|
Где царь – там и Москва. Часть 155
Николай II хотел исправить ситуацию. Передал Алексееву телеграмму для Временного правительства, что в подобном случае он меняет решение, передает власть все-таки сыну. Имел полное право! Законный акт об отречении еще не подписывался, Думой не утверждался. Отказ Михаила Александровича принять власть… автоматически возвращал ее Николаю II! Но… Алексеев эту телеграмму не отправил. Сам, по собственному разумению рассудил: вроде бы все утряслось — и еще один новый поворот? Хотя и он вскоре начал прозревать. Говорил генералу Лукомскому: «Я никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, что пошел за ними и что послал телеграмму об отречении императора главнокомандующим». А командующих фронтами предупредил: «В сообщениях Родзянко нет откровенности и искренности». Тем не менее считал, что «отмена уже объявленного манифеста может повлечь шатание умов в войсковых частях и тем расстроить способность борьбы с внешним врагом, а это ввергнет Россию в пучину крайних бедствий». Ну а представитель МИД при Ставке Николай Базили, все эти дни неотлучно находившийся возле Алексеева, направлявший его своими советами, составлявший проекты царских манифестов, 4 марта, когда операция с «отречением» завершилась, выехал в Петроград. В столице он сделал доклады Родзянко, Львову, Милюкову и Гучкову. Нужны ли комментарии?
Стоит отметить, что одним из первых изменило царю высшее духовенство. Зараженность церковной верхушки либеральными ядами сказалась в полной мере. Никто не вспомнил, что государь — Помазанник Божий. В дни февральского безумия никто из священнослужителей не пытался увещевать бунтующих солдат и рабочих, напомнить о присяге всего народа царскому престолу в 1613 г., о присяге Николаю II. 2 марта, еще до его отречения, Святейший Синод признал власть «Временного комитета Думы». 4 марта из Синода вынесли кресло императора, а 6 марта полетели распоряжения всем священникам вместо «царствовавшего дома» поминать на службах «благоверное Временное правительство». Церковь не вступилась даже тогда, когда Временное правительство почти сразу отбросило «благоверность» и перечеркнуло обещания о безопасности и сохранении прав дома Романовых. 7 (20) марта оно постановило арестовать государя и императрицу. Для этого в Ставку был отправлен все тот же Бубликов. С ним прибыло еще несколько комиссаров правительства, они представились, якобы приехали только для почетного сопровождения Николая Александровича в Царское Село. И лишь перед отъездом они предъявили Алексееву приказ правительства об аресте. В тот же день, 8 (21) марта, в Царском Селе генерал Корнилов арестовал государыню Александру Федоровну.
Эти генералы свергли своего Главкомандующего Одновременно внедрялась и подмена понятий. «Временный комитет Думы» учреждался вроде бы для «поддержания порядка». Царя уговаривали отречься именно под тем предлогом, что это поможет восстановлению мира и законности. Он добровольно жертвовал властью ради преодоления кризиса, предотвращения кровопролития — как писалось в акте об отречении, «в согласии с Государственной Думой» (никогда не выносившей такого решения). Сейчас превозносилась уже «революция», а царя объявляли свергнутым преступником. Львов и прочие деятели, дорвавшиеся до власти, разъясняли, что Временное правительство — это и есть «ответственное министерство», за которое велась борьба. Потому что оно «создано Думой». Но и это было обманом. Ведь Дума никакого отношения к образованию правительства не имела. После роспуска царем она вообще больше не созывалась! Поэтому и «отвечать» перед ней Временное правительство не могло. А в итоге без парламента кучка заговорщиков объединила в своих руках такую власть, какой не было даже у царя — и законодательную, и исполнительную, и военную, и верховную! В целом же разыгрался тот самый план, который обсуждался изменниками: устроить крупные волнения и воспользоваться ими. Но кто обеспечил и раскрутил этот сценарий? Сама оппозиция уже трижды — в сентябре 1915 г., 9 января и 14 февраля 1917 г. — показала, что она неспособна осуществить такую операцию. Обратимся к работе генерала А. А. Гулевича , проводившего свое расследование в эмиграции, общавшегося со многими бывшими государственными и общественными деятелями, с представителями французского командования и разведки: «Чем дольше шла война, тем сильнее были подозрения, что Британское посольство участвовало в заговоре против императора и, следовательно, против России, и эти подозрения постепенно подтвердились, не оставив места для сомнений. Родзянко, М. Палеолог, историк Джеймс Нейвор вынуждены признать это…» (см. 21. Гулевич А. А. «Царизм и революция». Калифорния, 1962». В апреле 1917 генерал Жанен - глава французской военной миссии в России, делает следующую запись в дневнике: “Долгая беседа с Р. подтвердила то, что мне ранее говорил М… Он заговорил про революцию, которая, по его словам, организована Британией, точнее Джорджем Бьюкененом и лордом Милнером. Петроград в то время кишел англичанами… Он уверял, что может назвать улицы и номера домов, в которых скрывались британские агенты. Сообщалось, что они давали деньги солдатам и подстрекали их к мятежу. Он лично видел людей, которые точно были британскими агентами, на Миллионной улице, где они передавали купюры по 25 рублей солдатам Павловского полка за несколько часов до того, как те сняли мундиры и присоединились к революции.