воеводу для выплаты жалованья служилым людям, помогали им в закупке боеприпасов

На всем протяжении Амура слышалась русская речь. Несмотря на свое «порубежное» положение, Приамурье оказалось наиболее заселенным районом Забайкалья.

На протяжении почти десяти лет, с 1649 года, русские люди, не смотря на чудовищные препятствия и неимоверные трудности сумели освоить огромную территорию, привести в российское подданство местное население, собрали и отправили ясак, оцененный в 8654 рубля. К концу XVII века в Приамурье уже была сформирована сеть русских поселений, ставших центрами русской торговли, очагами русской культуры и хозяйственной деятельности. Достаточно сказать, что только после 1658-го по 1663 год в столицу вывезли пушнины более чем на 18 тысяч рублей. Местное население полностью признало власть России и регулярно платило ясак русскому царю. Испытавшие ужасы вторжения маньчжуров, разорение и угон в плен, увидели в российском подданстве, единственную возможность сохранить свое существование.

В 1682 году московское правительство, понимая важность закрепления русских на Амуре, учредило в Албазинском остроге воеводство, а первым воеводой назначило сотника Алексея Толбузина. У нового воеводства появился герб с изображением одноглавого орла с распростертыми крыльями. Все важные документы скреплялись серебряной печатью, где изображен тот же орел и сделана круговая надпись: «Печать великих государей Сибирские земли Албазинского острогу».

Политическая обстановка на Дальнем Востоке всё больше зависела прежде всего от отношений между двумя наиболее сильными государствами Россией и Китаем. Неизбежно возникала проблема государственного размежевания между Россией и Китаем. Вряд ли расширение жизненного ареала русскими могло понравиться ближайшим соседям по Дальнему Востоку. Маньчжурские правители в Китае не хотели устанавливать общих границ с Россией. Опасаясь за свои вотчинно-династические интересы в Маньчжурии и надеясь в дальнейшем активизировать политику внешних военных захватов.

С самого начала процесс распространения влияния русских на Амуре оказался под пристальным вниманием со стороны Цинского правительства Китая. Маньчжурские лазутчики докладывали в Пекин, что русские люди на Амуре построили от устья реки Аргунь до Албазина более десятка поселений. Между Албазином и устьем реки Сунгари имеется также более десяти населенных пунктов. Эта информация была небезосновательна.

Маньчжуры относились к русским поселенцам на Амуре весьма агрессивно, и албазинцы понимали, что опасность может наступить в любой момент. В 1683 и 1684 годах неприятель активно готовился к осаде Албазина, захватывая в плен казаков, чтобы получить от них информацию о состоянии крепости.

Причина вытеснения русских людей понятна, положение Албазинского острога с каждым годом все больше укреплялось, некоторые даурские и эвенкийские князья переходили на российскую сторону, а это означало, что их уже не обложить данью. С другой стороны, казачья вольница тоже не всегда вела себя мирно, совершая самовольные набеги на маньчжурские территории. Причем обиды на русских были давними. Еще в 1670 году в Нерчинск к сыну боярскому Д. Аршинскому приехали маньчжуры с жалобой на албазинцев за их походы в низовья Амура. Нерчинскому приказчику ничего не оставалось, как запретить казакам самовольные вылазки и доложить об этом в Москву.

С начала 80 годов маньчжурские правители, подавив, сопротивление китайского народа, стали готовиться к широким завоевательным действиям против России, к захвату Приамурья и Забайкалья. Для этого они склоняли к союзу и северомонгольских феодалов.

Битва за Амур. (Часть 7) Казачья вольница.

Военной кампанией 1658 года завершилась война с Шведским королевством. Несмотря на отдельные удачи, России во избежание одновременной войны со своими заклятыми врагами, Швецией и Польшей, пришлось подписать в 1661 году со Швецией Кардисский мирный договор. По которому она отказывалась от всех своих завоеваний 1656-1658 годов и должна была, возвратить Швеции все свои приобретения в Ливонии. В результате этого несправедливого договора, Россия по прежнему оставалась отрезанной от морских берегов.

Однако три года перемирия со Швецией пролетели незаметно, а возобновленная война с Речью Посполитой приняли затяжной и изматывающий характер.

Изнурительная война России с Речью Посполитой вскоре окончательно истощила обе воюющие стороны. В 1661 года они приступили к мирным переговорам, которые оказались весьма трудными. И все же на западных границах России вскоре наступил долгожданный мир.

Появилась реальная возможность уделить приствольное внимание востоку страны. Государь и боярская дума на конец то обратились к сибирским проблемам, прежде всего к Амуру и Шилке. Обстановка там складывалась трагическая, грозящая России катастрофой. Нижний Амур Россией по сути дела был утерян, критическая обстановка складывалась и на Шилке.

Произошедшие перемены не могли не сказаться на политических настроениях коренных племён Приамурья. Они были крайне недовольны самим фактом ясачного обложения, эпизодической реквизицией запасов продуктов русскими отрядами, конфликтами на почве межличностных или групповых отношений. Следует учитывать и ту агитацию, которая, несомненно, велась среди «мирных» дауров имперскими эмиссарами. Использовавшийся ими при этом арсенал средств мог быть очень широк, от стимуляции ухода щедрыми материальными посулами, до физической ликвидации его противников.

К этому времени, те из них, которые некогда играли в регионе ведущую роль, таковую окончательно утратили. Дючеры уже давно переместились с берегов Амура на среднее течение Сунгари, а после казачьего набега 1659 года были эвакуированы в бассейн Янцзы. Тогда же усилились миграционные настроения среди дауров.

Поражение и гибель Степанова вызвали значительный резонанс в Русском царстве. В лице Степанова Россия потеряла тогда в Приамурье талантливого политического деятеля, который за шесть лет мирно привёл в её подданство пять племён, стал одним из активных участников впервые проведённой официальной разметки крайнего юго-восточного рубежа страны.

«Белый Тигр», так его называли маньчжуры, приводил в трепет народы проживающие в Приамурье на берегах рек Сунгари и Уссури. Обстоятельства гибели Степанова стали предметом пристального разбирательства российских властей. Новый якутский воевода П. Бунаков подверг опросу как лично Петриловского и Бекетова, так и всех пришедших с ними людей. Группа Петриловского во главе с ним была направлена в 1659 году Енисейск для дознания куратором всех зауральских владений России воеводой И. Ржевским. Наконец, Петриловский был доставлен в Москву, где в 1660 году дал показания по роковой для Степанова битве на Корчеевской луке специальной комиссии Сибирского приказа.

Поражает та оперативность и уровень правительственной реакции по этому поводу Они не соразмерны с фактом гибели хоть и незаурядного, но, всё же, одного из многих командиров землепроходческих отрядов. Почему его смерть столь взволновала столицу. Это прежде всего было связано с тем, что происходящее в Приамурье напоминало территориально-политическую катастрофу. Региональная стратегическая инициатива переходила к Империи Цин. Москве стало ясно и понятно , что этому району необходима экстренная помощь.

На какое-то время маньчжуры ощутили себя силой, господствующей на данной территории. Это подвинуло их на бессмысленную жестокость. Весной 1659 года отряд имперской кавалерии, пройдя Хинганским «горлом», атаковал на Амуре караван русских беженцев, шедших из Забайкалья к Албазину. Около 300 человек было убито, несколько десятков захвачено в плен, но последующие события показали, что подобные действия будут иметь адекватный ответ.

В сложившейся для них благоприятной военно-политической обстановки на берегах Амура, действия маньчжуров выглядели непоследовательно. У них имелись предпосылки для того, чтобы, развивая успех, начать в конце лета 1658 года наступление на Албазин, но они ограничились разрушением оставленной русскими Кумарской крепости и организацией патрулирования отрезка Амура между устьями Сунгари и Зеи.

Не смотря на то, что уход в Якутск групп Бекетова и Петриловского существенно ослабил российскую сторону, осенью 1659 года воевода Пашков направил вниз по Амуру сотню казаков под командованием своего сына.

Хотя и закончился, наконец, кровавый, полный тревог и житейской неустроенности амурский поход, не смогли казаки смириться с тем, что все труды оказались напрасными и Амур придется уступить маньчжурам. Скорее всего, это были люди из эвакуированного гарнизона Кумарской крепости, Поэтому их действия явно носили характер возмездия.

В целом, этот поход имел вид разведывательного набега, который не преследовал определённых территориально-политических целей. Он уже не мог ни принести новых территориальных приобретений, ни стать причиной удержания прежних рубежей. Столь малый отряд не мог переломить общего хода событий, но и маньчжуры, видимо, были столь уверены в своей безопасности, что не выставили заслоны и пикеты по Амуру и Сунгари.

В результате, казаки беспрепятственно вошли в Сунгари. Здесь удару подверглись поселения эвакуированных дючеров и сожжена стоянка флотилии близ современного Харбина. Конечным пунктом их похода был город Мукдэн.

Казаки, подобно урагану ворвались в коренной маньчжурский домен. Вскоре казачья флотилия появился на дальних подступах к Мукдэну, придав огню и разорению побережье Сунгари. Но по истечению времени, казачий отряд был встречен в верховьях Сунгари, превосходящими силами выдвинутого из «Священной столицы» армии с артиллерией, После упорного боя, русские вынуждены были отступить, но отошли они в полном боевом порядке, после чего двинулись по Сунгари и Амуру на Запад , испепеляя всё на своём пути. Гарнизон крепости Нингута, находясь в тылу у казаков, ничем не помог вступившим с ними в бой войскам из Мукдэна. Бездействовал он и тогда, когда противник спокойно проследовал назад по Сунгари.

Прорыв в коренной маньчжурский домен стал причиной запроса самого императора Фулиня. Представители имперской власти на местах с растерянностью отвечали: «Наши войска не смогли полностью уничтожить русских ... Поэтому русские продолжают появляться в этих местах»

В 1661 году Пашков отправил ещё один отряд, командовал им Бекетов. Крайним пунктом продвижения стали руины оставленной и затем разорённой маньчжурами Кумарской крепости. Скорее всего, цель данного похода состояла в изучении возможности и перспектив восстановления этого стратегического пункта, главного форпоста русских, на дальних подступах к Верхнему Приамурью и Забайкалью. Однако время уже было явно упущено, имевшихся у Нерчинского воеводства сил хватало лишь для обороны Забайкалья.

После неожиданной смерти в 1660 году стольника Дмитрия Зиновьева, намечавшегося на смену воеводе Афанасьеву Пашкову, глава Сибирского приказа князь Трубецкой поручил решение этого вопроса тобольским властям, лишь известив их, что в Нерчинск надлежит послать теперь уж не воеводу, а приказного человека.

20 октября 1659 г. из Москвы в Якутск была отправлена грамота воеводе М. С. Лодыженскому с приказом о замене Пашкова на воеводском посту в Даурской земле тобольским сыном боярским Толбузиным . Первоначально планировалось сделать новым даурским воеводой московского дворянина Д. И. Зиновьева, уже бывавшего на Амуре с проверкой, но потом от этой идеи отказались. Без малого через год царский указ доставили в Якутск. Толбузин застал Пашкова в Иргенском остроге. Уже оттуда, приняв дела, 25 мая 1662 года отправил его с челядью в сопровождении якутских служилых людей за Байкал.

Никакой реальной силы для решения Амурской проблемы несостоявшийся даурский воевода Пашков уже не представлял. Пашков и сам понимал, что недолго осталось ему воеводствовать. А у него были некоторые надежды на новый поход по Амуру , он мыслил разжиться здесь добром, чтобы хватило и себе на всю оставшуюся жизнь, и детям и внукам. Старался не упустить последних оставшихся возможностей. Без жалости обирал и тунгусов, и остававшихся еще в отряде охотников-промышленников, и служилых людей. Повязал всех долгами, кабальными записями. 

От полутысячного войска, пришедшего с Пашковым в Забайкалье, осталась едва ли сотня человек. Все остальные погибли в боевых стычках с аборигенами, умерли с голоду и от непосильной работы, позамерзали в студеные зимы или разбежались. Из этого можно сделать вывод о том, что первый воевода контролировал только незначительную часть Забайкалья.

В августе 1661 года воевода послал из Иргенского острога 72 служилых человека и 20 ясачных тунгусов во главе со своим сыном Еремеем «на великого государя непослушников, на тунгусские улусы в поход». Однако целью похода был все тот же грабеж. Об этом вполне определенно писал протопоп Аввакум. НаканунеВторжение маньчжуров в Приамурье и Нерчинский договор 1689 г. // Русско-китайские отношения в XVII в. М., 1972 похода Пашков, мучимый недобрыми предчувствиями, призвал шамана, чтобы узнать, удачен ли будет поход.

В это время не простая ситуация была у Нерченского воеводы Лариона Толбузина, в трёх острогах «в Нерченском да в Ыргенском и в Телембинском» осталось только сорок шесть человек, «и те нужны и бедны, служат вам, великим государем, шесть лет без вашего государева жалованья».

В мае 1662 года и зимой 1663 года он пишет якутскому воеводе И.Ф. Голенищеву-Кутузову, и просит о помощи людьми. С подобной же просьбой обращается к енисейскому воеводе И.И. Ржескому, просит о присылке «мимо Братского острога» хлеба и прибавочных людей. Извещает, что из Якутска через Тунгирский волок это сделать невозможно, и что если ему не поможет Енисейск, то им «всем помереть будет голодною смертию».

Не получив от них поддержки, Толбузин приходит к заключению, что без помощи столицы ему Шилки не удержать. Начинает одного за другим отправлять в Москву гонцов с информацией об обстановке в Забайкалье. 17 марта 1663 года пишет в Сибирский приказ отписку, в которой сообщает о своем прибытии в даурскую землю, сложностях обстановки, малолюдности острогов, голоде, и сдержанно просит помощи.

Информация о критическом состояние дел на Амуре и Забайкалье , судя по всему, были воспринята в Сибирском приказе с должным вниманием. Об этом свидетельствует тот факт, что в 1663 году начальник Сибирского приказа окольничий Р.М. Стрешнев приказал срочно направить в даурские остроги из других сибирских городов «добрых охочих» служилых людей и обеспечить их так, чтобы «никаких нужд не было». Только на «хлебную покупку» ассигновалась огромная по тем временам огромную сумму. Служилым людям, пожелавшим остаться в даурских острогах на постоянную службу, было обещано «прибавочное» жалование.

Еще в 1658 году Пашков по совету своего сына, ходившего на разведку вниз по Амуру, принял решение строить главный Даурский острог на месте Албазинского городище, немного пониже устья речки Албазихи, в которая с другой стороны впадает в Амур.

Место это они выбрали не случайно. Албазинский острог, стоит в широкой долине Амура на высоком береговом мысу. От Албазина по Амуру до Аргунского устья вверх ходу дней десять, а вниз от Аргунского устья шесть дней, а от Албазина вниз до Зейского устья ходу две недели. Еще люди, побывавшие там с Хабаровым, рассказывали, что богато оно и лесом и зверем и рыбой, а земля плодородна и удобна для хлебопашества. Пашков писал об этом в Москву, то есть согласовал место возведения острога с центральными властями, как нового опорного пункта на Амуре.

