Начавшиеся при Василии III дворцовые козни и расприприобрели свою критическую фазу во времена царствования Ивана Грозного. Немало этому способстовали приезжие немцы, которых, как и Василий, так и Иван радушно привечали. Увы, славянское гостериимство вылезало князьям, а заодно и всей Руси боком. Партия Шуйских вкупе с иностранными послами-гостями потихоньку разъедала государственный организм.

Как уже было сказано в предыдущей публикации, Иван Вельский не стал мстить своим недругам. Не тронул он и Ивана Шуйского. Он даже поручил ему командование русскими войсками, чтобы Шуйский победоносным походом на Казань вернул себе честное имя. Однако у того оказались иные планы, ведь Шуйский никак не мог примириться с отстранением его от власти. Находясь среди ратников, Иван Шуйский «обещаниями и ласками умножил число своих единомышленников».

И вот ночью 3 января 1542 года заговорщики прибыли в Москву, ворвались в дом Ивана Вельского и схватили князя. Также были захвачены и все его сподвижники. 



Иоасаф, митрополит Московский.
Роспись алтаря церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Московской Духовной Академии. 1988 г.

http://www.pravenc.ru/text/578036.html

Не забыл Шуйский и о предательстве митрополита Иоасафа. Надеясь на защиту царя, тот укрылся в его покоях. Однако двенадцатилетний Иван сам трепетал от страха, когда вооруженные мятежники ворвались в его покои и схватили митрополита. Иоасаф, как и его предшественник, был отправлен в монастырь.

На рассвете в Москву прискакал сам Иван Шуйский и вновь объявил себя главой русского царства. А чтобы обезопасить себя от новых политических переворотов, он приказал убить заключенного в темнице Вельского. После этого «все прежние насилия, несправедливости возобновились».

Впрочем, Иван Шуйский недолго наслаждался властью. Подобно своему брату, он вдруг разболелся и в 1543 году отошел от дел. Следующие пару лет до самой смерти он не занимался политикой. Правда, государству от этого легче не стало, так как вместо себя Шуйский оставил править троих своих родственников.

Иван IV к тому времени уже достаточно повзрослел и начал думать о государственных делах. Чтобы противостоять Шуйским, ему нужны были надежные союзники. Одного из них он нашел в советнике думы Федоре Воронцове.

Да только Шуйские мигом показали царю, в чьих именно руках находится власть. На одном из советов они принялись открыто обвинять Воронцова в мнимых изменах, после чего выволокли из палат и стали жестоко избивать. Царь умолял сохранить несчастному жизнь.

Когда Ивана попытался поддержать митрополит, один из прислужников Шуйских наступил тому, (по сообщению Карамзина), на мантию и разорвал ее в знак презрения. После чего Шуйские великодушно согласились не убивать Воронцова, а лишь заточили его с сыном в темницу.

И все же Шуйские понимали, что близится время, когда Иван достигнет совершеннолетия и возглавит государство. Как он поступит со своими обидчиками? Тогда Шуйские изменили тактику и стали прилагать максимум усилий, чтобы добиться расположения молодого царя. Они исполняли любые его прихоти. Каковы учителя, таков и ученик - от Шуйских Иван IV перенимал в том числе и «наклонность к сластолюбию и даже к жестокости».

При этом Шуйские старались, чтобы Иван как можно меньше интересовался вопросами управления государством. Они мечтали лишь, чтобы будущий царь продолжал развлекаться, поменьше думал о власти и не забывал чтить их - своих благодетелей. И конечно же, они не ведали, что таким образом воспитывают своего палача, у которого жажда мести «постылым Шуйским» глубоко затаилась в самой глубине души.

Летом 1547 г. страшный пожар уничтожил Москву. Разъяренная толпа ворвалась в Кремль. Все обвиняли в поджоге Москвы дядю царя, Юрия Глинского. Мятежники растерзали князя Юрия, а дворы Глинских в Кремле разорили дотла. Но на этом бунт не закончился. 29 июня огромная, возбужденная толпа двинулась в Воробьево, где в летнем дворце пребывал Иван. Вызвав великого князя на крыльцо, бунтовщики потребовали выдать им с головой всех Глинских.

Когда хотят сказать о том, что маленькие, незаметные причины могут повлечь за собой грандиозные последствия, пользуются старинной русской поговоркой: «От копеечной свечи Москва сгорела». В данном случае она уместна даже не на сто, а на все триста процентов.

Во-первых, точное совпадение в «маленькой причине». Летописный сборник, составленный со слов очевидцев, рассказывает о начале одного из самых жутких пожаров так: «Загореся за городом на посаде на Острову (в районе нынешней Библиотеки Ленина) в монастыре церковь от свечи. И учало горети на все стороны».