Из личных бесед я узнал, что лорд Милнер потратил более 21 миллиона на финансирование русской революции» (см. см.журнал «Славянский мир», второй номер, 1927, стр. 296–297). Эти факты подтверждаются донесениями французской разведки, сообщавшей о руководстве переворотом со стороны Бьюкенена, о раздачах денег участникам беспорядков английскими агентами. В Париже вообще встревожились, что англичане устроили революцию из собственных интересов, подставив Францию, ведь царь признал ее право на Эльзас и Лотарингию, на часть германских колоний, а теперь соглашения с ним повисали в воздухе.
Масон высокого посвящения лорд Мильнер – один из режиссёров Февральской революции в России.. Предыстория появления этого беса в Петербурге такова. Правящие круги Англии и Франции были крайне недовольны и встревожены тем, что Россия, которая, казалось, в 1915 году была совершенно ослаблена, вдруг оправилась от поражений и в кампании 1916 года взяла инициативу в свои руки. Становилось ясно, что 1917 год станет годом решительных русских побед. А это означало, что главным триумфатором в итоге войны станет Россия. Гарантом этой победы выступал император Николай II. Он, кстати, не обольщался насчёт истинных намерений союзников, не устававших публично заверять его в своей искренней преданности. Ещё в 1914 году на призыв Англии и Франции воевать до «последней капли крови», государь заметил в близком кругу: «…до последней капли русской крови. Они, по-видимому, так понимают эту войну» В январе 1917 года в Петроград на союзническую конференцию приехала комиссия в лице представителей Англии, Франции и Италии. Английскую делегацию возглавлял вездесущий военный министр лорд Мильнер. Премьер Д. Ллойд-Джордж не скрывал своих надежд на эту конференцию, поскольку полагал, что она «может привести к какому-нибудь соглашению, которое поможет выслать Николая и его жену из России и возложить управление страной на регента». Целью визита Мильнера было заставить Николая II допустить к власти подконтрольную Антанте оппозицию и своих прямых агентов в ставку. В случае если император откажется выполнять эти требования, Мильнер должен был скоординировать действия масонских заговорщиков Думы. Уже после февральского мятежа ирландский представитель палаты общин прямо указывал на Мильнера как на главного организатора русской революции: «Наши лидеры поздравляют кого? Преуспевших мятежников! Они послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить революцию, которая уничтожила самодержавие в стране-союзнице». Во время своего визита Мильнер встретился с самыми активными организаторами антимонархического заговора: председателем Военно-промышленного комитета Думы А.И. Гучковым, главой Земгора князем Г.Е. Львовым, председателем Государственной думы М.В. Родзянко, бывшим военным министром генералом А.А. Поливановым, видным масоном, бывшим министром иностранных дел С.Д. Сазоновым, английским послом Дж. Бьюкененом и лидером кадетов П.Н. Милюковым. По итогам этих встреч императору были предъявлены следующие требования: 1. Введение в штаб Верховного главнокомандующего союзных представителей с правом решающего голоса. 2. Обновление командного состава армии в согласовании с державами Антанты. 3. Введение ответственного министерства. На эти требования император ответил отказом по всем пунктам. Кстати, обратим внимание, что вместе с Милнером на Межсоюзническую конференцию приезжал банкир Бэринг, лорд Рэвелсток. Именно он гостил в Петербурге в январе 1905 г., в дни Кровавого воскресенья. Очередной его приезд снова предшествовал русской трагедии. Случайно ли? А Керенский в самые горячие революционные дни, когда всюду шли погромы, почему-то счел необходимым заняться министерством иностранных дел. Там он позаботился отыскать папки с тайными договорами о проливах Босфор и Дарданеллы и перенес их к себе, в Таврический дворец. Вот это уж точно неслучайно, если учитывать, кому мешали эти договоры. Впрочем, и американцы не остались в стороне от разыгранного переворота — стоит вспомнить загадочный кредит для Терещенко. Полковник Хауз в эти дни писал Вильсону: «Нынешние события в России произошли во многом благодаря Вашему влиянию» (см. «Архив полковника Хауза» / Предисл. А. И. Уткина. М.изд. АСТ, 2004). А американский посол в Германии Додд впоследствии сообщил, что в февральских событиях важную роль сыграл уже знакомый нам промышленник из Чикаго и хозяин российского филиала компании «Вестингауз»: «Крейн много сделал, чтобы вызвать революцию Керенского, которая уступила дорогу коммунизму». Правда, самого Крейна в это время в России не было. Но он был покровителем Милюкова, да и с Гучковым, судя по всему, пересекался. Шатания заговорщиков, сперва ориентировавшихся на британскую модель конституционной монархии, а потом повернувших к слому монархии вообще, обычно представлялись как вынужденные, когда Николай II переиграл их, нашел способ сохранить царство, передав престол не сыну, а брату. Но недавно выяснилось, что и в этом направлении действовал мощный закулисный фактор.