Этим решалось сразу несколько задач, расширялась территория ясачного сбора, обеспечивалась защита Нерчинского острога с востока, а наличие у Албазина пашенных земель позволяла обеспечить себя хлебом.

Для главного Даурского острога еще по приказу Пашкова на Ингоде срубили 8 башен и 200 саженей городового леса на стены. Плоты с лесом сплавили к Нерче, где их было приказано зачалить к берегу. В 1659 году, во время бури, часть из них разбилась и была унесена течением вниз по Шилке. Однако большая часть леса в плотах сохранилась.

По приказы Толбузина, нерчинские казаки в составе 70 человек пошли к Албазинскому городищу возводить там острог. Они сплавились на этих самых плотах вместе с лошадьми, тем самым сократили время возведения острога и имели возможность весной распахать землю и произвести первые посевы.

Илимские беглецы с Никифором Черниговским во главе пришли в Албазин двумя годами позже. Они, тоже приняли участие в сооружении острога. К 1665 году, в остроге было больше сотни казаков.

Новый, подлинно русский этап в истории развитие Албазина и всего Русского Приамурья начался в 1665-1666 годах и был обеспечен этнической энергией казаков, когда туда переселились из Забайкалья группа из 84 буйных и свободолюбивых казаков и крестьян, во главе с Никифором Черниговским.

Имя Никифора Черниговского стоит в одном ряду с именами Василия Пояркова, Ерофея Хабарова, Онофрия Степанова-Кузнецова. С этими именами связан выход Русского государства на берега Амура.

Никифор Черниговский был ярчайший представитель казацкого этноса середины XVII века. В составе войска Запорожской Сечи он воевал против Русского государства на стороне поляков в Смоленской войне (1632—1634 годы). Был ранен, попал в русский плен, а в 1638 году сослан в Сибирь, в город Енисейск.

После окончания войны, по условиям мирного договора пленных должны были отпустить на родину. Но не все этого пожелали. В челобитной воеводы Вологды Петра Сабурова от «“Генваря в 7 день” написано про Никифора:

«Взят де он под Новым Городком Северским и сослан на Вологду в тюрьму. И ноне де он в Польшу идти не хочет, а хочет служить государю на Вологды с черкасы. А в роспросе сказался черкашенин Брягильского повету. А хочет служить государю, в Литву идти не хочет».

Помотавшись по всем сибирским острогам, Никифор Черниговский в конце концов оказался в самом дальнем углу русского царства в Илимске на реке Лене. Более точный срок службы Черниговского в Енисейске исчисляется с 1637 по 1649 год, около 12 лет. Затем Никифор попадает на реку Лену.

При образовании Илимского воеводства в 1649 году Никифор был переведён из Енисейска в Илимск. В 1648-1649 году Никифор числился рядовым казаком, а затем был назначен казачьим пятидесятником.

Здесь, гордый и свободолюбивый запорожец, поднял восстание и собственноручно убил илимского воевод Обухова, патологического садиста и мздоимца, а затем ушел, спасаясь от наказания, с товарищами на Амур.

«За невозможное свое терпение, что он, Лаврентей, приезжая к нам в Усть-Киренскую волость, жен их насильничал, а животы их вымучивала». В числе пострадавших от произвола воеводы был и служилый илимский человек Черниговский, бывший ссыльный, происходивший из Речи Посполитой.

Понимая, что теперь от московского царя ему может быть гарантирован только топор палача, Никифор Черниговский во главе отряда из 84 восставших казаков ушел в Приамурье. Царь Алексей Михайлович заочно приговорил Черниговского с детьми и товарищами, 17 человек к смертной казни, а еще 46 человек к наказанию кнутом и отсечению руки.

Продвижение по Лене отряда Черниговского, сопровождалось грабежом, ясачных людей, пашенных крестьян, приказных, о чём было много отписок. Справедливости ради следует сказать, что это был не чистый грабёж, кое за что люди Черниговского расплачивались.

Миновав Нижне-Киренскую волость, Никифор Черниговской со своими людьми приплыл в Якутское воеводство на Чечуйский волок. В 1666 года отряд казаков во главе с Никифором Черниговским, вышли по реке Олёкме на верхний Амур.

В шестидесятых годах XVII столетия здесь в районе Албазинского острога возникла целая «казачья республика». В Приамурье на добрый десяток лет оставались только беглая вольница да «воровские казаки», которые в течение некоторого времени довольно прочно сумели обосноваться в крае, никому не подчиняясь.

Новые переселенцы на Амур решили восстановить Aлбазинский острог и выполнили эту работу к весне. Толстые бревна крепостных стен, уложенные со всей тщательностью вокруг крепости, составили правильный четырехугольник с башнями на углах. Под одной из башен были сделаны крепкие ворота, а над ними — приказная изба. В остальных башнях оборудовались помещения для жилья. Внутри острога построили склад-погреб для боевых припасов и амбары для продовольствия. Весной вырыли вокруг крепости широкий ров, заполненный водой, и насыпали защитный вал. К воротам построили перевалочный мост.

Талантливый администратор и дипломат, Никифор Черниговский учредил в Албазине казацкую республику по типу Запорожской Сечи, основал вокруг крепости несколько новых русских селений, стал регулярно собирать ясак, совершая грабительские набеги на окрестных аборигенов. В летнее время из Албазина высылались военные экспедиции вниз по Амуру для освоения новых районов и приведения их населения под русское владычество.

В свою очередь непокорные местные народы неоднократно совершали набеги на Албазин. Так, в июне 1669 года отряд казаков численностью 60 человек вышел из острога для сбора дани, в самом Албазине оставался лишь небольшой отряд русских воинов во главе с самим Черниговским. Этим воспользовались местные тунгусы, которые организовали набег на острог и, убив трех человек, захватили большие трофеи, коней и рогатый скот. Однако Албазин оставался в руках русских.

В первую же весну албазинские новоселы распахали близлежащие земли, а затем начали совершать походы в разные стороны и собирать ясак с уцелевшего местного населения. Поток переселенцев в Даурию, и в особенности беглых, был в конце 70-х годов так велик, что сибирская администрация была вынуждена поставить в 1678 г. на р. Лене, в устье Олекмы, заставу, чтобы воспрепятствовать их уходу туда по наиболее удобному пути.

Албазинская крепость росла. Даурские и маньчжурские тайные доглядчики дивились, сколь проворно хозяйствуют на Амуре казаки. Слава прошла далеко о безвоеводской, вольной и сытой жизни на Амуре, потянулся сюда из Сибири босой, рваный люд...

Вскоре близ Албазина стали возникать вольные земледельческие поселения: Солдатово, Покровская, Игнашино, Монастырщина, Андрюшкино, Озерное и Паново. Все эти села не признавали воеводской власти. Управлялись они, как и Албазин, по казацкому обычаю, вершились все дела кругом, казачьим собранием. Во главе каждого села стоял выборный старшина.

Основная масса переселенцев пришедшая на Амур вместе с Черниговским в 60-х годах прежде всего стремилась избавиться от феодального гнёта, но отнюдь не собиралась выйти за границы российского государственности, поскольку район Албазина вошёл в состав владений России ещё во времена похода Хабарова.

Русские переселенцы прибывавшие на Амур, не стремились к быстрой лёгкой наживе, а при поддержки атамана прочно оседали на присоединённых землях, основывая новые поселения и небольшие укреплённые городки. Около Албазина пришлый народ селился вольно. Облюбовав удобное место, пришельцы расчищали его от леса и селились. За тридцать лет существования Албазина его окрестности очень живо обустраивались сибирскими, более всего якутскими казаками, промысловым народом, «соболятниками».

Население Албазина и казаки и крестьянство, сложились из вольных переселенцев, лишь крайне незначительную часть составляли присланные в 1674 - 1677 годах ссыльные. Помимо крестьян там более или менее постоянно находилось несколько сот промышленников и «гулящих людей», занимавшихся пушным промыслом, самостоятельно пахавших пашни, нанимавшихся работать на мельницы и нанимавшихся на уборку урожая. Явились и купцы, обосновались наскоро, лавки поставили и торговлю повели.

Албазин стал настоящей казачьей вольницей. Казаки признавали себя подданными государя, а вот по отношению к администрации в Нерчинске проявляли полную независимость.

Как ни хороша была вольная жизнь, однако перед амурскими поселенцами встали неразрешенные, выражаясь по современному, внешнеполитические вопросы, связанные с угрозой маньчжурского нападения. Неопределенность своего положения, по видимому, хорошо сознавал и Никифор Черниговский. Полому он завязывает переговоры с Нерчинском, посылает туда умеренный ясак для государя, а также обильную мзду воеводе и нерчинским приказным. В 1674 году Никифор Черниговский просил царя о помиловании. Большую роль в судьбе албазинцев и Черниговского сыграл сам воевода Л. Толбузин .

Из отписок Л.Толбузина известно, что уже к осени 1666 года Н.Черниговский со своими людьми отстроили Албазинский острог. обложили ясаком местное население, завели пашню и сняли первый урожай. Но самое интересное, что в то время, как на Лене людей Н.Черниговского называли не иначе как «воры и даурские беглецы», у Л.Толбузина они «служилые люди», а Никифор «приказной человек».

Со стороны Л.Толбузина это, несомненно, был смелый шаг. Видимо непросто далось Л.Толбузину такое решение. Было из чего выбирать. Или получить в подкрепление готовый острожек со служилыми людьми, прикрывающий подступы к Нерческому острогу со стороны Амура, или вступить в борьбу с Н.Черниговским, попытаться схватить его. И это в то время, когда у него людей почти в два раза меньше чем у Черниговского, а среди ясачного населения была «шатость».

Новоявленные албазинцы невидали себя вне России и повели себя не по-сибирски мудро. Вместо того чтобы заняться грабежом аборигенов, как это было принято почти повсеместно, они с 1667 года взяли на себя функции сбора ясака с местного населения. После постройки Албазина переселенцы сразу же вяли на себя выполнение такой важной государственной функции как сбор ясака с перешедшего 50-х годах в российское подданство. Весь собранный ясак албазинцы исправно переправляли через Нерчинск в Москву. От нерченских воевод албазинская казачья вольница требовала не смешивать собранный ими ясак.

Московская администрация вначале сквозь пальцы смотрела на усиление Албазинской казачьей республики, успешно управляемой приговоренным к смертной казни бунтовщиком. Организовать карательный поход на Албазин царские воеводы в Сибири, конечно же, могли, но воевать с казаками ввиду усиления за Амуром китайской империи Цин, не очень хотелось.

По всей видимости, решение этого весьма щепетильного дела решил богатый ясак, который дальновидный запорожец Никифор стал регулярно отправлять в Москву. Впрочем, иного пути, кроме как попытаться замириться с Москвой, у Никифора Черниговского не было, запасы пороха, захваченные в Илимске, подходили к концу, а натиск маньчжуров из Китая все более усиливался. При посредничестве церковников и Толбузина конфликт в конце концов был исчерпан и уже в 1672 году запорожец Никифор был прощен и получил титул приказчика Албазина.

Эти действия были по достоинству оценены приказной администрацией и по новому указу царя в 1672 году Черниговский с товарищами были прощены и поверстаны на службу в Албазинском остроге. Дети Черниговского и товарищи их, сидевшие в тюрьмах в Илимском и Якутском острогах, были отправлены, первые с женами и детьми в Енисейский и Красноярский остроги, а другие, в Томский острог в пешую стрелецкую службу.

Так неожиданно единственный в истории Сибири «воровской» острог стал государственным. Мощь этого города с население в 800 человек была столь ощутимой, что в 1682 году московское правительство, понимая важность закрепления русских на Амуре, учредило в Албазинском остроге воеводство, а первым воеводой назначило сотника Алексея Толбузина.

После этого положение Албазина несколько укрепилось. Нерчинский воевода стал помогать Черниговскому и обратил внимание на устройство Приамурья. Казачья республика на берегах Амура, присягнувшая на верность московскому царю, была официально упразднена.

В конце 1678 года под благовидным предлогом представления царю Федору Алексеевичу запорожца Никифора выманили из Албазина в Москву, где после почти двухлетних мытарств по приказам этого опытнейшего военного и дипломата определили в Красноярск в «дети боярские», то есть на почетное медленное угасание от тоски и безделья.

Наиболее важной точкой русской опоры в Забайкалье явился основанный в 1654 г. Нерчинск. Из Нерчинска начали переселять на Амур крестьянские семьи. После подавления восстания Степана Разина, Албазино становится одним из мест ссылки «бунтовщиков», которым правительство выдавало даже ссуду на обзаведение хозяйством. Этим преследовались две цели: избавить помещиков от неспокойных крестьян и одновременно заселить вновь присоединенные земли. С 1658 он получил статус центра отдельного Нерчинского воеводства, все Приамурские остроги перешли в его подчинение. Окраинная земля Московского государства подпитывалась земледельческими силами, к 80-м годам в Приамурье мирно хозяйствовало более 1500 крестьян. Расположенные в благодатной долине Амура деревни под Албазином кормили своим хлебом не только земские остроги, но и каменистый Нерчинск. В Албазинском уезде засевалось ежегодно свыше тысячи десятин казачьей и крестьянской пахоты и свыше пятидесяти десятин так называемой государевой пашни. Таким образом, в 70-х — начале 80-х годах земледельческие селения крестьян, промышленных людей тянулись по берегам Амура, от устья Аргуни до Албазина и далее, на протяжение почти 400 километров, представляли довольно заселённым, обжитым и энергично хозяйственно осваивавшим русскими районе. Примечательно то, что развитие земледелия в Приамурье происходило без какой либо помощи государства. Согласно письменным источникам по Амуру от устья Аргуни до впадения реки Комары по реке Зее насчитывалось более 20 русских поселений: острожков, слобод, деревень и заимок. У слияния рек Шилки и Аргуни находились Усть-Аргунская слобода, немного ниже по Амуру, Амурская слобода. В устье притока Амура реки Вятки располагалась деревня Вяткина, в устье реки Урки , Перелешина заимка, еще ниже по Амуру, слобода Игнашино, немного выше устья реки Ольдой, деревня Паново и в полутора днях пешего пути до Албазина , Ондокомские заимки. Ниже Албазина находились деревня Чулкова, заимки Большая, Шингаловская, Монастырская, деревни Солдатово, Озерное, Ильинское и Погодаево, одна из крупнейших на Амуре, Покровская слобода и наиболее удаленная от острога , деревня Андрюшкина в устье реки Буринда. В 1677 году албазинские казаки возвели в верховьях р. Зеи Зейский острожек. В 1679 году в устье притока Селемджи реки Быса был основан Селенбинский острог, а в 1680 году в устье притока Зеи, реки Долонец, Доленский острог и, наконец, в 1681 году на Зее, против озера Бабек, новое Зейское зимовье. Крайним на востоке и последним по времени основания в Приамурье было Дукинское зимовье, возведенное албазинскими казаками в начале 80-х годов возле устья впадающей в Амгунь, реки Дуки. В 1665-1689 годах долина самого Амура была освоена русскими лишь примерно до устья Буреи и в верховья Амгуни, албазинцы добирались по реке Бурее, а не по Амуру.