Во-вторых, масштаб жертв и разрушений. Тот же летописец, начав было перечислять объекты, куда перекинулся огонь, явно понимает, что одни только названия улиц и церквей займут непозволительно много места. Поэтому говорит в стиле газетной передовицы: «Прочо же вкратце скажем – весь град выгоре. За градом же посад выгоре мало не весь. Не видно иного ничего же, токмо дым и земля и трупие мёртвых многолежаще».

О том, почему, собственно, банальный пожар, каких в Москве бывало по нескольку за год, в этот раз превратился в стихийное бедствие, летописец обходит молчанием. Правда, замечает, как бы вскользь, один любопытный момент: «Каменное строение выгореша изнутри, стрельницу же града розорва зелием».

Какую именно «стрельницу», то есть башню, и каким «зелием» разорвало, не говорится, поэтому придётся уточнить.



1-я Безымянная сегодня...

Имелась в виду Первая Безымянная башня Московского Кремля. Она имеет ещё одно название – Пороховая. Неудивительно, что её разнесло вдребезги:

«Розорва стрельницу и размета кирпичие по берегу рекы Москвы и в реку».

С небольшой натяжкой, можно сказать, что в этом грандиозном пожаре частично был виноват и сам молодой Иван. Да и что можно было ожидать от семнадцатилетнего парня в управлении таким государством. По подсказке воевод, готовясь к взятию Казани, Иван распорядился свозить «пороховое зелье» в Москву и размещать его в башнях Кремля.

Подготовка к походу на Волгу велась долго и кропотливо. «Селитряной» повинностью были обложены не только тяглые прослойки населения – крестьяне и посадский люд, с которых брали «по пуду пороха от 20 дворов, чей двор ни буди», но и Церковь, что не лезло уже ни в какие ворота. Правда, со священнослужителей брали меньше: «А с каждых шести попов по две гривенки зелья».

Можно сказать современным языком, что Иваном в стратегическом планировании были допущены некоторые недочёты логистики, а также нарушена техника безопасности. Весь этот порох предназначался для разрушения укреплений совсем другого города – Казани.

Так как все эти пуды и гривенки стекались в Москву, то «копеечная свеча» сделала свое дело, «розорва» не только одну башню Московского Кремля. Взрывы пороховых складов возникали во время пожара тот там, то тут, добавляя в общую картину бедствия совсем уже адские краски.



Карамзин Н.М. - слово_блуд отменный...

Вот как в этом упражняется словоблуд Николай Карамзин:

«Огонь лился рекою, и скоро вспыхнул Кремль, Китай-город, Большой посад... Треск огня и вопль людей от времени до времени был заглушаем взрывами пороха, хранившегося в Кремле и других частях города».

Если бы не пожар, Взятие непокорного осколка Большой Орды – Казани, могло бы состояться на несколько лет ранее. А так его пришлось отложить до 1552 г.

Но, как говориться – «нет худа без добра». Возможно здесь как раз и всплывает третье следствие той самой «копеечной свечи», с которой всё и началось. Для начала Иван IV усовершенствовал противопожарные меры. В частности, указал, чтобы в каждом московском дворе находился чан с водой для тушения пожаров и веники на длинных шестах, которые, смоченные в воде, помогали в тушении залетевших искр.

Изменилась и городская планировка – теперь через каждые десять дворов велено было делать проулок для беспрепятственного доступа пожарных. Правда, самих пожарных пока ещё предстояло завести.

И в этом моменте сошлось сразу две больших стратегии. Мысль о том, что пора бы уже усовершенствовать и унифицировать военную систему, посещала ещё отца Ивана, Великого князя Василия III. Но пожар 1547 г. здорово подхлестнул усилия в этом направлении.

Уже в 1550 г. появились стрелецкие полки. Регулярное войско – первое в России и одно из первых в Европе, где их называли «русские мушкетёры».

Считается, что это был серьёзный прорыв прежде всего в организации вооруженных сил, как таковых, позволивший Ивану Грозному долгое время побеждать на всех фронтах, а впоследствии минимизировать поражения в Ливонской войне.

Всё так. Но не будем забывать и о том, что боевое крещение стрельцы прошли только в 1552 г. под стенами Казани. Проявили они себя в том деле отменно. А до этого их обязанностью было несение службы пожарной охраны Москвы. Иными словами, выводы из пожара 1547 г. молодой царь сделал правильные. И далекоидущие. Но вернемся к пожару.

Но вернёмся в село Воробьёво, где с немалым трудом юному Ивану удалось успокоить толпу. Навсегда запомнил царь тот час, когда он, беззащитный юноша, стоял перед толпой народа. В те дни он решил изменить политику: отстранить стоявших у власти Глинских, пытавшихся склонить Ивана к дружбе с Литвой, и начать преобразования в государстве.

Царь растет, мужает – ему нужна царица, для продолжения рода царского. Иван ищет себе подругу жизни…

Но об этом в следующей публикации…