Известный историк П. В. Мультатули опубликовал обнаруженное в архивах США донесение посла в России Френсиса госсекретарю Лансингу от 19 марта: «Приняты все меры, чтобы не допускать никаких претензий на трон как со стороны великого князя Михаила, представляющего прямое наследование после отречения царя и царевича, так и сделать тщетной всякую попытку сохранить императорскую преемственность вплоть до “people act”» (см. Мультатули П. В. «Император Николай II. Мученик». М. изд. «Вече», 2016). Выражение «people act» означает в данном контексте физическое устранение любого преемника, готового занять царский трон. Пожалуй, если добавить эту телеграмму, то и сама картина переворота предстает перед нами в несколько ином свете. Наконец, надо обратить внимание, кто же узаконил переворот? Дума? Она не созывалась. Народ? Нет. Народ был сбит с толку (также, как и в 90-х) головокружительными переменами. В провинции, получая каждый день новую противоречивую информацию, вообще не понимали, что творится. «Узаконили» переворот западные державы, также, как и в 90-х в узаконили Беловежское государственное преступление. Российские дипломаты докладывали, что в правящих кругах Англии радость по поводу революции «была даже неприличной». Ллойд Джордж, узнав об отречении царя, воскликнул: «Одна из целей войны теперь достигнута!» (см. Попов В. И. «Жизнь в Букингемском дворце». М. изд. «Новина», 1996). А американский посол Френсис 18 марта доложил госсекретарю: «Милюков сказал мне конфиденциально, что Бьюкенен имеет от своего правительства полномочия для официального признания, но ожидает, пока итальянский и французский послы также получат такие полномочия. Я почтительно требую, чтобы Вы безотлагательно предоставили мне полномочия признать Временное правительство, поскольку первое признание является целесообразным с любой точки зрения». 20 марта (сразу же после постановления Временного правительства об аресте царя) Френсис получил ответ госсекретаря: «Пожалуйста, свяжитесь с Милюковым, министром иностранных дел, и потребуйте встречи с главой Временного правительства. Во время вашей встречи заявите, что правительство Соединенных Штатов признает новое правительство России». Официальная церемония признания состоялась 22 марта. По Невскому проспекту выехал пышный кортеж — кареты посла, других дипломатов, цилиндры и фраки, парадные мундиры. В Мариинском дворце Френсис вручил Львову верительные грамоты, передал заверения в дружбе и сочувствии революции. 24 марта последовало признание Временного правительства со стороны Англии, Франции и Италии. Уже три кортежа двинулись по Невскому представляться, заверять, поддерживать. Ну кто после этого усомнился бы, что новая власть России «законная»? На аудиенции Бьюкенен поздравил «русский народ» с революцией. Подчеркнул, главное достижение России — это то, что «она отделалась от врага». Под «врагом» понимался не кто иной, как Николай II. Их даже не смутило то, что "враг" этот был совсем недавно награжден высшим британским орденом и произведен в чин британского фельдмаршала «в знак искренней дружбы и любви». Америка встретила переворот в России бурным ликованием. Президент Вильсон гневно осудил «автократию, которая венчала вершину русской политической структуры столь долго». Состоялось два торжественных собрания. 24 марта в огромном и великолепном Карнеги-холле под председательством мэра Нью-Йорка. А 26 марта — в Манхэттен-опере, где собрались полторы тысячи представителей высшей элиты американского общества. Львов, как и в 90-х Ельцин, сразу же доложил: «Мы просим наших американских друзей порадоваться вместе с нами за свободную и счастливую Россию». Собрания почтил приветствиями и Вильсон, от имени президента выступал его советник Элиху Рут. Шифф отсутствовал, лечился на водах, но его избирали почетным вице-председателем, зачитывали его послания. А вице-президент «Американского Общества друзей русской свободы» Джоржд Кеннан открытым текстом рассказал, какой вклад внесли они в падение России, как на деньги Шиффа вели пропаганду в лагерях военнопленных к Японии: «Друзья Русской Свободы посеяли 50 тысяч семян вольности в 100 российских полках. Я не знаю, сколько из этих военных были в Петрограде на прошлой неделе, но мы точно знаем, какое