Однако основной и не решаемой проблемой Албазина, являлась катастрофическая нехватка людей, без которых невозможно было ни защитить русские земли по Амуру, ни обеспечить их хозяйственное развитие. Казак Никифор Черниговский как и Алексей Толбузин, очень хорошо понимали всю сложность положения и в меру своих сил пытался его исправить. Последним славным деянием запорожского казака Никифора в Албазине стал его дальний военный рейд в 1675 году по правому берегу Аргуни и Амура, то есть уже по собственным землям китайского императора, с целью освобождения плененных маньчжурами славян и дауров.

Московскую Русь проблемы защиты и заселения огромного по территории края, по видимому, волновали куда меньше, страна быстро шла по пути окончательного всеобщего закрепощения крестьян, после которого никакие значительные переселения русских людей в азиатскую Украину, конечно же, становились невозможны.

В итоге с 1675 по 1680 годы в Албазин пришел только один царский обоз: он вез порох, свинец, немного семенного зерна и только шесть человек новых поселенцев мужского пола. Создавалось впечатление, что царскую администрацию больше заботили не очевидные военные приготовления Цинского Китая, а персональный статус Никифора Черниговского, который на Москве виделся слишком значительным для бывшего бунтовщика.

Сразу после отъезда Никифора Черниговского в Москву на его место был назначен приказчиком Григорий Лоншаков. Опытный горный инженер и неплохой дипломат, Лоншаков вместе с тем не имел сколько-нибудь серьезного военного и административного опыта. Московское правительство, понимая важность закрепления русских на Амуре, учредило в Албазинском остроге воеводство, а первым воеводой назначило сотника Алексея Толбузина.

У нового воеводства появился герб с изображением одноглавого орла с распростертыми крыльями. Воинственная птица в правой лапе держала лук, в левой, стрелу острием вниз. Все важные документы скреплялись серебряной печатью, где изображен тот же орел и сделана круговая надпись: «Печать великих государей Сибирские земли Албазинского острогу». До самых последних дней Албазина, которые по условиям Нерчинского договора завершились его разрушением, печать была в употреблении.

Если усиление влияния Московской Руси в крае зависело в эти годы только от личной инициативы немногочисленных казаков и прихода в край редких обозов с военным снаряжением, то усиление китайской империи Цин на правом берегу Амура носило планомерный, стратегически осмысленный характер.

В начале 1683 г. в рамках мероприятий по увеличению обороноспособности забайкальских и даурских острогов Якутский, Иркутский, Илимский, Нерчинский и Албазинский уезды были объединены в Енисейский разряд и отданы в подчинение енисейского воеводы, князя К.О. Щербатова. Он, осознавая опасность воен-политического положения в Приамурье, предпринял самые срочные меры по усилению даурских острогов людьми и воинскими припасами.

Албазинский острог с каждым годом все больше укреплялся, некоторые даурские и эвенкийские князья переходили на российскую сторону, а это означало, что их уже не обложить данью. С другой стороны, казачья вольница тоже не всегда вела себя мирно, совершая самовольные набеги на маньчжурские территории. Причем обиды на русских были давними. Еще в 1670 году в Нерчинск к сыну боярскому Д. Аршинскому приехали маньчжуры с жалобой на албазинцев за их походы в низовья Амура. Нерчинскому приказчику ничего не оставалось, как запретить казакам самовольные вылазки и доложить об этом в Москву.

«Буйные и своевольные казаки часто выходили из повиновения воеводам: не слушали посылаемых от них грамот и наказов, в которых запрещалось с „китайскими людьми заводить ссоры“, они не стеснялись творить всякие обиды и насилия не только над инородцами и китайцами, но даже и над своими русскими поселенными у Албазина пашенными крестьянами. Но особенно обижали и разоряли казаки китайцев, к которым подчас проявляли даже большую жестокость.

Хозяйственное освоение первопроходцами Приамурья и объясачивание местного населения лишали маньчжуров источников дальнейшего захвата пленных и поступления отсюда ценной пушнины. Кроме того, маньчжуры справедливо опасались, что примеру таких даурских и эвенкийских князей, как Гантимур, Туйдохунь, Баодай и Вэньду, добровольно перешедших со своими людьми к русским, могли последовать и другие племена не только левобережья и Верхнего Амура, но и его правобережья.

Участившиеся набеги маньчжурских отрядов, неопределенность пограничного положения, мешавшего закреплению крестьян на Амуре, диктовали необходимость установления нормальных отношений с Китаем. Русские попытались вести с Пекином дипломатические переговоры, причем этим вопросом озаботилась даже далекая, почти как другая планета, Москва. Однако маньчжуры и китайцы вели переговоры в характерном для них стиле, исходя из концепции Срединного государства, все не китайцы по этой концепции воспринимались как варвары, обязанные платить императору дань, изъявляя полную покорность.

Еще в 1653 году по почину московского правительства в город Пекин был направлен сын боярский Байков. Русское правительство было обеспокоено длительным отсутствием Ф. И. Байкова. Лишь в мае 1657 г. оно получило информацию, что русский посол задержан в Пекине в связи с походами казаков по Амуру.

Официальной целью этого посольства было уведомление богдыхана о здравии царя и получение сведений о ханском здоровье, действительной же задачей являлось установление торговых отношений. Посольство Байкова оказалось неудачным. Строптивый сын боярский, свято охранявший честь своего царя, столкнулся с не менее строптивыми чиновниками богдыхана. Байков полгода спорил о церемониале вручения верительных грамот и подарков. Он требовал, чтобы ему лично позволено было вручить все самому императору, а не через третьи руки. Вельможи богдыхана настаивали на своем, и Байков вынужден был покинуть Китай. Но поведение русского посла произвело на надменных маньчжур большое впечатление.

Непримиримая позиция цинского правительства в области дипломатического церемониала, по видимому, также произвела впечатление в Посольском приказе, наказная память разрешала С. Аблину и И. Перфильеву «государеву грамоту и поминки отдать бугдыхана царя ближним людям». Однако уступки царского правительства, отраженные в грамоте и наказной памяти, так и не были доведены до сведения маньчжурской стороны.

Битва за Амур (Часть 8) Осада Албазина.

В эпоху превращения захолустного по европейским меркам царства Московия в крупнейшую европейскую державу русское самодержавие не обладало ни навыками, ни механизмами для тотальной мобилизации русского населения и центральных областей страны к достижению каких бы то ни было крупных внешнеполитических задач. Полное отсутствие в русской правящей среде, привычки и механизмов к всеобщей мобилизации собственного народа вскоре убедительно доказала многолетняя, в финале проигранная Ливонская война и последующее лихолетье Смутного времени. Между тем, территориальное расширение Московской Руси, начиная с ХVI века, происходило высокими темпами.

Только между серединой ХVI века и концом ХVII века Московская Русь, в течение 150 лет подряд, в среднем ежегодно приобретала земли, равные по площади современной Голландии. К началу ХVI века Московское государство равнялось по площади всей остальной Европе, а присоединенная атаманом Ермаком Западная Сибирь по масштабу вдвое превышала площадь Европы. К середине ХVII века Московия, по сути без особых финансовых и материальных вложений, стала самым большим государством в мире. Это было колоссальное по протяженности, никогда, после Чингисхана и Тимура, более не повторявшееся в мире территориальное приращение?

1644 год стал рубежным в истории великой Китайской империи: господствовавшая около 300 лет ненавистная для китайцев, Минская династия рухнула. Последний император Минской династии Чун Чжэнь покончил с собой. Силой и хитростью китайский престол захватили маньчжуры, основавшие династию Цин.

В это исторический период, империя маньчжуров Цин была на пике своего могущества и в зените славы. Воинственные маньчжуры, совсем недавно и окончательно покорили Китай, и дух завоевания у них не иссяк.

И теперь, китайцы, этот могущественный во всех отношениях народ, управлялся хотя своим законом, изданным философами, но фактически правителями Китая являвшимися различные инородцы, большей частью чисто монгольского племени, малочисленного, необразованного по-китайски, не понимающего значения труда, промышленности и торговли, даже совершенно незнакомого с письменами. Одни правители Китая из инородцев, после того как вполне окитаивались и усваивали китайскую цивилизацию, изгонялись из Китая другими инородцами, также необразованными.

В 1679 году цинский император Канси, умный политик и умелый администратор, мягко отстранил от власти своего родственника, князя Сонготу, и взял управление Китаем полностью в свои руки. Он вёл себя как хозяин «драконового трона» отнюдь не лучезарно, а всё более напористо и жёстко. Внешняя политика Цинского двора в XVII —XVIII веках приобрела формы активного и агрессивного характера, особенно после завоевания юго-западных территорий Китая и подчинения Тайваня.

А успехи колонизации русскими поселенцами бассейна Амура и неуклонное приближение границ Российского государства к территории маньчжурского домена представляло реальную угрозу Цинам. Канси был волевым, решительным и последовательным сторонником изгнания русских людей с берегов Амура. Появление русских на Амуре он расценили как угрозу своим интересам, хотя Приамурье никогда не входило в состав Китайской империи. В первой половине XVII века, когда русские землепроходцы искали пути в бассейн Амура, маньчжурское влияние здесь уже было весьма значительно. Целью их походов в Приамурье был не захват территории,а поборы и угон пленных, которых маньчжуры использовали в качестве государственных рабов.

Проникновение русских в Приамурье, объясачивание местного населения лишали маньчжуров источников живой силы и ценной пушнины. К тому же русская политика в крае была успешной и привлекала к Российскому государству все большее число представителей местного населения.

В Приамурье с 1660-х гг. китайцы продолжили политику выжженной земли» путем увода коренного населения во внутренние провинции Китая. Маньчжуры, презирающие соседние племена варваров, не соблюдали никаких моральных и правовых ограничений в ведении военных действий. Их опустошительные и кровавые набеги происходили без объявления войны и носили грабительский характер.

Напротив, русским постепенно удалось включить Приамурье в состав своего государства и привести в подданство местные народы. Успех русских в Приамурье объяснялись, в частности, политикой в отношении местных народов, представлением им широкой автономии, пресечением злоупотреблений должностных лиц и казаков в их отношении.

Все это ставило маньчжуров перед лицом серьезной угрозы в этом обширном крае и могло повлиять на положение цинской династии во всем Китае.

Во избежание надвигающийся с Севера военной-политической катастрофы, император Канси начал готовиться к большой войне против русских и, имея определенный опыт взаимодействия с ними, не надеялся на легкую победу. Важным компонентом этой подготовки была дипломатическая предпосылка агрессии. По крайней мере, цинское правительство создало целую серию исторических документов, согласно которым земли Приамурья, более 40 лет принадлежавшие России, объявлялись «захваченными, воровским образом занятые». Формировалось общественное мнение об отторжении этих земель Россией от Цинской империи.

Приамурье в прошлом заселяли народы, родственные корейцам и были чуждые китайским и манчжуро-монгольским племенам. Местные племена до прихода русских не были подвластны ни Цинской империи, ни каким-либо другим государствам. В тех областях Приамурья и Приморья, куда пришли русские поселенцы и власти, не было маньчжурских или китайских властей, не было ни китайского, ни даже маньчжурского населения. Не существовало также постоянных экономических связей местного населения с Китаем. Для присутствия Московского царства на Амуре наступали непростые времена.

К началу второй половины XVII века создаются необходимые политические и экономические предпосылки для установления официальных и регулярных взаимоотношений между Москвой и Пекином. Главную роль в этом играли рост могущества, а также расширение пределов Русского государства в Восточной Сибири и присоединение к собственно Китаю значительных территорий в Маньчжурии, бывших родовыми владениями новой Цинской династии, подчинившей Китай.

Однако Россия, понимая свою слабость на Дальнем Востоке, старалась разрешать проблемы взаимоотношений с Китаем посредством торговых и дипломатических посольств. К середине XVII века в русском правительстве пришли к выводу о необходимости установления дипломатических отношений между Россией и Китаем. Несмотря на то, что в Москве и не представляли даже на каком расстоянии от Приамурья расположен Китайская империя.

Россия не раз пыталась установить добрососедские отношения с Китаем. Но ни миссия Ф. Байкова в 1654-1658 годах, ни миссия И. Перфильева и С. Аблина в 1658-1662 годах не увенчались успехом. Дипломатическая миссия Байкова предполагала установление дипломатических и торговых отношений с Китаем и попутное изучение обстановки в стране. Байкова встретили в Китае недружелюбно из-за недавнего столкновения русских купцов с маньчжурами на Амуре в сентябре 1656 году. Ему было предложено покинуть Пекин. Прошло около пятнадцати лет, прежде чем начались новые переговоры.

Чуть больше везения пришлось на долю следующего посольства И. Перфильева и С. Аблина. К императорскому двору их не допустили, но торговля в Китае была разрешена. После этого постепенно стала выстраиваться система взаимоотношений с цинским правительством на региональном уровне через установление контактов с нерчинским воеводой.

В начале 1675 года в Китай двинулось торжественное посольство во главе с Николаем Гаврииловичем Спафарием. Несмотря на то, что Спафарию удалось три раза быть на приеме богдыхана, интересующие Москву вопросы не были разрешены. Русский посол и маньчжурские правители не смогли между собой договориться.

Новый император Канси с 1662 года предлагал установить мир в пограничных областях, чтобы “жить в миру и радосте”. Мирная направленность внешней политики Канси оставалась на словах, к русским летели пока молнии дипломатической лжи. Он посылал в приказ внешних дел письма, смысл которых сводился к следующему, «русские неоднократно грабили земли Амура, а также проникли в бассейн реки Зеи, построили здесь жилища и освоили местность. Мы приказывали сановнику Миньаю отвезти им указ, чтобы они вернулись обратно на свои исконные места… Русские, вторгшиеся в пределы нашего Амура, тревожат звероловов, убивают население. Мы уже посылали войска, но усмирить их не могли. Прошло несколько лет, и ныне стало известно, что русские расселились вдоль всего течения реки Буреи и реки Амгунь…» В этом указе Сюанье трижды говорит о русских грабежах. И дело представлено так, будто ранее Приамурская долина принадлежала маньчжурам. На деле шли активные приготовления к военным действиям.

Император, разрабатывая планы дальнейших действий, обратился к советникам со следующими словами: «Если вы не накажете их с помощью военной силы, то разве они поймут, что такое наказание и страх? Они и впредь будут совершать набеги». И в связи с этим он принял решение о походе и искоренении их.