участие приняла армия в революции…». Радость разрушителей России была безмерна. Финансовые мировые паразиты в лице богоизбранных банкиров были довольны – наконец-то после вековых гонений их бог дал им в управление огромную территорию – ту самую из которой Святослав Хоробрый уничтожил первую империю богоизбраных – Хазарию. По всему миру Февральскую революцию рекламировали как «великую и бескровную», что было еще одной ложью. Только в Петрограде было убито и ранено более 1400 человек. Особенно пострадала полиция. Позже упорно ходили слухи, что на Марсовом поле под видом жертв революции хоронили убитых полицейских. Кровью умылся и Балтийский флот. Кронштадт являлся тыловой базой. Здесь располагались учебные, ремонтные части, тюрьмы, склады. Мятеж кто-то хорошо подготовил, перед матросами открыли винные склады. Есть свидетельства, что им поставляли и кокаин. Разбуянившихся морячков подтолкнули истреблять офицеров. В Кронштадте провозгласили анархическую «республику», важные вопросы решались на «вече» — гудками созывали матросов и рабочих на Якорную площадь. А верховодили в «республике» недоучившийся студент Рошаль и вольноопределяющийся Животовский, двоюродный брат Троцкого. Он перед революцией как-то очень вовремя подсуетился попасть в Кронштадт. В Гельсингфорсе, на главной базе флота, жертв было меньше, но и здесь перебили десятки офицеров, в том числе командующего флотом Непенина, только что поддержавшего отречение царя и признавшего Временное правительство. Здесь взялся руководить анархический совет — Центробалт. А Временное правительство, стопроцентно состоявшее из масонов, вместо наведения порядка первым делом провозгласило «свободы» — слова, печати, собраний, партий и др. Правда, все эти свободы Россия уже имела, они были дарованы Манифестом государя 17 октября 1905 г. Но теперь подразумевалось, что они были как бы неполными, и гражданам предоставлялись еще большие свободы, по сути неограниченные. Погромы и убийства не только не наказывались, а признавались оправданными.
Унтер-офицера Кирпичникова, первым выстрелившего в офицера и положившего начало бесчинствам в Петрограде, князь Львов лично наградил крестом. Анархические гнезда в Кронштадте и Гельсингфорсе никто не трогал, им предоставляли жить как вздумается. Зато правительство одним махом смело всю систему царской администрации и правоохранительных органов — полицию, жандармерию. Места профессиональных чиновников в городах, губерниях, уездах, заняли выборные демагоги провинциального уровня, ничего толком не умеющие. Вместо полиции создавалась «народная милиция», куда набирали всех желающих: дезертиров, люмпенов, революционеров. Стали возникать и новые центры власти. В 1914 г. в связи с военным положением действие конституции в Финляндии было приостановлено, сейм (парламент) распущен. Сейчас он собрался снова, взял курс на отделение от России. А в Киеве наряду с Советом рабочих и крестьянских депутатов возник еще один. В клубе «Родина» собралось около 100 националистов. Их никто не избирал, они никого не представляли, но постановили создать орган для «единения национальных сил», Центральную Раду (по-украински — «совет»).