Для начала Канси заслал под Албазин своих лазутчиков Лантаня и Пучуня с отрядом, якобы для охоты на оленей. До Албазина лазутчики добирались шестнадцать дней. Когда Лантань собрался, наконец, уезжать, русские подьячие Лоншакова преподнесли китайцу ценный подарок. Наивные люди не подозревали, что главный их «подарок» уже лежал в походном вьюке Лантаня. Китайский разведчик получил полную возможность не только осмотреть, но даже зарисовать фортификационные укрепления Албазина. Обратно лазутчики плыли до Айхуня 15 дней.

Наивность великорусских подьячих обернулась резким ускорением военных приготовлений Китая. По результатам своего «охотничьего» разведывательного рейда Лантань составил детальный план военной экспедиции против Албазина. Было отмечено, что, ветхие деревянные укрепления оценили как «крайне слабые, словно изглоданные голодным ослом». Далее было указано, что зимний путь на Албазин невозможен, густые леса забиты снегом. Летом там проливные дожди.

Основываясь на докладе разведчиков в Пекине сделали стратегически правильный вывод, что русские придают большое значение строительству деревянных городов и считают, что могут сидеть в них без опасения и без заморских пушек разрушить их невозможно. К тому же продовольственное и материальное обеспечение войск представляло собой главную проблему для маньчжурского руководства. Географическая отдаленность региона, отсутствие достоверной информации о местности, климатических и погодных условиях, путях сообщения обусловливали сложность подготовки предстоящей военной кампании. Особое внимание маньчжурское командование должно было уделять вопросам стратегической и оперативной маскировки.

Почти тогда же Канси распорядился ремонтировать старые и готовить новые речные суда. В Гирине возводились новые верфи. Так как сухопутной дороги в Северное Приамурья нет, то предстоит через Сунгари и по Амуру вверх на судах, прямо к Албазину, можно доставить войска, провиант, и тяжелые орудия. Нужно передвинуть войска из Гирина и Нингуты, числом 1500 воинов, начать строительство военных судов, послать пушки, а также инструкторов. В двух местах, у Хэйлунцзяна и Хумары, построить деревянные города, которые будут противостоять русским. И в известный момент начать действовать». Для похода против русских укреплений на Амуре в 1682 году было выделено около 3 тысяч солдат, а затем еще 1,5 тысячи человек для постройки судов на реке Сунгари и укрепленных китайских пунктов на самом Амуре.

Под прикрытием разговоров с русскими о мире, шла активная подготовка к войне. Запасался хлеб, строились суда, набирались бурлаки и матросы, версталась в службу монгольская охрана провиантского каравана. Шел отбор коней в императорских табунах. Разведчики составляли карты по берегам Сунгари и опробовали маршрут. Несмотря на скверное знание местности, маньчжурский авангард все же занял плацдарм на правобережье. К 1683 году маньчжуры впервые предприняли попытку закрепиться в Приамурье.

На правом берегу Амура против устья Зеи была построена маньчжурами крепость Айхунь. Вслед за тем сооружены укрепленные городки Эсули и Хумара. Цинские войска запасали продовольствие, готовясь к длительной осаде русской крепости. В район будущего столкновения Цины начали стягивать пушки, отлитые в Китае католическими миссионерами.

Как база для нападения на Албазин была заложена крепость Айхунь, центр ново созданного Хайлунцзянского наместничества. «Шенцзин тунчжи» так описывает Айхунскую крепость: «от границы до этого места более 1 тысячи ли*». Шестью годами раньше был заложен город Гирин. Однако дела по подготовке похода не устраивали императора и Канси пришлось сменить двух главнокомандующих войском в Приамурье. Подробности тех дней, действия и распоряжения Канси, нашли отражение в имперских документах.

На Амуре и Сунгари в это время усиливались слухи о готовящемся, большом маньчжурском нашествии на русское Приамурье. Это заставило албазинцев еще раз просить помощи у нерчинского воеводы. Но и сам Нерчинск не мог похвастаться вооружением. Воевода Воейков доносил в Москву, что на складах ружья все перержавели, а иные попорчены. Вместо помощи военной силой, оружием и боеприпасами из Москвы пришло известие, что Албазину пожалован герб, а все новые Амурские земли отныне входят во вновь созданное Албазинское воеводство.

К сожалению внимание русского правительства в этот период было поглощено тяжёлой борьбой за Левобережную Украину в войне с Турецкой империей и Крымским ханством, а также антифеодальным народным движением в стране. В этих сложных условиях русское правительство несмотря на предупреждение от русского посланника Спафария, ограничилось тем, что дало нерченским властям довольно неопределённое указание строить остроги там, где « с Китайским государством и иными немирными землями и впредь ссоры не чаять».

Военные действия императора Канси, о которых ясачные тунгусы предупреждали московитов еще зимой 1682 года, разумеется, застали царское правительство врасплох. Извечный тренд русской внешней политики на Востоке, игнорирование «неудобных» фактов, заискивающие дружелюбные жесты и говорильня о мире сложился не вчера, уже Московская Русь ярко обозначила этот печальный тренд.

Однако, реальность маньчжурской угрозы заставила всё таки царское правительство провести ряд мероприятий для укрепления обороны Приамурья и отражения попыток маньчжуров вторгнуться в русские владения. С началом военных действий началась штурмовщина, что не сделали за годы и десятилетия, пытались сделать за один-два месяца. Горнозаводчика Лоншакова немедленно сместили, стало не до серебра. В 1682 году в Нерчинск был назначен воеводой способный военачальник И. Е. Власов. Тогда же в Приамурье было образовано Албазинское воеводство, первым воеводой в Албазине стал Алексей Толбузин, энергичный, толковый человек.

В Москве был произведен подсчет людских сил и ресурсов, которыми Россия располагала в районе возможного театра военных действий и вообще в Сибири. Поскольку за десятилетия, прошедшие с рейда Ерофея Хабарова, к осмысленной переселенческой политике так и не приступили, «воинского чина людей» пришлось собирать по всей Сибири буквально поштучно. Результаты оказались следующими: во всей Даурии насчитывалось около 2 тыс. служилых людей, 21 пушка, 485 пищалей, 143 пуда свинца.

Всего в Сибири находилось приблизительно 4-5 тыс. служилых; мобилизационные возможности за счет пашенных крестьян оценивались приблизительно в 25-30 тыс. ратников. И как всегда бывает на Руси, к началу штурма Албазина китайскими войсками эти люди, разумеется, не успели.

Поскольку соотношение сил было не в пользу русских войск, а на помощь центральных районов не приходилось рассчитывать не только из-за дальности расстояния, но и в связи с подготовкой похода против Крымского ханства, русские власти решили максимально использовать мирные средства для удержания края, предписав воеводам готовиться к обороне, но самим стараться не вызывать конфликтов.

Свои угрозы цинские власти подкрепили рядом военных демонстраций. Якуты и эвенки платившие ясак русским, сообщали о настойчивых попытках переманить их в цинское подданство. Накапливая силы в Маньчжурии Цинские войска, дислоцированные в Маньчжурии, не ограничивались только боевой подготовкой. Ими совершались военные походы на русские поселения и остроги в Приамурье.

В марте 1681 года к стенам Албазина прибыл отряд цинских войск, которые потребовали у казаков объяснения по поводу строительства на реке Зее русского острога, который мешал цинским чиновникам ездить собирать ясак. Албазинцы послали на переговоры делегацию во главе с казачьим десятником Ю. Лабой, который заявил цинским представителям, что местное население на реке Зее признало русское подданство и платит ясак России. Маньчжуры в ответ объявили район Зеи своей «исконной» землей и потребовали вывести оттуда русских людей, угрожая войной. Параллельно с подготовкой военной операции против Албазина маньчжуры проводили частные операции против русских поселений на Амуре ниже Албазина. В 1682 году китайцы выжгли Долонский и Селемджинский остроги, в 1683 году они разорили Зейский и Тугарский остроги, взяв в плен 29 русских подданных. Маньчжуры принялись разорять мелкие поселения и остроги в устье реке Зеи, в среднем Приамурье. Даже Амур выше Айгуня был перекрыт, русские суда перехватывались.

Постепенно у маньчжурского командования выработался план предстоящего военного похода против Албазина. Было принято решение начать операцию не летом, как предполагалось ранее, а зимой. Командовать операцией было поручено Сабсу и Валиху. Генералы получили строгие инструкции действовать осторожно, сообразуясь с обстановкой.

Замысел состоял в скрытном сосредоточении превосходящих маньчжурских сил и огневых средств вблизи русского острога с целью его штурма с нескольких направлений. Предполагалось провести операцию сходу, так как маньчжурское командование опасалось прихода в Албазин русского подкрепления.

Албазинские власти узнали от дауров, что цинские войска собираются совершить военный поход против русского острога по Амуру на судах и сухопутным путем по берегу великой реки. Слухи эти, хотя и были близки к истине, в тот год не подтвердились.

В 1684 году в Албазин с полком казаков прибыл первый воевода А.Л. Толбузин. Фактически Албазин превращался в основной опорный пункт обороны против китайского вторжения в Приамурье, хотя силы русских в этом регионе продолжали оставаться крайне ограниченными. По сообщению самого Толбузина, в Албазине в то время числилось всего 350 служилых и промышленных людей и вокруг города, 97 пашенных крестьян.

Завершив военные приготовления, маньчжуры направили в Албазин несколько посланий, требуя от русских покинуть острог, уйти в Якутск. Такие послания передавались, как правило, через пленных или местных жителей. Так в сентября 1683 года маньчжуры послали в Албазин двух русских пленных, с угрожающим указом Канси. Он требовал, не принимать перебежчиков, вернуть тунгуса Гантимура и весь его семисотенный клан, русские должны покинуть Албазин. Маньчжурское войско теперь и «на вечные времена» размещается по правобережью между Айхунем и Кумарой.

К лету 1684 года цинские войска были фактически готовы к активным военным действиям с русскими. Цинский двор явно переоценивал силы русских как в Приамурье в целом, так и в Албазине в частности, поэтому решено было нанести удар по самому чувствительному месту русских, по их продовольственной базе.

В июне 1684 года император Канси приказал цзянцзюню Сабсу, командовавшему маньчжурскими войсками на Амуре, подойти к Албазину и скосить все хлеба на полях русских, не дав им убрать урожай. Скошенный хлеб предполагалось либо увезти на судах, либо, если увезти невозможно, бросить в реку.

15 февраля 1685 года император Канси издал резкий указ, в котором вновь, но на этот раз в самой ультимативной форме, потребовал полного уничтожения русского влияния в Приамурье. Границы России им были определены до Якутска, то есть значительная часть Восточной Сибири, по этому документу, должна была достаться Китаю. В указе отмечалось:

«Война, недоброе дело, и прибегать к ней следует, только когда к этому вынуждают. В прошлом русские без какого-либо повода вторгались в наши земли, принимали перебежчиков. Позднее переходили границу, тревожили земли племен солонов, хэчжэ, фэйяка, цилэр, которые лишены были возможности жить спокойно. Русские захватывали местных жителей, их селения, отнимали собольи меха, совершали множество злодеяний. По этому поводу наши посланцы неоднократно передавали им указы, а также через их посланников вручали грамоты.

Однако русские не прислушивались к нам. Напротив, они углубились в земли хэчжэ и фэйяка, еще больше тревожили наши границы. Тогда в Айхунь было отправлено наше войско, чтобы воспрепятствовать их передвижению. Однако русские продолжали захватывать наши земли, не выдавали наших перебежчиков, поэтому следует их немедленно уничтожить.

В феврале того же 1685 года маньчжурские войска, дислоцированные в бассейне Амура, предприняли крупномасштабную разведывательную операцию, имевшую задачу выявить реальные силы русских в Албазине. С этой целью цинские власти приказали даурскому князьку Бэйлээру с отрядом в 30 человек направиться в районы к северу от Албазина с тем, чтобы непременно взять языка, а также со всеми подробностями ознакомиться с местностью и доложить».

Через месяц маньчжуры получили подробную информацию о русских укреплениях в Албазине и приняли от дауров семерых пленных казаков. Один из пленных по имени Гаврила сообщил маньчжурам о том, что гарнизон острога составлял 1 тысячу человек, а сами укрепления за последний год были отремонтированы и усилены. Из захваченных семи пленных вскоре один бежал, а шесть оставшихся были переправлены маньчжурами в Пекин.

В марте 1685 года маньчжурские войска появились под самым Албазином. Кавалерийский отряд численностью до ста человек занял в трех верстах от крепости мельницу, захватил в плен ее владельца, частично перебил, а частично пленил находившихся там казаков и работников и тотчас отошел. А.Л. Толбузин на следующий день выслал к мельнице казачий отряд с целью её зазвата и освобождения пленённых казаков . Однако маньчжуры, не приняв боя отступили.

К июню 1685 года цинские войска, сосредоточенные в Айгуне, были готовы к наступлению на Албазин. В общей сложности для этого военного похода маньчжуры собрали 15 тысяч солдат, 100 пушек и 50 тяжелых осадных орудий. В качестве советников в войсках выступали католические миссионеры.

12 июня 1685 года маньчжурские войска подошли к стенам Албазина. Первоначально А.Л. Толбузину показалось, что маньчжурская армия, подошедшая на 100 бусах, насчитывала свыше 10 тысяч человек при 200 пушках, из них 50, тяжелых осадных. Захваченный в плен китаец уточнил эти данные, в армии маньчжуров было 4200 человек, в том числе 1200 «работников», 30 больших и 15 малых пушек. Кроме того, берегом подошли 1000 кавалеристов. Подавляющая часть неприятельских солдат была вооружена луками и только 100 человек пищалями, захваченными в русских острогах. В это время в самом остроге находилось всего 450 казаков с тремя пушками и 300 ружьями.

Маньчжуры вновь потребовали от русского гарнизона полной капитуляции. Воевода А.Л. Толбузин ответил категорическим отказом, заявив неприятелю, что будет защищать Албазин до последней капли крови.

Когда цинская флотилия появилась вблизи Албазина., в этот момент к нему подходили плоты со спешившими укрыться за крепостными стенами 40 жителями деревень с верховий Амура. Маньчжурские корабли обстреляли плоты из пушек и захватили их, пленив крестьян. В связи с их отказом сдаться на милость врага все мужчины были перебиты, а женщины и дети уведены в неволю.

Маньчжурские войска окружили русскую крепость и замкнули кольцо осады. Два последующих дня цинские войска строили вокруг Албазина осадные сооружения, позиции для артиллерии. Напротив северной крепостной стены были установлены наиболее мощные «ломовые» пушки. На рассвете 15 июня 1685 года начался штурм Албазина, продолжавшийся до позднего вечера.

Когда маньчжурская артилерия открыла огонь, оказалось, что бревенчатые укрепления Албазина, предназначенные для защиты от стрел аборигенов, не выдерживают попаданий из тяжелых орудий. По словам очевидцев, бывали случаи, когда китайские ядра пролетали город насквозь, пробивая и северную, и южную стену, нанося тяжёлые потери гарнизону. Была подбита одна из трех русских пушек.