Председателем заочно избрали профессора Грушевского. Того самого, который пытался в 1914 г. наладить вербовку добровольцев для австрийской армии, в «Легион сечевых стрельцов». Наказали его необыкновенно мягко, сослали в Симбирск, да и то вся общественность, ученые, ринулись просить за него, и перевели в Москву. Но теперь его встретили как «мученика». Большинство в Раде составили украинские эсеры. Приняли декларацию о поддержке Временного правительства, но выдвинули требования автономии Украины — а связь с Россией пусть остается на принципах федерации. Кстати, немаловажная особенность: если в Петрограде масоны регулировали состав правительства, протискивали своих ставленников, то костяк украинских сепаратистов сплошь составили масоны — Грушевский, Винниченко, Петлюра, Скоропадский и др. А принципы лжи, обеспечившие победу революции, работали и дальше. Снова подтверждалось, что истинный вес в кругу заговорщиков далеко не всегда соответствовал их видимому положению и даже вкладу в революцию. Некоторые фигуры до сих пор выглядели ключевыми, но теперь оказались отработанными, ненужными. В первую очередь это касалось Родзянко. Он остался председателем Думы. Но ведь Дума больше не созывалась. Объяснялось, что она избиралась на основе царских законов и не соответствует уровню «свободного» государства. А новый парламент будет создан Учредительным Собранием. Родзянко очутился «за бортом». Указ Николая II о назначении Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича даже не был опубликован. Глава заговора в великосветской среде успел только доехать до Ставки и получил от Львова предписание, что принимать командование ему нецелесообразно. Он понял намек и беспрекословно подал в отставку. Рузский, очевидно, рассчитывал на повышение за свои заслуги. Но и он уже 11 марта был уволен. Откровенные предатели никому не требовались. Одни фигуры сходили со сцены, а выдвигались другие. Керенский получил портфель министра юстиции. В данном качестве он инициировал официальное восстановление конституции Финляндии, признание независимости Польши. Осуществил крутую чистку судебных органов и прокуратуры, поувольняв всех, кого счел «реакционными». Провел общую амнистию всех политических преступников, а заодно и уголовных. Результат стал бедственным. На свободу вышло 90 тыс. бандитов и воров. Хиленькая «народная милиция» не справлялась с ними. Например, в Москве за весну 1916 г. было зарегистрировано 3618 преступлений, а за весну 1917 г. — более 20 тыс. Причем в революционном развале регистрировались далеко не все. Об этих временах хорошо показано в пафосно-пародийном сериале «Рожденная революцией». Но объяснять широкую амнистию идеализмом и чрезмерным гуманизмом Керенского нет оснований. Еще в ходе революции он в Петроградском Совете возглавил операции по арестам министров, полицейских чинов. А едва получив министерское кресло, он почему-то поспешил развернуть настоящую войну против… Распутина. Именно Керенский, а не царь немедленно прекратил дело об убийстве Григория Ефимовича. Но и мертвого не оставил в покое. Всего через два дня после отречения государя Александр Федорович с какой-то стати озаботился, что «в святцах появится еще один святой и к месту погребения потянутся богомольцы». Отдал приказ: «Труп Распутина нужно во что бы то ни стало тихо, без шума найти и уничтожить».
Могилу на месте недостроенной часовни св. Серафима Саровского, где царская семья и их близкие упокоили старца, разорили. Наметили сжечь тело в паровом котле в Политехническом институте. Но по дороге сломалась машина. Тогда сопровождавший отряд из комиссара Купчинского, двух офицеров и нескольких студентов соорудил большой костер в лесу возле деревень Лесное и Пискаревка. Тело Григория Ефимовича облили бензином и сожгли. Между прочим, даже уничтожение мощей святого мученика оказалось пророческим — на этом месте в годы блокады Ленинграда раскинется самое большое и самое трагическое кладбище города — Пискаревское. Интересные зигзаги истории – многие люди, которые соприкасались так или иначе с Распутиным уже после его смерти становились успешными во многих аспектах. Так, Группа «Бони М» после посещения музея Распутина в селе Покровском в Сибири, благодаря хиту про старца, сразу же завоевала мировую славу.
Сергей Собянин был в музее еще до того, как стать столичным мэром, посидел на стуле Распутина… И через два месяца его в Москву забрали. Мэром. Ну а Керенский в марте 1917 г. создал Чрезвычайную следственную комиссию по расследованию злоупотреблений бывших министров и других должностных лиц (см. Боханов А. Н. «Распутин. Быль и небыль». М. изд. «Вече», 2006). Задача комиссии ставилась четкая — во что бы то ни стало доказать измену царя, императрицы и подтвердить грязные сплетни в адрес Григория Ефимовича. Мы уже отмечали, что комиссия искала очень широко, глубоко, интенсивно. Но все обвинения рассыпались в прах. Не удалось найти не то что доказательств, а ни малейших зацепок. Например, в числе арестованных оказалась Анна Вырубова. Ее-то вся общественность признавала однозначной любовницей Распутина. Больную женщину, инвалида, держали в Петропавловской крепости, допрашивали. Комиссия не постеснялась подвергнуть ее даже медицинскому обследованию, которое вдруг установило, что она… девственница (см. Платонов О. А. «Жизнь за царя. Правда о Григории Распутине». СПб. 1997). Впрочем, хоть комиссия и маркировалась «для расследования злоупотреблений», но в ее действиях о законности говорить было трудно. Вина банкира Рубинштейна была уже доказана на суде, всколыхнувшем шум о его мнимых связях с Распутиным. Рубинштейна приговорили к ссылке под бурные восторг общественности. Но вот его-то освободили. Прокурор Завадский вспоминал, что увидел его, когда банкир завтракал вместе со следователями и членами комиссии, он был приглашен уже в качестве свидетеля давать показания против… генерала Батюшина. В итоге спекулянт-изменник уехал в Стокгольм, где продолжил дела со своим партнером Ашбергом. А в тюрьму попали Батюшин и его контрразведчики, докопавшиеся до подрывной работы банкиров, промышленников (и Гучкова, как мы помним). Причем судьба тех, кто был арестован Временным правительством, тоже оказалась различной. Некоторые, как министр финансов Барк, сразу вышли на свободу. А других, как Батюшина, начальника Охранного отделения Глобачева, контрразведчика Комиссарова (успешно работавшего в 1905 г. против англичан), вообще не выпустили. Их освободили только большевики. Не выпустили и Протопопова. Его признали психически ненормальным, поместили в лечебницу. В 1918 г. большевики расстреляли его. Похоже, он знал слишком много и его роль была слишком неприглядной, чтобы сохранить ему жизнь. Точно так же в 1918 г. были ликвидированы Манасевич-Мануйлов, Хвостов, Белецкий, Рузский. Стоит отметить еще один объект внимания Керенского на посту министра юстиции. Невзирая на провозглашенную свободу партий, слова, печати, он под маркой «черносотенных» запрещал монархические организации и газеты. Таким образом, если бы даже Учредительное Собрание состоялось в сентябре, на нем остались бы представлены только республиканцы, и решение главного вопроса, о государственном устройстве, было предопределено. Как видим, Керенскому дали очень важное поле работы. «Двигатель» заговора Гучков стал военным министром. Начал он свою деятельность с весьма многозначительного распоряжения. В 1900 г. царь ввел в армии боевые знамена нового образца — с вышитым на них образом Спаса Нерукотворного и надписью: «С нами Бог». Их освящали по особому чину, под этими знаменами наши воины сдержали японцев в Маньчжурии, освобождали Галицию, брали неприступный Эрзерум, поднимались в атаки Брусиловского прорыва. Гучков приказал сдать все знамена в Интендантское управление. Якобы для того, чтобы снять с них императорские вензеля. Но дело почему-то зависло. В воинские части их так и не вернули. Ну и давайте сопоставим. Пока царь был во главе армии, она не потерпела ни одного поражения. Без царя и без этих знамен-икон она не одержала больше ни одной победы.
Она стала разрушаться. Еще 1 марта Петроградский Совет за подписью Чхеидзе издал Приказ № 1. В войсках вводилось коллегиальное командование, солдатские комитеты, отменялось чинопочитание, дисциплинарные взыскания, допускалась обсуждение приказов, свобода митингов, отстранение неугодных начальников. По телеграфу Приказ № 1 разослали по России, он попал на фронт. В воспоминаниях, записанных Базили, Гучков изобразил, что всегда был монархистом в душе, боролся за спасение армии. Как он настоял создать согласительную комиссию, и после трудных споров Петроградский Совет издал Приказ № 2 — уже с пометкой «по согласованию с военным министром». В нем уточнялось, что Приказ № 1 вводится только в тыловых районах, а на действующую армию не распространяется. Но было поздно, во многих фронтовых частях солдатские комитеты уже возникли, и было решено не трогать их во избежание конфликтов. Как всегда, это оказалось враньём. Если военный министр хотел спасти армию, не лучше ли было вместо согласительных комиссий издать свой приказ по войскам о недопустимости принимать распоряжения посторонних организаций? А Приказ № 2 «по согласованию с военным министром» подтвердил на всю страну — да, Петроградский Совет имеет право командовать армией, устанавливать в ней свои порядки. Но и после издания Приказа № 2 сам Гучков собственными распоряжениями распространил на все вооруженные силы многие положения Приказа № 1. Он провел и капитальную чистку командного состава, поувольняв троих главнокомандующих фронтами, ряд командующих армиями, корпусами, дивизиями, старших офицеров. Многих снимал «за монархизм», как главнокомандующего Румынским фронтом Сахарова. Сами по себе масштабы чистки сломали армейский порядок, подорвали авторитет начальников, солдатские комитеты принялись помыкать ими, а командиры начали заискивать перед солдатами, опасаясь, что их обвинят в «контрреволюционности» (см. Деникин А. И. «Очерки русской смуты» // журн. Вопросы истории. 