Ранним утром 16 июня в предутреннем тумане цинские войска неожиданно пошли на приступ одновременно со всех сторон. Неистово размахивая огромными сверкающими саблями, авангард китайской пехоты, составленный из отборных войск, с диким боевым кличем ринулся к стенам крепости. Расставленные в специальном порядке китайские аркебузиры согласованными залпами своих аркебуз поддерживали перед ними «огневой вал».

Защищавшие Албазин казаки и люди «всякого звания» не давали маньчжурам преодолеть окружавшие крепость ров и вал и забраться на полуразрушенные укрепления. Атаки ложные и явные, албазинцы отбили и даже совершили несколько ответных вылазок, нанеся противнику ощутимые потери. В результате всех этих неблагоприятных обстоятельств, китайский план одномоментного штурма был сорван, борьба за стены распалась на несколько очагов. Этим обстоятельством блестяще воспользовался воевода Толбузин, умело перебрасывая казаков и «всякого звания русских людей» от одного места прорыва к другому. Не считаясь с потерями, китайцы упорно штурмовали Албазин весь день. Только в 10 часов вечера солдаты Канси отступили в свой лагерь. Их потери были чудовищны. Генерал Лантань лишился убитыми и раненными более 400 солдат.

Стремясь сохранить своих людей от ещё больших потерь, Лантань предложил сжечь город. Так они и поступили. Уцелеть в тесных горячих стенах было бы невозможно. На следующий день он отдал приказ готовить новый штурм. Китайцы начали вырубать окрестный лес и заваливать ров стволами деревьев. Пока пушки голландского образца обстреливали Албазин, сокрушая всё ядрами, сотни воинов потащили к стенам крепости хворост. Работали беспрепятственно, так как отогнать противника от стен албазинцы не могли, так как у них подошли к концу запасы пороха, и они уже стали обороняться камнями. Вскоре маньчжуры заваливали крепостной ров хворостом, так что русские решили, что их готовятся сжечь вместе с городом.

Исчерпав все наличные возможности для обороны, и не имея возможности дождаться подкрепления из Нерченска, воевода А. Толбузин проявив себя умелым и волевым дипломатом, и сумел договориться с Лантанем о выводе гарнизона крепости и всех русских людей в сторону Нерчинска, то есть туда, где активно собиралось и было уже частью готово казацкое ополчение. Цинское командование дало на это добро, но настаивало на уходе русских в Якутск, считая, что Нерчинск также находится на маньчжурских землях.

Однако Толбузину удалось настоять на отступлении вверх по Амуру, что было для русских гораздо предпочтительнее, чем переход через горный хребет в Якутию. 26 июня 1685 года около 300 защитников Албазина без имущества и провианта покинули острог под предводительством А. Толбузина. Однако, когда они вышли из крепости, маньчжуры захватили их оружие, имущество, находившихся в остроге аманатов и, что было особенно страшно, жен и детей служилых людей и других чинов албазинцев. . После этого русских защитников Албазина маньчжуры попытались склонить к переходу в китайское подданство, описывая безвыходность их положения.

Русским было предложено перейти на службу к императору, что некоторые из них были вынуждены сделать, чтобы не быть разлученными со своими семьями, по разным источникам от 25 до 45 человек. Таким образом, уже во время первой осады Албазина китайские военачальники нарушили международные договоренности и обычаи права войны. Часть защитников Албазина,

По сообщению воеводы А. Толбузина, во время штурма было убито русских «человек со 100 и больши, и башни и острог из пушек розбили, и служилых, и торговых, и промышленных людей, и пашенных крестьян от верхних и нижних боев отбили, и во многих местах в Олбазинском остроге церковь, и колокольню, и лавки, и хлебные амбары зажгли огненными стрелами». Но несмотря на это, все защитники Албазина продолжали сопротивляться, не помышляя о сдаче врагу.

Они вынуждены были покинуть город и отправиться в Нерчинск «босые, раздетые и голодные, питаяся травою и кореньем». Тяжёлый и утомительный поход албазинцев к Нерчинску продолжался более недели. В устье реки Уруши Толбузин отпустил 120 человек из своего отряда в Якутск, надеясь, что им легче будет достигнуть русских поселений. Маньчжурские отряды долго сопровождали русских и только потом повернули обратно. К середине июля до Нерчинска добрался и сам А.Л. Толбузин, с которым пришло уцелевшее албазинское население, 324 мужчины и 312 женщин и детей.

Часть отряда А.Л. Толбузина, двинувшаяся в Якутск, добралась туда более чем через месяц. Сообщение об этих событиях дошло до Енисейска к 28 августа и было получено в Москве только 13 марта 1686 года. Одновременно в Москву был доставлен и пленный китаец Уоыцыся

В ночь на 3 июля казак Г. Фомин привез И.Е. Власову весть о падении Албазина и отступлении Толбузина. В Нерченске, полчив эти трагические сообщения, воевода Иван Власов срочно подготовил отряд под командой Анцифора Кондратьева, для похода на помощь Албазину в количестве 100 человек с 2 пушками тремя пищалями, на 11 стругах. . На помощь Албазину спешил и отряд из западно-сибирских острогов под командованием Афанасия Бейтона, однако в Забайкалье он оказался связан боями с монголами.

Уже по пути албазинцы встретили опоздавшее подкрепление, посланное к ним еще 23 июня воеводой И.Е. Власовым из Нерчинска.

В принципе этот отряд вряд ли мог бы коренным образом изменить ситуацию под Албазином. Если бы он успел к острогу вовремя, осада Албазина продолжалась бы дольше, обошлась бы большими материальными издержками для китайской стороны и привела бы к большим жертвам с обеих сторон. Однако соотношение сил и средств все равно было бы в пользу китайцев. Российские власти более ничем не могли бы помочь защитникам Албазина, а китайская сторона могла бы подтянуть сюда любое необходимое количество войск.

Обстановку в Албазине и вокруг него мог бы изменить казачий полк численностью в 600 человек под командованием А.И. Бейтона, посланный из Енисейска. Это был единственный реальный шанс для казаков. Однако даже с его приходом силы русских достигли бы всего одной тысячи человек, а превосходство китайцев в силах и средствах все равно было бы абсолютным. К сожалению, отряд Бейтона так и не дошел до Даурии. Казаки увлеклись погоней за монгольскими отрядами, укравшими у них коней, в результате Бейтон не смог организованно довести казаков до цели.

Лантань уничтожил строения Албазина и, считая свою миссию выполненной, отошел к Айхуну. Там был оставлен гарнизон в 500 человек, остальные цинские войска ушли по Сунгари на юг в Маньчжурию.

В ночь на 3 июля казак Г. Фомин привез И.Е. Власову весть о падении Албазина и отступлении Толбузина. В Нерченске, получив это трагические сообщения, воевода Иван Власов срочно подготовил отряд под командой Анцифора Кондратьева, для похода на помощь Албазину в количестве 100 человек с 2 пушками тремя пищалями, на 11 стругах. . На помощь Албазину спешил и отряд из западно-сибирских острогов под командованием Афанасия Бейтона, однако в Забайкалье он оказался связан боями с монголами.

Уже по пути албазинцы встретили опоздавшее подкрепление, посланное к ним еще 23 июня воеводой И.Е. Власовым из Нерчинска.

В принципе этот отряд вряд ли мог бы коренным образом изменить ситуацию под Албазином. Если бы он успел к острогу вовремя, осада Албазина продолжалась бы дольше, обошлась бы большими материальными издержками для китайской стороны и привела бы к большим жертвам с обеих сторон. Однако соотношение сил и средств все равно было бы в пользу китайцев. Российские власти более ничем не могли бы помочь защитникам Албазина, а китайская сторона могла бы подтянуть сюда любое необходимое количество войск.

Обстановку в Албазине и вокруг него мог бы изменить казачий полк численностью в 600 человек под командованием А.И. Бейтона, посланный из Енисейска. Это был единственный реальный шанс для казаков. Однако даже с его приходом силы русских достигли бы всего одной тысячи человек, а превосходство китайцев в силах и средствах все равно было бы абсолютным. К сожалению, отряд Бейтона так и не дошел до Даурии. Казаки увлеклись погоней за монгольскими отрядами, укравшими у них коней, в результате Бейтон не смог организованно довести казаков до цели.

Лантань уничтожил строения Албазина и, считая свою миссию выполненной, отошел к Айгуну. Там был оставлен гарнизон в 500 человек, остальные цинские войска ушли по Сунгари на юг в Маньчжурию.

В конце июня в Нерчинске собрались и бывшие албазинцы, и опоздавшее к ним подкрепление. Не желая себе «побежную славу из Албазина учинить», русские решили попытаться вернуть себе город. В середине июля из Нерчинска вниз по Амуру был послан русский разведывательный отряд. Узнав, что цинские войска покинули разрушенный Албазин и даже не сняли посевы в окрестных деревнях, воевода Толбузин при поддержке нерчинского воеводы Власова, немедленно организовал поход для восстановления главной русской крепости на Амуре. Заранее выслав вперед 200 конных казаков Бейтона.

27 августа 1685 года на пепелище Албазина прибыл на стругах сам Толбузин с войском из 514 служилых людей и 155 промысловиков и крестьян, которые до зимы отстроили заново город и несколько деревень. Таким образом, несмотря на военную победу Цинскому Китаю не удалось вытеснить русских из Приамурья. Они снова были здесь.

На этом закончилась первая часть Албазинской эпопеи героической обороны русских земель от Цинских завоевателей в Приамурье.

Битва за Амур. (Часть 9). Албазинское сидение.

Прибытие в середине июля 1685 года в Нерчинск оставшихся в живых защитников Албазина знаменовало собой начало нового этапа в развитии военно-политических отношений между Цинским Китаем и Россией. Поражение от маньчжуров ни в коей мере не поколебало решимости русских властей отстоять национальные интересы России в этом регионе. Нерчинский воевода И.Е. Власов занимал в этом отношении самую решительную позицию. Именно по его инициативе начали предприниматься конкретные меры по возвращению в занятый маньчжурами Албазин.

Уже в середине июля 1685 года воевода И.Е. Власов отправил в разведывательный поиск вниз по Шилке на пяти стругах 70 казаков во главе с десятником Я. Телицыным. Ему было приказано, на стругах и с великой осторожностью, выдвинутся в район крепости, выяснить положение в районе Албазина и непременно добыть "языка". По мере продвижения вперед, Я. Телицын узнавал от обитавших здесь аборигенов, об отходе маньчжурских войск вниз по Амуру. За полтора дня пути до Албазина казаки высадились на берег и продолжили свой поход по суше. Однако когда отряд Телицына достиг Албазина, казаки увидели только покинутую маньчжурами разрушенную крепость и сожжённые в округе поселения.

Несмотря на намерения уничтожить все посевы вокруг Албазина, маньчжуры в ходе своего поспешного ухода сделать это не успели. Это вселило оптимизм и укрепило уверенность русских военных властей в успехе предстоящих действий. Эта непростительная оплошность маньчжур, было самым большим подарком судьбы для всех русских.

На пепелище Албазина казаки захватили «языка», китайца Уонцыся. Китайский пленный сообщил Телицыну, что маньчжурские войска, вместе с пленными, в срочном порядке покинули Албазин, в связи с восстанием в Китае и необходимостью его усмирения. По словам Уонцыся, единственный гарнизон, оставленный цинами, был расквартирован в Айгуне и насчитывал не более 500 человек.

Вскоре Я. Телицын вернулся в Нерчинск и доложил обо всем виденном и слышанном И. Власову, убедив последнего в реальности планов по возвращению Албазина. По плану И.Е. Власова, Толбузин первоначально должен был построить "малую крепость" и запасти как можно больше зерна для обеспечения войск в предстоящих неизбежных столкновениях с врагами.

В этих целях, в начале августа, из Нерчинска был выслан конный отряд численностью в 198 человек во главе с А. Бейтоном, а вслед за ним на стругах, вниз по Амуру пошёл А.Л. Толбузин с отрядом, состоявшим из 123 албазинцев и 193 нерчинских казаков. На вооружении отряда было восемь пушек, три "пищали затинных", одна мортира, 160 ядер, 100 пищалей ручных, 50 бердышей, знамя и барабан. Всего же, по сообщению Власова, в Албазин было отправлено "ратных людей с ним, Алексеем, 514 человек, да промышленных людей и пашенных крестьян 155 человек, да два человека московских пушкарей". Главной целью русских был захват Албазина и возведение там новой крепости.

27 августа А.Л. Толбузин со своими людьми достиг Албазинского острога. К концу 1685 года русским удалось убрать основную часть урожая более чем с тысячи десятин. Одновременно шла заготовка леса для строительства нового русского острога, который по приказанию воеводы И.Е. Власова должен был разместиться ниже старой русской крепости. Однако казачий круг, собранный А.Л. Толбузиным для обсуждения этого вопроса, высказался за восстановление Албазина на старом месте.

Было принято решение, начать новое строительство, но уже не среднего укрепления, предназначенного защитить от нападения даурских племен, а крепости, которая была бы способна выдержать огневую мощь тяжелой китайской артиллерии.

Строительные работы начались немедленно и велись без перерыва и днём и ночью. Вместо привычных для Сибири бревенчатых стен за глубоким рвом новый Албазинский острог окружили земляные валы. Земляные стены ставились в 4 сажени в ширину. До заморозков албазинцы ценой неимоверных усилий успели вывести стены на 1,5 сажени в высоту.

Крепостные стены возводились из бревен в два ряда, между которыми засыпалась земля, в результате чего ширина оборонительных сооружений достигала 8-8,5 метров. В высоту стены крепости доходили до 3 метров, выше поднять стены казаки не успели в связи с наступлением холодов. Стена вдоль амурского берега была усилена башней, чтобы препятствовать подходу неприятельских судов к самой крепости.

Для лучшего обстрела артиллерии, линия укреплений была сделана ломаной, с выступающими бастионами. Есть предположение, что идея подобных укреплений принадлежала заместителю воеводы Афанасию Бейтону, знакомому с западноевропейской фортификацией.

Оснащение крепости было мощным, по сибирским меркам того времени. Из артиллерии: тяжелая мортира, стрелявшая пудовыми ядрами, восемь медных пушек и три легких затинных пищали. Артиллерией руководили два опытных московских пушкаря. Имелось в достаточном количество боеприпасов: 112 пудов пороха и 60 пудов свинца. Впереди их ожидала страшная война на истощение с лучшими войсками империи Цин, а за их плечами не было ничего, кроме необъятной, пустынной Сибири и далекой Москвы, вкоторой и вокруг которой в это время рубили головы многим сотням верных русских людей, которых обвинили в церковном «расколе».

Вскоре, от Дауров, маньчжурские власти в Айгуне узнали о занятии русскими войсками Албазина и возвращении туда населения. Однако когда об этом было доложено императору Канси, он не поверил своему военачальнику Сабсу. Ознакомившись с докладом Сабсу, император решил, что доклад основан на слухах, и Сабсу не посылал людей для разведки положения в Албазине и получения достоверных сведений. Ему было повелено Сабсу, ланчжуну Лифаньюаня Маньпи и другим получить с помощью разведки точные сведения и доложить.

Уже осенью 1685 года А.Л. Толбузин сообщал И.Е. Власову об активности разведки противника, маньчжурские конные отряды неоднократно подходили к самому городу, совершали нападения на русских подданных. А.Л. Толбузин принял соответствующие меры противодействия, организовав патрулирование окрестностей Албазина силами конных "отъезжих караулов" под командой А. Бейтона.

Маньчжуры из крепости Айхун внимательно следил за восстановлением Албазина. С осени 1685 года из Айхуна, стали отправлять небольшие конные отряды, которые нападали на русские деревни, убивали крестьян, захватывали пленных, сжигали запасы зерна. Для предотвращения подобных нападений было организовано патрулирование окрестностей Албазина «отъезжими караулами». В самой крепости в постоянной готовности находился русский конный отряд под командованием Бейтона.

В октябре-ноябре 1685 года Бейтон с отрядом в 200 казаков вступал в бои, с примерно равными силами маньчжурской конницы, у Покровской слободы, Монастырской и Шингаловской заимок. Обычно китайцы скрытно появлялись и отступали при появлении русского отряда, успев разграбить поселение. В феврале 1686 года после сожжения китайцами Большой заимки всего в 10 верстах от Албазина, Бейтон с 300 казаками сам совершил набег на правый берег Амура и у реки Кумары уничтожил маньчжурский дозор из 40 человек. Захваченные пленные сообщили о подготовке Цинским Китаем нового большого похода на Албазин.

В начале 1686 года Цинский двор окончательно удостоверился в том, что русские вернулись в Албазин, об этом было доложено императору. Император Канси узнав о реальной ситуации в Албазине, приказывает немедленно разработать план ведения военных действий. В конце февраля 1686 года, император Канси издал указ: «Ныне лоча, укрепили крепость в Якса. Если не провести карательную экспедицию, то неизбежно придется накопить большие запасы продовольствия, а это сделать нелегко. Приказываю цзянцзюню Сабса, возглавив отряд офицеров и солдат из Ула и Нингуты устремиться к Хэйлунцзяну, а до того решить вопрос с оставлением укрепленных гарнизонов из состава отборных войск, после чего повести отряд из 2000 солдат на Якса». Деревянный "образец" крепости А.Л. Толбузин выслал в Москву. Крепость строилась в виде прямоугольника, вытянутого вдоль Амура.

А 17 апреля 1686 года император Канси приказал генералу Лантаню возглавить поход на Албазин, целью которого было полное истребление русских. Приказ звучал так: "Вам надлежит в нынешнем походе действовать осторожно. Нужно, разъяснить им наш указ о том, что они, русские, будучи людьми другого государства, рискуя ради корысти своей жизнью, беспокоят наши границы. Наше большое войско прибыло под их город, и им надлежит поскорее покориться, ибо, если они не покорятся, то будут все до одного уничтожены. Если вы город Албазин возьмете, то немедленно идите на город Нерчинск, а когда окончите дело, возвратитесь в Албазин и, разместив тут войска, перезимуйте. Не разрушайте их города и не наносите ущерба их полям, ибо, когда хлеба поспеют, его можно собрать и использовать для наших нужд".

Для перевозки на Амур цинской армии с артиллерией и провиантом потребовалось 150 речных судов. Часть войска двигалась берегом, для чего было привлечено 3 тысячи лошадей. В Албазин были направлены пленные с «прелестными письмами», предлагавшие русским покинуть город. На собранном казацком круге албазинцы приняли общее решение: «Един за единого, голова в голову, а назад де без указа нейдем». Высланные вниз по Амуру караулы заранее сообщили о приближении огромного маньчжурских войск.

В начале июля 1686 года цинская армия подошла к Албазину и остановилась в 5 верстах от русской крепости, где и был разбит основной лагерь. Русские "отъезжие караулы", выдвинутые от Албазина вниз по Амуру, столкнулись с передовыми частями маньчжурской армии и вовремя сообщили о приближении противника. Население со всем своим скарбом, успело укрыться в крепости.

Гарнизон Албазина состоял из 826 человек. Это были служилые люди, а так же промысловики и окрестные крестьяне. Командовал гарнизоном воевода, боярский сын А.Л. Толбузин, уже ранее воевавший в этих местах, его заместителем был крещеный прусский офицер на русской службе, Афанасий Бейтон. Артиллерия крепости состояла из мортиры, стрелявшей пудовыми ядрами, 8 медных пушек и 3 крепостных пищалей; в пороховом погребе хранилось более 112 пудов пороха и 60 пудов свинца. Муки из урожая 1685 года должно было хватить почти на два года, до лета 1687 года. Табун лошадей в 500 голов албазинцы спрятали в тайге.

Осадная армия маньчжуров имела 150 бусов, 5 тысяч человек и 40 пушек. Для обеспечения дальнейшего наступления маньчжуры пригнали к Албазину до трех тысяч лошадей и несколько тысяч рабочих-кули. На помощь армии, Лантанём были вызваны почти 5 тысяч аборигенов, со своими князьками.

Перед началом осады крепости генерал Лантань прислал в Албазин ультиматум, с требованием уйти с Амура и сдать «богдойским воеводам город Албазин". В конце ультиматума было добавлено: "И вы большие силы не сердите, скорее сдайтесь... И только так не будет, вы тако не разумеется, еще станете дратца и противитца, в те поры отнюдь уже даром не разойдемся».Ответ защитников Албазина был единодушным: "Един за единого, голова в голову, а назад де без указа не уйдем".

В момент подхода маньчжурской армии к Албазину начальник гарнизона А.Л. Толбузин не стал ждать, а приказал ударить на встречу китайцам. Русский отряд во главе с А. Бейтоном, поддержанный из крепости ружейным и пушечным огнем, ударил по войскам

Лантаня и сорвал высадку китайцев на берег. Атака казаков, поддержанная пальбой с крепостных валов, внесла сумятицу в высаживающиеся войска противника. Китайский генерал Лантань, был вынужден лично наводить порядок в своих войсках, понёсших большие потери в первый день осады. К концу дня маньчжурские силы получив подкрепления, сумели оттеснить русских обратно в крепость. Маньчжуры сразу же постарались отрезать Албазин от Нерчинска и поставили свои суда выше крепости, чтобы препятствовать подходу подкреплений.

В ночь на 14 июля китайские войска пошли на общий штурм с приречной и северной стороны, но албазинцы не только отбили приступ нанеся вновь маньчжурам огромные потери, но и сами сделали вылазку, дойдя до вражеского лагеря у речного берега.

Генерал Лантань был вынужден признать что именно стойкость русской обороны, была причиной неудачного штурма. Генерал доложил об этом Канси, но император приказал вести осаду до тех пор, пока последний защитник русской крепости, не будет выморен голодом, жаждой и холодом.

После неудач со штурмом маньчжуры усилили работы по строительству обороны. Тысячи кули, днём и ночью проводили фортификационные работы. Для китайских войск, вокруг Албазина, было устроено четыре осадных городка из землянок. Русскую крепость на расстоянии 400 метров со всех сторон окружили траншеями и валами в том числе, вал был и за Амуром.

За валами были устроены насыпные возвышения, на которых устанавливались тяжелые орудия для обстрела внутреннего периметра крепости. Всего у маньчжур было 15 тяжелых «ломовых» орудий, способных простреливать весь Албазин. Защитники вынуждены были укрываться от их огня в подземных убежищах. Все строения в городе были разрушены.

Лантань ожидал, как и в 1685 году, быстро сломить сопротивление защитников Албазина непрерывным артиллерийским обстрелом, но тот не давал ожидаемого результата. Цинские ядра вязли в земляных валах. Все же от бомбардировки защитники Албазина несли потери. Всего от обстрелов в городе погибло, за лето, 40 человек. Среди первых из них был воевода Алексей Толбузин. 12 июля он наблюдал за противником из дозорной башни, когда влетевшее ядро оторвало ему ногу. Через четыре дня воевода скончался. Командование гарнизоном перешло к Афанасию Бейтону.

Русские в свою очередь, не давали врагу покоя, ни днем ни ночью. Днем боевые порядки китайцев беспокоила русская артиллерия, а по ночам защитники крепости совершали рейды в лагерь противника. В Только за три вылазки были убиты полторы сотни солдат противника, а от огня русской артиллерии погибли еще около 200 маньчжурских воинов. Потери русского гарнизона к этому времени составили 21 человек погибшими в вылазках, 40 человек погибших от огня маньчжурской артиллерии и 40 человек, умерших от цинги.

В середине августа нерчинский воевода И.Е. Власов, не имевший полной информации о положении под Албазином, послал на стругах из Нерчинска под Албазин в разведку сына боярского Григория Лоншакова с 70 казаками "для проведыванья вестей и взятья языка". Отряд сумел скрытно подойти к Албазину, где к нему присоединилось 20 казаков и крестьян, не успевших укрыться в остроге до подхода маньчжуров.

Однако действия отряда Лоншакова оказалась неудачной. Осада Албазина была настолько полной, что казаки не смогли проникнуть в город. Не смогли они и взять "языка". Единственное, что смог доложить Г. Лоншаков по возвращении в Нерчинск 26 сентября воеводе И.Е. Власову, это то, что русский гарнизон упорно и организованно оборонялся и нуждался в подкреплении перед лицом абсолютного превосходства противника в силах и средствах.

В начале сентября маньчжуры, понимая, что скоро насупят холода и прервется речное сообщение с базами снабжения, устроили генеральный штурм всеми своими силами. Имея цель перед штурмом взорвать крепостной вал, китайцы прорыли подземный ход под крепостной вал, но русские сумели его обнаружили и заблаговременно взорвали сами. Очередной генеральный штурм, на который полководец Лантань направил все свои силами, в очередной раз закончился для них неудачей и большими потерями. Во время вылазки казаками были взорваны артиллерийские склады и вновь сгорело доставленное с низовьев Амура продовольственное зерно.

Подходила к концу промозглая осень и неотвратимо приближалась холодная зима. Из-за начавшегося ледохода маньчжуры были вынуждены поставить свои суда в затон, чем воспользовался А. Бейтон. Во время ледохода, в ночь на 12 октября, трое смельчаков, казаки И. Бузунов, В. Бакшеев и Я. Мартынов, сумели выбраться из Албазина и отплыть на лодке. Лавируя между льдинами, они проплыли четыре версты. Затем лодку раздавило льдом, и они выбрались на остров. Спустя неделю Амур окончательно покрылся ледяным панцирем, и казаки двинулись дальше. К 10 ноября они добрались до Нерчинска и доложили о состоянии крепости и ее защитниках.

В связи с прекращения речного сообщения у цинского войска сразу же возникли проблемы с продовольствием. У русских в Албазине хлебных запасов было достаточно, но началась эпидемия цинги, от которой к осени уже умерло 50 человек. Маньчжуры подбрасывали в крепость «записки» с предложениями свободно выпустить русских из крепости либо принять их «с честью» на свою службу.

До октября гарнизон Албазина пять раз делал вылазки, уничтожил до 150 неприятельских солдат и потерял при этом 65 человек. Провианта в крепости хватало, но ощущался недостаток в воде, топливе и лекарствах, от цинги умерло уже 50 человек.

В октябре 1686 года начался последний и самый ожесточенный штурм Албазина. Генерал Лантань получил подкрепления и бросил на приступ 10 тысяч человек. Маньчжуры соорудили два дровяных штурмовых вала пропитанных смолой, которые хотели подвести под стены крепости, и поджечь. Но казаки опять устроили вылазку, один вал сожгли, а второй взорвали. Маньчжуры кстати попытались завалить из катапульт крепостной вал деревянными плахами, но не удачно. А дрова оказались весьма кстати для осажденных, страдавших от отсутствия топлива. В этом штурме китайцы потеряли больше 1500 человек.

В результате боев к началу зимы погибло около ста русских, гораздо тяжелее были потери от болезней, из-за цинги умерло 500 человек. К декабрю в Албазине оставалось в живых всего 150 защитников, из которых только 45 могли нести караульные службу, остальные «оцынжали» и лежали больными. Сам Бейтон из-за опухших ног передвигался на костылях. Осада приняла характер борьбы на истощение. Цинские войска несли потери в боях и от голода. Всего по русским данным, основанным на показаниях пленных, «на приступех де под Албазиным побито китайских и мунгальских людей тысячи с полторы и больши». Общие потери цинских войск оцениваются в 2,5 тыс. человек.

Продолжавшаяся почти полгода осада Албазина оказалась для маньчжурских войск безуспешной. Русский гарнизон, несмотря на трудности и лишения осады, ожесточенно оборонялся. В результате маньчжуры были вынуждены отказаться от силовых методов действий и пойти на переговоры. Трудности, с которыми столкнулось маньчжурское правительство в своих действиях в Приамурье, вынудили его пойти на установление дипломатических контактов с русским правительством.

Определенные шаги по политическому решению кризиса в Приамурье предпринимала и Россия. 28 декабря 1685 года был подписан указ о назначении стольника Ф.А. Головина великим и полномочным послом для ведения переговоров с маньчжурскими представителями на пограничном съезде.

В конце октября 1686 года в Пекин прибыли подьячие Посольского приказа Никифор Венюков и Иван Фаворов. Китайский император, зная об упорной обороне Албазина, согласился на перемирие, ожидая большего успеха на переговорах.

В ходе встреч с представителями Москвы маньчжурские чиновники пытались навязать ту же точку зрения на развитие обстановки в Приамурье, которую они излагали еще посольству Н. Спафария. Цинский двор отказывался считать себя в состоянии войны с Россией и объявлял, что военные действия вызваны, прежде всего, самовольством казаков, занявших берега Амура, а также отказом нерчинских властей в выдаче перебежчика Гантимура.

Тем не менее, они утверждали о готовности богдыхана сохранять ''мир и дружбу" и немедленно снять осаду Албазина. Маньчжуры предлагали обменять Гантимура на русских пленных, а свои территориальные притязания ограничивали уже только Приамурьем.

Венюков и Фаворов отказались выполнить требования Цинского двора, сославшись на отсутствие полномочий, указав, что казаки "сидят в городе по указу царского величества, а не самовольством". Тогда маньчжуры пригрозили, что если гонцы не будут посланы в Албазин, тогда судьба русских защитников будет плачевной. Маньчжурское войско усилит осаду и казачий гарнизон умрёт голодною смертью.