1990–1994 гг). Разложение пошло стремительно. 19 апреля немцы ограниченными силами предприняли частную операцию на Юго-Западном фронте, решили отбить Червищенский плацдарм на р. Стоход. Его обороняли 14 147 человек. Из них в бою было убито и ранено 996, а 10 376 пропали без вести. То есть сдались или дезертировали. После этого Людендорф пришел к выводу, что России можно не опасаться, и на фронте наступило затишье. Русские были уже неспособны на активные действия, а неприятельское командование приказало не тревожить их. Опасность сплачивает людей, не надо мешать им разлагаться дальше (см. Уткин А. И. «Первая мировая война». М. изд. Алгоритм, 2001). «Третий кит» Временного правительства, Милюков, стал министром иностранных дел. И если царская власть отстаивала национальные и государственные интересы, то теперь послы Англии и Франции распоряжались российскими министрами как своими приказчиками! Каждое их слово становилось непреложным указанием, обязательным к исполнению (см. Меркулов Д. Н., Бобровник В. М. «Контрреволюция и национальная идея России». М., 2003). Кстати, подобная зависимость от иноземцев становилась отличным козырем для большевистской и немецкой пропаганды. Агитаторы внушали: «министры-капиталисты» продались с потрохами, воюют за чужеземные интересы. А германское командование 29 апреля утвердило текст новой листовки для распространения на фронте — «русские солдаты являются жертвами британских поджигателей войны». Вот теперь-то в Берлине возникли реальные надежды не только как-нибудь продержаться, а завершить войну с крупным выигрышем за счет России. Активизировали поддержку большевиков, снова выделили Парвусу крупные суммы, 5 млн марок. Германское руководство одобрило формулу, придуманную генералом Гоффманом: призывать к миру «без аннексий и контрибуций», но при этом не забывать «право наций на самоопределение». Области, которые самоопределятся, попадут под контроль немцев. В немецкой ставке даже выпустили брошюру «Будущее Германии» с картой России, там были обозначены месторождениями полезных ископаемых, места проживания «нерусского населения», рассматривались возможности колонизации (см. Уткин А. И. «Первая мировая война». М.изд. «Алгоритм», 2001). Но снова мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией! Германия делала ставку на революционеров, а Милюков, еще недавно вопрошавший с трибуны «глупость или измена?», принялся собирать этих революционеров в Россию! Министерство иностранных дел разослало указания российским посольствам и консульствам за рубежом — предложить политическим эмигрантам воспользоваться амнистией. Мало того, обеспечить им проезд на родину за казенный счет (см. Шамбаров В. Е., Чавчавадзе Е. Н. «Лев Троцкий. Тайны мировой революции». М. изд. «Вече», 2016). Новые властители России поспешили засвидетельствовать лучшие чувства не только перед союзниками и революционерами, но и перед международными богоизбранными кругами. Под руководством Керенского стали разрабатывать закон о равноправии иудеев. О том, что подобный закон уже был издан указом царя еще 1915 году, когда «черта оседлости» уже отменена, никто не вспоминал. Авторы обращались к думской «Коллегии еврейских общественных деятелей», согласовывая каждое положение. Причем члены Коллегии оказались более рассудительными, чем министры и их помощники. Указали, посмеиваясь (они то знали уже, что империя будет под их контролем), что публикация такого закона будет выглядеть просто глупо. Предложили, чтобы он «носил общий характер и отменял все существующие вероисповедные и национальные ограничения» (см. Саттон Э. «Уолл-стрит и большевистская революция№. М.изд. «Русская идея», 1998). Керенский с товарищами учли критику и сделали именно так, как задумали богоизбранные…Их усердие оценили. Сам Шифф прислал телеграмму министру иностранных дел Милюкову, впервые принял благожелательный тон к России, поздравил с «великой и бескровной революцией». Милюков в ответной телеграмме рассыпался в изъявлениях дружбы. Стараясь подольститься, расхвалил кафедру социологии, которую Шифф основал в одном из американских университетов. Между прочим, это упоминание в правительственной телеграмме наводит на размышления. Дело в том, что кафедра Шиффа стала первым в США центром, который начал на научном уровне внедрять теории иллюминатов.