Это вынудило русских представителей в Пекине принять требования цинских властей. В Албазин с письмом на имя А. Толбузина были посланы "селенгинские казаки" Иван Шарапов и Павел Бушков. К тому времени воевода Толбузин уже погиб, об этом Венюкову и Фаворову сказали сами маньчжуры, однако русские представители не поверили этой информации. В Албазин с письмом на имя А. Толбузина были посланы селенгинские казаки Иван Шарапов и Павел Бушков.

Сообщение о перемирии дошло до Албазина в начале декабря. По прибытии в район Албазина 30 ноября Шарапов и Бушков были пропущены маньчжурами внутрь русской крепости, где они передали послание Венюкова и Фаворова начальнику гарнизона А. Бейтону.

После переговоров с представителями маньчжурского командования А. Бейтон выяснил, что отход неприятельской армии возможен только после вскрытия Амура, а до весны противник намеревался продолжать осаду. Однако цинские войска, прекратив обстрелы, не отходили от русской крепости, надеясь, что холод и болезни всё же заставят русских сдаться. Гарнизон крепости был на грани физического истощения, большинство служилых людей и крестьян были ранены или больны. Однако несмотря на все трудности и лишения русский гарнизон не был сломлен морально. О сдаче врагу никто из албазинцев даже не помышлял.

Несмотря на критическое положение, гарнизон русской крепости продолжал нести службу, сохранял порядок и дисциплину. А. Бейтон всеми силами старался не показать маньчжурам своего бедственного положения. 27 марта по случаю пасхальных праздников русские послали маньчжурам пшеничный пирог весом в пуд, оголодавшие и потрясённые этим поступком маньчжуры пирог приняли.

С приходом весны 1687 года и открытием судоходства по рекам нерчинский воевода И.Е. Власов начал требовать отвода маньчжурских войск от Албазина, как то было обещано цинской стороной еще осенью. Однако противник не собирался выполнять свое обещание.

20 апреля 1687 года в маньчжурский лагерь на Амуре прибыл из Нерчинска казак Андрей Вологда, который передал цинским командирам требование Власова уйти от Албазина.

6 мая, истощённая и понёсшая большие потери, маньчжурская армия отошла вниз по Амуру на 3-4 километра и остановилась в районе русской деревни Озерной, для того чтоб не дать албазинским жителем никакого хлеба не сеять. Перед отступлением маньчжуры уничтожили все свои оборонительные сооружения и приспособления вблизи Албазина, а на новом месте немедленно приступили к строительству оборонительных укреплений.

30 августа 1687 года маньчжурское войско покинуло свой укрепленный лагерь и направилось по Амуру к устью реки Зеи. Противник отошел от русской крепости. Военно-политические отношения между двумя странами вступили в этап дипломатических согласований.

После отхода маньчжурской армии А. Бейтон начал восстанавливать укрепления и сооружения внутри острога, готовиться к севу. И.Е. Власов прислал из Нерчинска небольшое подкрепление.

Однако в последующем маньчжурская флотилия появлялись у Албазина в июле 1688 и в августе 1689 года, сжигая посевы, чтобы лишить русский гарнизон запасов продовольствия. Таким образом, в случае возобновления военных действия и новой осады, Албазин не смог бы долго продержаться. Как и в 1685 году, албазинцы вновь лишились всего скота и лошадей.

Во многом это определило согласие России, в соответствии с Нерчинским договором, на ликвидацию Албазина.

31 августа 1689 года Ф. Головин направил А. Бейтону в Албазин указ - «построенный город Албазин разорить без остатку, и впредь с обеих сторон в нем крепости и жилища никакова не иметь». Одновременно в Аргунский острог был послан указ о перенесении крепости на другой берег реки.

В сентябре 1689 года русский гарнизон, взяв имущество, пушки и церковную утварь, покинул Албазин, предварительно разрушив укрепления и дома. 8 октября воевода А. Бейтон доложил об уничтожении Албазина и исходе из него русской военной силы.

Таким образом, вторая оборона русского острога Албазин продолжалась пять месяцев и отличалась высокой напряженностью военных действий. Русский гарнизон отличал высочайший моральный дух, смелость и верность своему долгу. Все попытки противника силой или хитростью сломить русских были тщетны. Острог остался неприступным для противника. Цинготные, полуголодные, перераненные казаки бились не жалея своих жизней в 10 раз превосходивших их воинами империи Цин и вышли победителями.

Несмотря на уничтожение крепости, по условиям соглашения, и уход русских из Приамурья, оборона Албазина заставила Цинский Китай отказаться от своих претензий на другие русские земли.

Оборона Албазин навечно вошла в летописи мировой истории, как образец непоколебимого мужества и самопожертвования русского народа. Этот подвиг наших предков не должен никогда быть забытым потомками.

Битва за Амур. (Часть 10). Нерчинский договор.

Прежде чем приступить к изучению проблемы Русско-Китайских взаимоотношений в XVII веке, хотелось бы более внимательней окинуть временную эпоху развития человечества в период XVI-XVII веков. Она в первую очередь связанно с с Эпохой Возрождения и Великими географическими открытиями, кардинально повлиявших на развитие не только Западной Европы но и всего остального человечества.

Развитие ремесел и торговли, возвышение роли городов, а также политические события в Западной Европе в XII и XIII веков повлекли за собой значительные перемены во всем укладе жизни европейских народов и послужило началом новой эры перехода от тёмного феодального средневекового общества к буржуазному. Потребность в деньгах, являвшихся всеобщим средством обмена, резко возросла. Жаждой золота, всеобщая жажда денег охватила в Европе и дворян, и горожан, и духовенство, и королей.

Это был бурный период формирования наций, так как именно в это время королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства. Из объединений, являвшихся государствами только в географическом отношении, формируются крупные монархии, основанные на общности исторической судьбы, на национальностях.

Все новые экономические, политические и социальные явления Эпохи Возрождения привели в конечном итоге к формированию нового буржуазного общества и нового мировоззрения, связанного в первую очередь со всей их торгашеской моралью, жестокостью и бездушным лицемерием.

К XVI в. в Западной Европе товарное производство и торговля сделали значительные успехи, и жажда наживы, жажда золота, толкнула «новых хищников с их людоедской моралью» к трехсотлетнему периоду завоеваний новых территорий, к закабалению и ограблению, а зачастую и к истреблению не только многочисленных народов но и цивилизаций. С незапамятных времён, именно Восток являлся источником снабжения европейцев предметами роскоши. Это активно будоражило сознание европейского обывателя, зарождающую буржуазию и обнищавших представителей правящего класса. Воображение европейских искателей наживы поражали рассказы путешественников о сказочных богатствах восточных стран.

Первые взаимные сведения о Китае и Европе относятся к 1 в. до н.э. — 1 в. н. э. Представления о Китае и китайцах достигали рубежей Римской империи лишь опосредованно, через персов и скифов. Из далекого и загадочного Китая в римские владения пролегли торговые маршруты, названные позднее «Великий шёлковый путь». На протяжение столетий, вплоть до времен Чингиз-хана единственным китайским по происхождению объектом, более всего интересовавшим Запад, был таинственный шелк.

Интерес средневековой Европы к Китаю установился в связи с возникновением в Азии обширной Монгольской империи. В столицу империи Ханбалык устремились европейские купцы, а вместе с ними и христианские миссионеры. Но падение Юаньской империи окончательно сняло угрозу монгольского нашествия на Европу, чего, так опасался папский престол и многие королевские дворы западных стран. Отсюда резкое снижение заинтересованности самих европейских политических кругов в постоянных связях с Китаем.

Но с распадом державы Чингиз-хана наступил закат и «золотого века» межконтинентальной торговли. В экономическом плане вместе с закатом Великого шелкового пути и масштабным свертыванием сухопутных торговых отношений между Европой и Азией, были в значительной степени прерваны транспортно-коммуникационные, производственные, научные и иные связи между Китаем и Центральной Азией, а также между Европой и Центральной Азией.

Поиск европейцами морского пути в Индию привел к «повторному открытию» Китая, но теперь уже с моря. За столетнюю паузу в западных странах образовался информационный вакуум относительно Китая, а там, в свою очередь, потускнели представления о европейцах. Неудивительно, что Колумб и его спутники отправились искать за Атлантическим океаном, прежде всего Индию, а не расположенный восточнее Китай. Неудивительна и та неосведомленность, которая была проявлена китайцами при появлении португальских кораблей. Китай как бы заново открывался европейцами. Вместе с тем эти «новые» европейцы имели совершенно иные цели, нежели их предшественники, посещавшие Китай. Это были не путешественники, не странствующие купцы, не христианские миссионеры. Это были предприимчивые и алчные искатели богатств востока, а так же кровожадные конкистадоры, пытавшиеся закрепить любой ценой там свои позиции.

В XVI - XVII веках Китай был крупной мировой державой. Все страны южных морей в той или иной степени были в вассальной зависимости от Китая. В начале 16 века при дворе императора насчитывалось порядка 150 представителей зависимых от Китая государств. Попытки же европейцев вступить в прямой контакт с императорским двором не удавались. Чаще всего устанавливались обычные для иноземцев торговые связи с Китаем. При этом любое посольство воспринималось в Пекине как признание тем или иным государством своей вассальной зависимости от Цинской империи. Исходя из стереотипов, принятых в цинском Китае, такие посольства рассматривались исключительно как «даннические». Поднесение «дани» всегда обставлялось специальными церемониями, призванными продемонстрировать «покорность варваров».

В XVI веке европейцы предприняли ряд попыток проникнуть в Китай. Наибольшую активность проявляли алчные португальцы. В 1511 году они захватили Малакку, бывшую центром китайской торговли в Юго-Восточной Азии, и отсюда постепенно распространили свой контроль на весь район Южных морей, частично вытеснив китайцев.

В 1516 году португальцы с Малакки прибыли в Китай. Подкупив местных чиновников, они получили разрешение обосноваться в Кантоне. Португальские купцы вели себя на китайской территории как захватчики, они не допускали разгрузки джонок с товарами, прибывавшими из Сиама и Камбоджи, до тех пор, пока сами не распродавали свои товары. Больше того, в 1522 году они напали на китайскую территорию и подвергли грабежу китайское население уезда Синьхойсянь, провинция Гуандун. Отказ португальских купцов оставить китайскую территорию привёл к вооружённому столкновению. В 1557 году, они путём обмана и подкупа сумели закрепить за собой территорию Макао и в последующие годы возвели здесь город европейского образца с домами, дворцами, церквами, складами и крепостными стенами. Так возник первый колониальный анклав на китайской земле, ставший своеобразным плацдармом для дальнейшего европейского проникновения в Китай. В Китае появились миссионеры-иезуиты.

Попытки Англии завязать прямую торговлю с Китаем также терпели неудачи. Лишь в 1685 году, англичане смогли основать факторию в Гуанчжоу .

Во второй половине XVI в. испанцы захватили и сделали своей опорной базой архипелаг у берегов Китая, названный в честь испанского короля Филиппинами. После захвата Филиппин испанцы начали грабить и убивать местных коренных жителей и китайских колонистов-купцов, поселившихся на архипелаге в период X—XIII веков. В результате неудачного восстания китайцев на Филиппинах в 1574 году, китайских купцов полностью изгнали с архипелага.

Голландцы появились у берегов Китая в конце XVI — начале XVII века. Сначала они сделали попытку вытеснить португальцев из Макао, но это им не удалось. В 1622 году голландский флот появился в районе Амоя, но получил отпор со стороны морских сил Китая. В следующем году голландцы напали на острова Пенхуледао, ограбили и сожгли ряд поселений, захватили и продали в рабство свыше 1000 человек из местного населения. В 1624 году голландские колонизаторы были вытеснены китайскими войсками с Пенхуледао, но в том же году им удалось захватить часть острова Тайвань, исконную китайскую территорию, и удерживать её в течение 40 лет.

Франция последней вступила в круг западноевропейских держав, торговавших с Китаем. Посылая первых французских миссионеров в Китай, Людовик XIV считал, что это не только придаст славы, но и поможет в соперничестве с голландскими, английскими и португальскими купцами. Борьба за религиозное господство в то же время была борьбой за политическое и экономическое преобладание.

Чем же так привлекал Китай европейцев в XVI-XVIII веках? Китай в больших объёмах торговал шелком, фарфором, керамикой, всевозможные виды шелка и шелковых тканей и железными изделиями, хлопком и хлопковыми тканями, цинком, свинцом, оловом, медью, золотом, жемчугом, чаем, рогом носорога, сахаром, маслом, табаком, ценными породами дерева и изделиями из них, одеждой, драгоценностями, резной слоновой костью, камнем, лаками, фарфором и чаем.

К XVI веку в Западной Европе товарное производство и торговля сделали значительные успехи, и потребность в деньгах, являвшихся всеобщим средством обмена, резко возросла. Жаждой золота, всеобщая жажда денег охватила в Европе и дворян, и горожан, и духовенство, и королей. Одним из самых заманчивых средств быстрого обогащения в Европе XV в. была торговля с Азией, значение которой после крестовых походов всё более возрастало. Сказочный и такой загадочный Восток являлся источником снабжения европейцев предметами роскоши. Воображение европейских искателей наживы поражали рассказы путешественников о сказочных богатствах этих далёких стран.

Внешняя торговля была одним из надежных источников государственных доходов Китая, источником поступления золота и серебра в страну. Поэтому торговля с европейскими странами становится преобладающей во внешних связях Китая, лишь незначительное место в них занимает частная торговля с Японией, Филиппинами, Суматрой.

Ещё со времен Великих Географических, европейцы стали неустанно плавать на Дальний Восток за товарами. Однако для них стало очевидно, что только торговлей дело на Дальний Восток не обойдётся, им этого было уже мало. Европейцы , мечтавшие о завоевание и закабаление Китая, постепенно начали захватывать прибрежные порты, занимались грабежом, к тому же западные религии начали распространяться среди жителей Китая. Ещё во второй половине XVI века в Китай стали проникать европейские миссионеры-иезуиты. Завоевав доверие китайских властей, миссионеры стали заниматься не только распространением христианства, но и сбором широкой информации о Китае по поручению своих правительств. Наиболее активная деятельность миссионеров относится ко второй половине XVII и к XVIII веков.

Первое время цинское правительство благожелательно относилось к западноевропейским миссионерам, устремившимся в Китай, рассчитывая в случае необходимости использовать поддержку европейцев в подавлении сопротивления китайского народа. Оно разрешило иностранным кораблям заходить и вести торговлю в китайских портах Гуанчжоу , Сямыне, Нинбо, Динхае.

Но вторжение европейцев в Китай в XVI—XVII веках имело своим следствием ослабление экономических и политических позиций Китая в районе Южных морей, а также резкое сокращение морской торговли Китайской империи в связи с утратой ею контроля над южными морскими путями. Помимо этого, деятельность иностранных миссионеров вызывала растущее недовольство в народе. С другой стороны, в правящем лагере появился страх перед новыми, неведомыми веяниями, которые могли прийти из далекой Европы.

В ХVII веке для всех европейских коммерсантов создались неблагоприятные условия, цинское правительство решило «закрыть» Китай. Стремясь не допустить закабаления государства, внешняя политика Цинской империи характеризовалась теперь стремлением изолировать Китай от внешнего мира. Цинские правители считали, что политика изоляции укрепит их господство. В Китай был запрещен въезд иностранцам, не разрешалось строить суда для дальнего плавания. Кроме того, жителям было запрещено покидать страну под страхом смерти. С «закрытием» Китая европейцы имели доступ только в порт Гуанчжоу. Политика самоизоляции отсрочила вторжение колонизаторов, но она в то же время ухудшила положение народа, особенно тех групп населения, кто занимался ремеслом и торговлей.

У китайских феодалов не было непосредственной экономической заинтересованности в установлении торговых связей с Европой. Правители Китая имели весьма смутное представление об уровне развития европейских, да и более близких к Китаю государств. При этом они усиленно насаждали традиционные великоханьские концепции об исключительности китайцев, о Китае как «Срединной империи», «Поднебесной», окруженной отсталыми, «варварскими» странами.

В свою очередь, история русско-китайских отношений охватывает болие трех столетий. Их начало относится к первому десятилетию XVII века, хотя какие-то отрывочные сведения о Китае доходили до Руси еще в XIII веке, в период монгольского завоевания, а также поступали в XV—XVI веков, как от среднеазиатских купцов, так и от европейских географов. Но лишь в XVII веке русские как бы открывают Китай в географическом, политическом и экономическом отношениях, ибо именно в это время происходит сближение границ двух государств. Несмотря на препятствия, чинившиеся маньчжурскими властями, русско-китайские отношения в конце XVII и в течение XVIII века продолжали развиваться. Торговые связи между Россией и Китаем осуществлялись сначала через Среднюю Азию, а затем через Сибирь и Монголию.

Когда русские с середины XVII в. начали освоение Забайкалья и Приамурья, цинское правительство отнеслось к этому недоброжелательно. Оно опасалось соперничества России в борьбе за влияние в этом обширном районе и укрепления ее позиций вблизи границ создававшейся Цинской империи. Этим соображением определялась политика Цинской династии по отношению к России на протяжении второй половины XVII и почти всего XVIII столетия.

Первое русское посольство, которое возглавил томский казак Иван Петлин, было направлено из Тобольска в Пекин в 1618 году. Хотя миссия Ивана Петлина и не привела к установлению отношений с Китаем на постоянной основе, однако она стала первым и очень важным звеном в развитии прямых контактов между представителями двух государств и способствовала началу распространения знаний о странах Центральной и Восточной Азии в России. Это был первый осознанный контакт представителя Русского государства с китайскими официальными лицами. Был открыт сухопутный маршрут из Европы в Китай через Сибирь и Монголию. Китайские чиновники вручили русскому послу грамоту от имени императора, в которой содержалось разрешение на установление торговых отношений и направление в Китай посольств из России. К великому сожалению, в то время на Руси не нашлось человека, который был бы способен перевести иероглифический текст, и общий смысл этого документа был понят лишь в конце XVII века. И. Петлин составил подробный отчет о своем путешествии «Роспись» , в котором были изложены уникальные сведения о Китае и сопредельных странах, а также привез «чертеж Китайского государства». Значение тех данных, которые содержались в «Росписи» И. Петлина, для накопления знаний о Китае было настолько велико, что ее текст был переведен на все основные европейские языки.

XVII век знаменует собой начало нового периода в русской истории. Продолжатся процесс развития Русского государства как многонационального. В XVII веке осуществилось воссоединение Украины с Россией, огромную роль сыграло присоединение и заселение колоссальных просторов Сибири.

В XVII в. произошли коренные изменения в геополитической ситуации на северо-востоке Евразии. Освоение русскими землепроходцами Сибири и Дальнего Востока, имевшее поистине историческое значение, по сути, открыло новый этап эпохи Великих географических открытий и способствовало превращению России в крупную азиатскую и тихоокеанскую державу

В области внешней политику Русское государство с большим размахом, последовательно и настойчиво стремится разрешить стоявшие не одно столетие перед ним задачи, это укрепление западных границ, обеспечение выхода к Балтийскому морю, борьба с Крымским ханством и Турцией, развитие торговли со странами Востока. Новым элементом во внешней политике Русского государства по сравнению с XVI веке является расширение старых и установление новых связей с государствами Средней Азии, Монголией и Китаем, что было следствием быстрого движения русских на восток через необъятные пространства Сибири.

В момент установления взаимоотношений Русского государства с Китаем в начале XVII в. между ними пролегали огромные пространства, заселенные кочевыми и полукочевыми народами. В Москве не имели почти никакого представления о громадных территориях, лежавших между восточными границами Русского государства и Китайской империей. Отсутствие точных сведений породило ошибочное представление о том, что Китай расположен где-то близ истоков реки Оби, дорога туда предполагалась более короткой, чем она была на самом деле.

После присоединения русскими Приамурья, царское правительство приняло решение создать в этом районе новое воеводство. В состав российских владений вошли все земли по течению Амура вплоть до Татарского пролива и территории от р. Аргунь до Большого Хингана. Таким образом, Россия закрепилась на Дальнем Востоке, присоединив обширные территории, богатые природными ресурсами: лесом, рыбой, пушным зверем, полезными ископаемыми.

С 50-х годов XVII века туда стали направляться первые группы русских поселенцев, которые занимались земледелием и различными промыслами, появились партии зверопромышленников. Одновременно росло население Забайкалья, административным центром которого с 1658 года стал Нерчинский острог. В 1665 году пришедший на Амур казачий отряд построил сильно укрепленный Албазинский острог, в районе которого к середине 80-х годов XVII века проживало уже несколько сотен казаков и крестьян. В 1684 г. было учреждено Албазинское воеводство. Одной из существенных особенностей освоения русскими Восточной Сибири и Дальнего Востока было отсутствие на тот момент на присоединяемых территориях какой-либо государственности.

План организации официального посольства в столицу Цинской империи явился следствием общей активизации внешней политики Русского государства во второй половине XVII века. Оживленный интерес к восточным соседям диктовался для русского правительства потребностью расширить торговлю со странами Востока и открыть новые рынки для русских купцов. В 1651—1652 году из Москвы было отправлено очередное посольство в Индию, посольство Никитиных. Встал вопрос и об отправлении посольства в цинский Китай. Необходимость установления дипломатических отношений с Цинской империей привела русское правительство к мысли возложить эту задачу на главу формировавшегося каравана, Ф. И. Байкова, который и отправился из Тобольска 25 июня 1654 г. в качестве официального посла.

Но обмен посольствами и открытие торговли, предлагавшиеся русским послом, были мало привлекательными для маньчжуров-завоевателей, еще не утвердившихся окончательно в захваченной ими стране и опасавшихся, что иностранцы могут способствовать росту недовольства китайского народа маньчжурским владычеством. Русское правительство стояло за мирные сношения с Китаем. Такая политика диктовалась отсутствием в этом районе достаточных военных сил и нерешенностью важнейших внешнеполитических задач на западных рубежах Русского государства. Вот почему русское правительство стремилось к укреплению мирных, добрососедских отношений с Китаем и к развитию русско-китайской торговли, которая была выгодна для обеих стран. В качестве примера, посольство Байкова сумело наторговать за столь короткий период времени почти на 30 тысяч рублей. По тем временам это были колоссальные деньги.

В 1675—1676 годах русское правительство направило в Пекин большую дружественную миссию во главе с ученым молдаванином Николаем Спафарием . Он получил задание установить регулярные дипломатические сношения с Китаем путем обмена посольствами, пригласить на службу в Россию китайских мастеров, узнать о более удобных сухопутных и водных путях на Дальний Восток, добиваться расширения русско-китайских торговых связей. Но ему, как и его предшественнику Федору Байкову, не удалось достигнуть этих целей. Император Канси долго тянул с ответом на русские предложения, требовал ухода русских с Амура, выдачи перебежчиков и, наконец, отослал посольство ни с чем.

Присоединение Приамурья к Русскому государству и продвижение маньчжуров на север и северо-восток от своих владений привело к тому, что Россия и Цинская империя вошли в территориальное соприкосновение. Уже в начале 80х годов XVII века русская колонизация амурских земель стала сильно беспокоить китайских правителей, что вылилось в затяжной русско - манчжурский конфликт. Центром конфликта стала русская пограничная крепость Албазино.

Встретив мужественное сопротивление русских гарнизонов в Албазине и в других острогах, а также в силу ряда других причин внутреннего и внешнего характера маньчжуры вынуждены были отказаться от широких военных планов и предложили русскому правительству провести переговоры с целью заключить мир и установить границы. Так как оставлять не урегулированными эти проблемы непосредственной близости от своего домена в предверии запланированного захвата территорий в Центральной Азии представлялось неосмотрительным. В свою очередь русское правительство, не располагая достаточными военными силами для обороны Приамурья, стремясь установить постоянные дипломатические отношения и развивать торговые связи с Китаем, согласилось вступить в мирные переговоры.

Предшествующий период времени непосредственно перед переговорами, для российской стороны проходил в чрезвычайно тяжёлой обстановке, на территории Забайкалья и Приамурья происходили ожесточённые вооружённые столкновения с превосходящими силами противика.

Затем во враждебных действиях последовал перерыв, и каждая сторона начала прощупывать другую на предмет заключения мирного договора. В результате предварительных переговоров было решено созвать совещание русских и китайских полномочных представителей на границе между двумя странами. Сами переговоры между русским посольством, которое возглавил боярин Ф.А. Головин, и представителями цинского правительства во главе с Сонготу, начались в августе 1689 года. Причем проходили они не в Пекине, куда российское посольство не смогло добраться из-за возросшей угрозы уничтожения, а в Нерчинске, который был осажден вторгшимися в русские пределы 12-ти тысячной маньчжурской армии, вооружённой артиллерией и отрядами монгольских ханов.. Им противостояли около полутора тысяч русских стрельцов и казаков без достаточного боеприпаса и продовольствия. В осаде находился и Албазин, главный опорный пункт русских в Приамурье. Цинское посольство постоянно подчеркивало свою готовность в любой момент использовать эти войска для подкрепления своей позиции на переговорах.

К тому же в посольство Китая, наравне с маньчжурами, были включены для непосредственного ведения переговоров состоявшие на службе у цинских властей миссионеры-иезуиты, португалец Томаш Перейра и француз Жербильон. Именно они сыграли в переговорах одну из ведущих ролей. Иезуиты с самого начала рьяно выступали против соглашения с Головиным, что ещё более осложняло обстановку. Главной задачей этих дьявольских посланцев католического мира, заключалась в сохранение монополии в торговле с Китаем и устранение главного конкурента, в лице православного государства, Московской Руси.

Во время переговоров Головин предложил рубежом считать Амур и все земли к северу за Россией, а к югу, за Китаем. Однако китайская сторона выразила претензии на земли севернее Амура, требовала право на города Албазин, Нерчинск, Селенгинск и всю территорию до озера Байкал. Сангату вполне серьезно заявлял, что Амур считался "владением манчжурской династии от самого царя Александра Македонского".

На второй встрече, состоявшейся 13 августа 1689 года, Головин добился того, что пограничным городом должен был быть Нерчинск. По вопросу о землях до Байкала Головин заявил, "что этого не то что чинить, но и говорить о том не мочно".

Сангату постоянно пытался оказывать давление на русского дипломата, требовал, чтобы Москва прислала нового посла, однако Головин был непреклонен. В конце концов, не выдержав дипломатических баталий, китайские власти снова прибегли к откровенному военному шантажу. Вскоре 12-ти тысячное китайское войско окружило плотным кольцом Нерчинск.

При абсолютно неравных воинских силах Головину пришлось пойти на вынужденные уступки. 22 августа 1689 года он согласился провести границу не у Албазина, а по реке Горбице. Но китайским послам уже было мало даже разорения русской крепости. Теперь они требовали ни больше ни меньше как Охотское море, половину Камчатки и земли на реке Лене, которую они, впрочем, даже не могли найти на географической карте. Объяснив абсурдность китайских требований иезуитам, искусный дипломат Головин склонил их на свою сторону, убедив таки послов, что их требования явно завышены.

В итоге проект договора Ф.А.Головина был принят. Соглашение было закреплено тремя статьями Нерчинского договора. 29 августа 1689 года послы завизировали договор печатями, обменялись экземплярами и 31 августа 1689 года расстались. Нерчинский договор, урегулировал отношения стран после военного конфликта и определил систему торговых и дипломатических отношений между ними. Фактически этот первый русско-китайский договор разграничивший сферы влияния обоих государств в Приамурье.

Он состоял из 6-ти статей. Территориальные статьи этого договора в первую очередь касались вынужденной передачи цинскому правительству обширных территорий Албазинского воеводства и отказ России от Амура . К тому же, русские обязались уничтожить и сам Албазинский острог, а Аргунский острог перенести на правый берег Аргуни. При этом, китайцы отказывались устраивать в этом районе какие-либо поселения, так как эта территория становилась для них буферной зоной , а земли между рекой Удой и Большим Хинганом вообще оставались не разграниченными.

Россия уступала Албазин и земли по левую сторону Амура. Граница была проведена по ближайшему к Амуру хребту, идущему параллельно реке, а земли к востоку от реки Зеи в, районе Уди, оставались без разграничения. Таким образом, согласно Нерчинскому трактату, граница между Россией и Китаем четко так и не была определена, кроме участка по реке Аргунь, так как названия рек и гор, служивших географическими ориентирами к северу от Амура, не были точны, не были идентичны в русском, латинском и маньчжурском экземплярах договора. А размежевание земель близ побережья Охотского моря откладывалось. Поэтому Цинское правительство фактического контроля над отошедшей к нему территории не осуществляло, но условия договора соблюдало, до конца 18 века маньчжурских поселенцев в Приамурье не было. Это была вынужденная и временная территориальная уступка, граница была установлена лишь ориентировочно и, в дальнейшем, явно предусматривалась борьба за ее пересмотр в пользу России.

Нерчинский договор, и в частности его территориальные статьи, был подписан в ненормальной обстановке под угрозой физического уничтожения русской делегации и сопровождавшего ее отряда огромными превосходящими силами маньчжуров. Невозможно было в данный период отстоять поселения на Амуре из за неравенства воинских сил. Ввиду этого, договор следует считать насильственным, то есть заключенным под угрозой применения силы. К тому же историки утверждают, что Нерчинский договор как правовой документ абсолютно несовершенен.

По возвращению в Москву Ф.А.Головин едва не подвергся наказанию, однако впоследствии он был щедро награжден и пожалован сибирским наместником.

В последующие века Китаю прийдётся ещё не раз насладится радостью взаимоотношений с «просвящёнными» европейскими державами, и горько пожалеть, что когда то легкомысленно отвергнули Россию.