Это одно из самых радикальных течений масонства, основанное в 1776 г. в Баварии Адамом Вейсгауптом. В переводе с латыни «иллюминаты» — «просвещенные». Хотя возможно и иное толкование: «люди света», «несущие свет» (а «князем света» оккультисты называют Люцифера). Они провозглашали своей задачей разрушение всех мировых религий, монархий, института семьи и брака, слом всей традиционной системы ценностей. А также всеобщую глобализацию со стиранием государственных границ и национальностей. В XVIII в. такие цели выглядели бредовой утопией. Но сегодня XXI в. вряд ли кто-нибудь назовет их фантастическими. Мы уже упоминали, что к иллюминатам примыкали Парвус, Троцкий, германские «спартакисты». В частности, Парвус основал журнал «Колокол», который проповедовал необходимость грядущей глобализации. Именно такие теории стала разрабатывать кафедра Шиффа, обосновывая, что мир вступает в новую эру, «эру технократов», когда наднациональные обладатели финансовых ресурсов должны взять на себя руководство мировой политикой, производством, контролировать природные запасы, взгляды и чувства человечества. Причем подобное направление деятельности Шиффа оказывается далеко не случайным. Известно, что он являлся одним из высших иерархов масонского ордена «Бнайт Брит» (см. Меркулов Д. Н., Бобровник В. М. «Контрреволюция и национальная идея России». М., 2003). А этот орден возник в середине XIX в. в Нью-Йорке, когда часть иллюминатов, запрещенных в Германии и эмигрировавших в США, объединилась с некоторыми протестантскими и иудейскими сектами (см. Шамбаров В. Е., Чавчавадзе Е. Н. «Революция: западня для России». М. изд. «Вече», 2017). 4 апреля 1917 г. Америка стала официальной союзницей России, сенат США проголосовал за вступление в войну. Как и писал Хауз в прошлом году, почти сразу же после отречения и ареста царя. При этом господство Вильсон щедро поощрил финансовых магнатов, окружавших его. Барух был назначен министром военной индустрии, получил власть над всеми заводами США — стал настоящим экономическим диктатором. Майер стал главой Военной Финансовой Корпорации, заведуя всеми расходами. Додж и Дэвисон возглавили Американский Красный Крест. Высокие должности и полномочия получили Маршалл, Варбурги. К новым властителям России олигархи США проявляли симпатии. Был создан «Американский комитет по поддержке демократического правительства в России», куда вошли 36 финансовых и политических тузов: Шифф, Дюпон и др.
В кабинете Львова возникла идея осуществить «Заем свободы». Финансовый советник Временного правительства Б. Каменка (председатель правления Азовско-Донского банка) вместе с банкирами А. Гинцбургом и Г. Слиозбергом первым делом обратились к Шифффу, и он сразу согласился поддержать начинание. В свою очередь, и Временное правительство тянулось к таким покровителям. В США оно назначило нового посла — масона Бахметьева. Он перед американцами откровенно заискивал, даже высказал пожелание, чтобы Вильсон взял на себя ведущую роль в мировой политике и «позволил России следовать за ним» (см. «Архив полковника Хауза» / Предисл. А. И. Уткина. М. изд. АСТ, 2004). Еще при царе для распространения объективных сведений о нашей стране в США было создано Русское Информационное бюро. Теперь почетными советниками этого бюро стали… Шифф, Барух, Маршалл, Селигмен, Страус, Вайс. Как видим, дружба выглядела самой тесной. А из-за границы, пользуясь амнистией и радушным приглашением Милюкова, в Россию ринулись «борцы за свободу». Причем можно отметить: первыми сориентировались те из них, кто был связан с Парвусом. Сразу же, когда еще только начались беспорядки в Петрограде, из Копенгагена выехал в Россию Ларин (Лурье). Из США сорвалась с места Коллонтай. В Стокгольме она участвовала в совещании с Парвусом, Ганецким и Воровским. Потом очутилась в Гельсингфорсе, где установила более чем тесные контакты с матросским вожаком Дыбенко. Он стал очередным фаворитом Коллонтай, подчинил своих анархистов большевикам. Рвался на родину и Ленин. Об этом «товарище» мы расскажем в следующей публикации… Продолжение следует… |
